Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА Страница 20

Югана молчком ушла на улицу и развела костер на старом огнище. Когда огонь разгорелся, пришли Андрей с Леной. Сели у костра на трухлявую плаху, прибитую к двум вкопанным чурбакам. Андрей принялся точить на оселке охотничий нож. Через несколько минут, когда нож будет наточен, Югана приведет к костру Кучума с завязанными глазами и посадит рядом с Андреем.

– А мне можно присутствовать при исцелении?

Югана не ответила, но Андрей молча кивнул: мол, присутствуй. Тамила же так и осталась в избе, не пошла со всеми на берег. Началось изгнание бородавок. Андрей тихо говорил что-то по-эвенкийски. Лена ничего не понимала, зато Югана одобрительно качала головой после каждого слова Андрея.

– У тебя, Дух Болот, много жаб. Зачем Кучуму бородавки? Отдай их самой молодой жабе. Они ей на пользу и красоту пойдут. Зачем Дух Болот обидел Кучума? Кучум знает обычай предков. Он никогда не топтал жаб ногами, не брал руками. Я не очень прошу тебя, Дух Болот. Жертву тебе давать нынче не буду, потому что я сильнее. Я – сын большого Шамана из племени Кедра. В дальней избушке на берегу круглого озера у меня лежит тугой бубен и священная шуба моего деда. Но зачем на малька ставить режевку?..

– Шаман все правильно говорит, – шепотом одобрила Югана.

– Клади, Илья, руку мне на колено. Если больно станет, не кричи, – Андрей обвел концом ножа ладонь, заросшую бородавками.

– Говори, Шаман, с Духом Болот, – попросила Югана.

– Кожу надо отодрать с ладони. Ножом подрезать корни каждой бородавки, – на эвенкийском языке продолжал Андрей. – Потом кожу обратно приложу. Она скова прирастет. С подрезанными корнями любое дерево засохнет, исчахнет и развеется трухой по ветру. Так будет и с бородавками…

– Ты уверен, что бородавки сойдут? – спросила Лена, когда Илья с забинтованной рукой ушел в избу.

– Испытано столетиями.

– А зачем забинтовал руку?

– Я ведь ему кожу «отдирал», – улыбнувшись ответил Андрей. – Внушение – великая сила…

– Да…

Лене вспомнилось, как в медицинском институте рассказывал старенький профессор о методах лечения, которые применял в молодости: поставил в кабинете магнето – электричество тогда только входило в моду-и «убивал» бородавки током…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Дом с облупившейся от времени вывеской стоит в центре деревни. На вывеске еще можно прочитать ровные желтые буквы: «Сельпо». Пятистенник рублен всего шесть лет назад. В большой половине дома – магазин, а в меньшей живет Соня Трегубова. Очень удобно Соне. Да и жителей Улангая устраивает такое положение. В любое время дня и ночи приди к Соне – всегда какой надо товар отпустит. Долго ли к прилавку пройти, если есть внутренняя дверь в магазин прямо из комнаты. Накинет Соня на скорую руку халат, сходит в магазин, и получи запоздалый покупатель, что нужно… Правда, обычно под рукой у Сони мелочи не находится на сдачу. Но кто на это обижается! Не станет же продавщица в потемках копейки отсчитывать. Рыбаки и охотники народ такой: вернутся ночью домой – харч, глядишь, надо закупить либо сапоги. Ждать некогда – утром чуть свет снова отправляться на промысел. А сколько проходных катеров останавливается – команде и пассажирам перекусить требуется. Случается, к кому-нибудь запоздалый гость нагрянет. Где гость, там угощенье – снова не миновать магазин. А бывает, хозяева и гости меру забудут: ночь-полночь стукают Соне в окошко, бутылочку просят.

Вот за эту-то безотказность уважают Соню улангаевцы. Но на всех не угодишь, вот и перемывают старухи Сонины косточки от безделья. Соберутся на завалинке, пощелкивают кедровые орехи, у которых зубы есть, вьют веревочку из разных разговоров: «Сахар-то в продаже нынче шибко мокрый… С чего бы это? У склада крыша без дыр…» Только начнет одна, а там, глядишь, припомнят, что было и не было. Но если разобраться, Соня опять тут ни при чем. Завозят продукты за тысячу километров, из самого Томска. Дорога все водой идет. Отчего тут сахару сухим быть? Или еще, взять такой пример: к апрелю обычно полки магазина лысеют. За зиму водка и вино выпивается, махорка искуривается. Курильщики переходят на самосад, а о выпивке к весне ближе, к распутице, и говорить мужики забывают. К такому-то времени приберегала обязательно Соня бочку спирта. Мужики и рады, а острые на язык бабы поговаривали вполголоса, что разбавляет Соня спирт колодезной водичкой… шибко разбавляет. Сказал ей однажды об этом Костя при всем честном народе. Какой шум Соня подняла.

