Ирина Семина - Как мамочка за чудом ходила Страница 20

— А ты не бойся, — посоветовал Альбатрос. — После хорошего шторма всегда наступает штиль, не замечала? Ты думаешь, в Житейском море только волны страшны? Да ничего подобного! Волна приходит и уходит, и если команда дружная — ничего она вашему Кораблику не сделает! Страшнее всего, когда вы сами глаза на неполадки закрываете. Кстати, хочу заметить, рыба кончилась…

Волна приходит и уходит, и если команда дружная — ничего она вашему Кораблику не сделает! Страшнее всего, когда вы сами глаза на неполадки закрываете.

— Знаешь, Альбатрос, ты за рыбой завтра прилетай. А я сейчас другим займусь…

— Чем, если не секрет? — полюбопытствовал жадный до рыбы и до секретов Альбатрос.

— Пойду на капитанский мостик. Приглашу его на румбу. И все ему скажу! Что я его люблю. И принимаю. И попрошу прошения за то, что никогда не смогу жить по графику! И еще — что я благодарна ему за то, что он стал нашим Капитаном. А потом на Острова, на две недельки. Шторм переждать.

— Молодец, Боцман! — одобрил Альбатрос. — Вот это по-нашему, по-морскому. Удачи!

И она пошла к своему Капитану — восстанавливать равновесие.

Подходя к рубке, она увидела его и невольно залюбовалась. Их Отважный Капитан стоял у штурвала, обложившись графиками и таблицами, и смотрел вдаль, и на лице у него была железная решимость во что бы то ни стало провести их Маленький Семейный Кораблик мимо всех мелей и рифов, минуя все мыслимые и мыслимые опасности, туда, где находится конечная цель всех Семейных Корабликов — зеленый и безмятежный Берег Счастья.

ЧУДО ДВЕНАДЦАТОЕ

Я сказку аж два раза прочитала. И это мой муж сочинил??? Ну, не ожидала! Конечно, он человек творческий и фантазировать очень даже способен, но чтобы вот так сесть и сказку сочинить — такого за ним сроду не наблюдалось. Вот чудеса-то какие!!!

Сгребла я тетрадку и отправилась к нему на кухню.

— Это ты про кого сказку-то сложил?

— Так про нас же! Про нашу, стало быть, семью…

— Ну и не похоже! Все тут шиворот-навыворот. Жена-боцман мне, честно говоря, больше тебя напомнила. А Капитан… Если бы ты в образе Капитана меня вывел — я бы даже и не возразила. Вылитая я!

— А так вот у меня написалось, и ничего я с этим поделать не смог, — признался он. — Если честно, то у нас в семействе ты капитанствуешь. Чего уж там, признаю!

— Ну, капитанствую. — Я даже немного растерялась. — И что с того? Ты же вроде не против был?

— Да я и сейчас не против. Я ж не к тому написал, чтобы за капитанство бороться. А к тому, чтобы ты отвлеклась немного от схем, графиков и планов, и, например, румбу со мной станцевала. Или на острова бы сплавали. Или еще какое безумство совершили!

— Но если корабль бросить, он же с курса сбиться может! — взволновалась я.

— А мы автопилот включим. Или автоштурмана — как он там на кораблях называется?

— Боязно мне. А вдруг чего случится?

— А вдруг нет?

— Знаешь, на «вдруг» полагаться… — поежилась я. — Говорят же — «Знать бы, где упасть, так соломки бы подстелил».

— Да невозможно везде и всюду соломы набросать, — говорит мне мой любимый. — Мне кажется, что ты из-за своего контроля очень уж напрягаешься. Всегда за все на свете боишься, думаешь, как бы со всех сторон соломы подложить, причем и за себя, и за других. А пока ты «соломенными делами» занята, жизнь-то мимо проходит со всеми ее чудесами и интересностями!

…из-за своего контроля очень уж ты напрягаешься. За все на свете боишься, думаешь, как бы со всех сторон соломы подложить, причем и за себя, и за других. А пока ты «соломенными делами» занята, жизнь мимо проходит со всеми ее чудесами и интересностями!

— Смотри-ка, как ты заговорил! — подивилась я. — Смотрю и удивляюсь, вроде как и ты — и не ты.

— Да я и раньше пытался тебе об этом рассказать, только ты меня не слышала. Вроде как слух у тебя отключается, если что вразрез с твоими убеждениями идет.

— Значит, меняются потихоньку убеждения, коли я тебя слышать стала, — отметила я. — Ладно, муж мой дорогой! Подумаю я над твоими словами. Видать, и правда я за своими капитанскими заботами кое-чего недоучитывала. Твои эстетические потребности, например…

С тем мы разговоры прекратили и стали чай пить. А уже вечером, когда мы спать легли, муженек быстро засопел, а я никак уснуть не могла, ворочалась с боку на бок, и все у меня в голове его слова насчет соломки вертелись. А ведь правильно он сказал: тревожная я, и все время стараюсь близких от каких-то воображаемых опасностей оградить. Это ж сколько времени у меня уходит: сначала эту опасность придумать, потом ее испугаться, а дальше сообразить, как ее избежать и какие превентивные меры принять!