– Ты за кого меня принимаешь? Выкидывайтесь из магазина, приводите председателя артели, будем опечатывать бочку и экспертизу вызывать.

А какую и откуда вызовешь экспертизу, если на Югане лед колотым сахаром лежит, распутица кругом. Мужики приперли Костю к прилавку, заставили слова свои обратно взять. Посмотрел Костя на мужиков, видит по глазам: знают все, да помалкивают. Не ко времени такой разговор.

Но недолюбливала Соня с тех пор парня, при каждом удобном случае старалась насолить Косте Волнорезову. Однако в торговле осторожнее стала.

Очень любит Соня деревенских ребятишек. И любовь эта не показная. Есть у нее список всех мальчишек и девчонок, помечен в этом списке день рождения каждого. В больших семьях даже отец с матерью не всегда упомнят, кто когда родился, а Соня знает. Приготовит она подарок: конфеты, игрушки или книжки, и отнесет имениннику прямо домой или к себе пригласит. И тогда маленькие гости рассядутся за столом, чаевничают важно. А на столе Соней разные сладости расставлены – компоты, печенье, варенье и, конечно, конфеты. Радости ребячьей нет края. Танцуют, пляшут, поют. Глядит Соня на веселье ребячье и забывает о себе.

Хоть и не старая, тридцать лет всего недавно исполнилось, полный в доме достаток, но считает Соня прожитую жизнь неудачной. Мужа она не любила. Работал ее Арон тоже по торговой части. Вел приемку ягод и кедрового ореха. В путину заведовал артельным рыбозасольным пунктом. Имелась у Арона слабость: любил тихими вечерами сиживать с удочкой на берегу Югана. Очень уважал окуневую уху, которую именовал щербой. Перед щербой обычно пропускал стаканчик водки, а потом на сытый желудок любил полежать под марлевым пологом, на звезды поглядеть, помечтать. В большие праздники надевал военный китель и медали – бывший фронтовик! Таким он и остался в памяти ребятишек, которых нередко брал с собой на окуневую рыбалку. А погиб он нелепо. Известно улангаевцам только, что нашли Арона за десять верст от деревни рыбаки: прибило вспученное тело к берегу.

Соня – женщина стройная в талии. Упругая, как пружина. А уж походочка! Пойдет по улице, будто под коромыслом с полными ведрами. Русая косища не приплетенная, своя. И так эта коса к походке Сониной идет – играет распущенным кончиком от одного литого бедра к другому. Выворачивают шеи мужики, глядючи вслед продавщице. Из себя выходят от ревности сторожкие жены.

На здоровье свое Соня не жаловалась, но последние дни пасмурно стало у нее на душе, поясница побаливала. В конце весны завоз товаров на зиму был. Где мешок поправит Соня, где ящик подвинет – надорвалась, видно. Решила идти в субботу к Андронихе. Выслушала Сонину жалобу бабка Андрониха, покачала головой:

– Помять тебя надо в баньке. До заката солнца приходи. И бутылочку не забудь для пользы дела…

– Коньяк, бабуся, сгодится?

– Можно и на ем развести настой кореньев аира болотного, – быстро согласилась знахарка.

Баня у Андронихи на отшибе. Ветхая баня, по-черному топится. Крыша пологая, земляная, пучится летом высоченной лебедой. Двери низкие, щелястые, тряпьем проконопачены. А окно четырехклеточное, светлое. В вечернее время солнечные зайчики веселыми гостями сидят на прокопченных стенах с густыми потеками выступившей золотистой смолы.

У бабки Андронихи лечились и лечатся не только улангаевские бабы. Слава о ней, притом добрая, идет далеко по юганским деревням. Берет плату Андрониха только в том случае, если лечение получается успешным. В этом большая дальновидность бабкина: выздоровевшая женщина не забудет при надобности указать адресок своей исцелительницы.

В хорошо протопленной бане лежит на широкой лавке Соня. В мыльной пене утонула. Руки старухи успокаивающе скользят по упругому телу, мнут его, гладят, и неторопливый голос вселяет уверенность.

– Еще немножечко потру… Все как рукой снимет… С недельку попьешь аирного настоя, мигом все пройдет… А главная твоя болезнь, Сонюшка, другая… Надо мужика тебе. Вредно, девонька, терпеть… Супротив естества идти…

– Да я и не против, – откровенно призналась Соня, – только, бабуся, разговоров людских боюсь. Так ведь не получится, что никто ничего не узнает. В нашей деревне каждая душа на глазах… – она помолчала и добавила: – Все я жду, жду и думаю: вдруг попадется хороший человек, замуж выйду. Вот и терплю, худой славы не хочу.