И вот от этих размышлений стала у меня в голове целая история сплетаться. Странная такая, как будто я пришла к кому-то большому и мудрому и с ним разговариваю. И такие он мне вещи говорит, что я аж ворочаться забыла, чтобы ни словечка не пропустить.

МЕШОК ПРОБЛЕМ

днажды к Богу пришла женщина. Ее спина была согнута под тяжестью большого мешка, голова наклонена вперед, а взгляд исподлобья был тревожным и бдительным.

— Ты устала, милая женщина? — обеспокоился Господь. — Сними свою ношу с плеч, присядь, отдохни.

— Спасибо, но я не могу тут рассиживаться, я ненадолго, — отказалась женщина. — Только попрошу — и сразу назад! А то вдруг за это время уже что-нибудь стряслось? Никогда себе этого не прощу!

— Чего же ты не готова себе простить?

— Если с моим ребенком что-нибудь случится. Я как раз и пришла попросить тебя: Господи, спаси и сохрани его!

— Я только этим и занимаюсь, — серьезно сказал Господь. — Разве я дал тебе повод усомниться в моей заботе?

— Нет, но… В этой жизни столько всяких опасностей, плохого влияния, крутых поворотов! А у него возраст такой — все хочется попробовать, повсюду влезть, во всем как-то самоутвердиться. Я очень боюсь, что его занесет на повороте, он ушибется и ему будет больно.

— Что ж, в следующий раз он будет осторожнее, потому что на своей шкуре узнает, что такое боль, — ответил Господь. — Это очень хороший опыт! Почему же ты не хочешь дать ему научиться?

— Потому что хочу избавить его от этой боли! — страстно воскликнула мать. — Ты видишь — я всегда ношу с собой мешок соломы, чтобы подстелить ее там, где он может упасть.

— А упасть он может везде… — задумчиво ответил Господь. — Даже с собственной кровати можно упасть, разве нет?

— Ну да… Но ведь есть же такая пословица — «Знал бы, где упасть, так соломки б подстелил». Вот я и пытаюсь обезопасить его.

— И теперь хочешь, чтобы я обложил его соломкой со всех сторон? Хорошо. Смотри же!

И Господь мигом сотворил целый ворох соломы и бросил его в мир. Солома попала точно в цель: она кольцом легла вокруг сына той женщины, отгородив его от всех опасностей, от всех невзгод, от всех соблазнов и искушений, а заодно и от жизни. Женщина видела, как ее сын пытается двигаться то туда, то сюда, раздвинуть стебли, пробраться сквозь солому, но все тщетно: соломенное кольцо передвигалось вместе с ним, готовое, если что, смягчить удар. Сын метался, пробовал вырваться из замкнутого круга, впадал то в отчаяние, то в ярость. А в конце концов, он достал откуда-то спички и поджег солому. Взметнулось пламя, и всю картину мгновенно затянуло дымом.

— Сынок! — закричала женщина. — Сынок, я иду на помощь!

— Хочешь подбросить в костер еще соломки? — спросил Господь. — Имей в виду: чем больше соломки подстилают родители, тем сильнее желание прорваться сквозь нее любой ценой. Если же это не удастся, человек может и вовсе начать прожигать жизнь. Ведь он не будет знать, что такое боль и что такое свобода выбора — тоже…

— Но я не могу этого допустить! — прорыдала женщина. — Мой мешок соломки спасет его!

— Ты думаешь, что это мешок соломки, но ты ошибаешься, — ответил Господь. — На самом деле это — Мешок Проблем. Все ужасы, которые тебе чудятся, все опасения, которые в тебе живут, все страхи, которыми ты наполнена, находятся в этом мешке. Все, о чем ты думаешь и тревожишься, набирает силу и разрастается, потому что ты даешь этому энергию. Поэтому твоя ноша столь обременительна, а твоя спина устала…

Чем больше соломки подстилают родители, тем сильнее желание прорваться сквозь нее любой ценой. Если же это не удастся, человек может и вовсе начать прожигать жизнь. Ведь он не будет знать, что такое боль и что такое свобода выбора — тоже…

— Выходит, я не должна заботиться о сыне? — в раздумье наморщила лоб женщина. — И это говоришь мне ты, Господи?

— Заботиться — сколько угодно. Это дело матери. Но вот беспокоиться ты не должна — это точно. Ведь я-то тоже о нем забочусь. Позволь и мне делать мое дело. Просто не мешай мне! Но это, как я понимаю, вопрос веры…