Андрей Рубанов - Хлорофилия Страница 20

– Прости, – пробормотал Гоша. – Ничего особенно не случилось. Просто захотел… не знаю… посидеть, поболтать… Черт знает что творится… В общем… – Он встал, опять сел, схватился за бутыль, потом решительно ее отодвинул и посмотрел на Герца. Устало и затравленно.

– Тяжко тебе, – осторожно заметил Савелий. Неожиданно Гоша злобно захохотал.

– Мне? Я в порядке. У меня есть вот это. – Он показал на бутылку. – Это тебе, Савелий, тяжко. У тебя этого нет.

– Не имею потребности. Гоша сощурился:

– Это меня и пугает.

– Ты о чем?

– Выпей. С товарищем и коллегой. Выпей.

– Не буду.

– Выпей! – крикнул Гоша и сильно двинул к Савелию стакан. – Просто выпей, и все.

Несколько мгновений Герц сидел без движения, потом в два больших глотка исполнил просьбу.

– Доволен?

Гоша Деготь не сводил с него глаз. Процедил:

– Пока не знаю. Подождем.

– Ничего не выйдет, – усмехнулся Герц. – Я чистый. Гоша молчал, тяжело сопел. Савелий вдруг расслабился – или

алкоголь его расслабил, – хлопнул приятеля по плечу:

– Успокойся. Ты позвал меня проверить, не жру ли я мякоть стебля?

—Нет, – тихо ответил Гоша и опустил глаза. – Не за этим.

—Тогда зачем?

—Я же сказал: посидеть, поболтать.

—Тогда давай болтать.

– Мы уже это делаем.

Гоша ухмыльнулся. Взъерошенный, тощий, плохо выбритый. Жертва древней, как мир, болезни. «Будь я его женой, – подумал Савелий, – я бы тоже устраивал скандалы. И в конце концов ушел бы. В доме грязно. Пыль. Пахнет едой. Дурной, жирной едой. Когда в доме пахнет едой – это несовременно, это мешает персональному комфорту. Сколько пропивает этот бывший баловень фортуны, автор бестселлера „Я ваш сосед“? Алкоголь стоит больших денег. В наши времена пьянство – недуг богатых. Как триста лет назад – подагра. Бледные граждане не пьют водку, у них есть мякоть стебля».

– Кстати, – заявила жертва недуга богатых, – передай нашим, что я не пойду на банкет.

– Пойдешь, – отрезал Герц. – И не просто пойдешь. Ты пойдешь трезвый, в смокинге и с супругой. Все идут – и ты пойдешь.

Гоша покачал головой и грубо выругался.

– Пойдешь, – спокойно повторил Савелий и закинул ногу на ногу. – Таково распоряжение шефа.

– По хер мне распоряжения шефа, – так же спокойно парировал Гоша. – У шефа пластмассовая задница и резиновый желудок. Шефу сто лет, он живет в своем мире…

– Ошибаешься, – произнес Герц. – Теперь шеф – я. А мне всего пятьдесят, и моя задница натуральная.

Вопреки ожиданиям Гоша Деготь отреагировал вяло. Всего лишь молча кивнул. «Даже не поздравил, – подумал Герц. – Тоже мне, товарищ. Впрочем, что взять с пьющего?»

Он воодушевился и продолжил:

– Более того, господин Деготь, именно с банкета начнется твоя новая жизнь. Я загружу тебя работой так, что у тебя не останется времени на водку. Ты станешь моей правой рукой.

– А Варвара – левой, – тусклым голосом сказал Гоша.

– Нет. Варвара займется финансами.

—Ах да. Разумеется.

—Через два года ты переедешь отсюда в приличное место. Гарантирую. Допустим, в башню «План Путина». Куда-нибудь на шестьдесят восьмой. И это будет только начало. Мы перестроим работу. Мы станем более развлекательными, цветными и веселыми. Тираж поднимется. Рекламные поступления возрастут. Мы с тобой, дружище, оставим внукам резиденции в пятнадцать залов на восьмидесятых уровнях…

—Внукам? – иронично спросил Гоша, пододвигая к себе бутылку. – У тебя и детей-то нет.

—Надеюсь, будут.

—Что ж, отличный план. Варвара знает?

—Еще нет.

—Она будет рада.

—Я тоже так думаю.

—Только это ничего не изменит.

—А что должно измениться?

—Ничего, – сурово произнес Гоша. – Это я так. Нахожусь под впечатлением беседы с матерью моих детей. Женщины – особенные существа. Они никогда не хотят ничего менять. Они принимают мир таким, какой он есть. Они адаптируются. И требуют того же от своих мужчин. Ты очень изменился, Савелий. Я помню тебя другим. Ты был злой. Ты хотел что-то изменить. А теперь у тебя есть твоя Варвара, и она переделала тебя…

– Прекрати. Гоша ухмыльнулся:

– Прекратить? Ты еще скажи, что я наношу вред твоему персональному психологическому комфорту.

– Не в этом дело. Просто Варвара тут ни при чем. Гоша вдруг послушно кивнул:

– Ты прав! Извини. Варвара ни при чем. – Он провел ладонью по лицу. – Не слушай меня. Видишь ли, Савелий… Не знаю…

Надо как-то… Я всегда тебя любил. Ценил и уважал. Я хочу, чтоб ты это знал. Я журналист, но я – неконтактный человек, одиночка, вокруг меня всегда было мало людей… У меня близких – дети… ты… и все. Понимаешь?

—Понимаю, но не до конца. К чему ты клонишь?

—Ни к чему! – крикнул Гоша. – Просто мне нужно, чтобы ты именно сегодня от меня это услышал.

—Что-то случилось?

—Ничего. Абсолютно ничего. Кстати, ты… В общем, прими поздравления.

—Я не хотел, – деловым тоном сказал Савелий. – Но старик настаивал.

—Старик – он, да… – пробормотал Гоша. – Он кого угодно… Ты – шеф, это прекрасно, это первоклассная новость… Это лучшее, что можно представить. Особенно сегодня. Это счастье. Это мне знак…

«Сколько он выпил?» – подумал Герц. Не удержался, протянул руку и взял яблоко. Тут же крупно вздрогнул – оно оказалось декоративным, пластиковым.

– Мне пора.

Гоша Деготь вздохнул:

—Посиди еще минуту. Просто посиди. Ты хороший человек, Савелий. Завтра все будет по-другому. Для тебя и для меня. Ты станешь шефом, а я… – он помедлил, – ну, тоже, наверное, стану кем-нибудь… В любом случае жизнь продолжается. Трава растет, контора пишет. Китайцы работают. Никто, так сказать, никому ничего. Ты прости меня, ладно?

—За что?

—За все. И жену мою прости. Она немного несдержанная женщина, но она права. Я слабак, сам себя загнал в угол.

—Поедем со мной, – предложил Савелий. – Переночуешь у меня. Ты мне совсем не нравишься. Напьешься сегодня – утром будешь страдать. А завтра – тяжелый и важный день.

– Не волнуйся, – твердо сказал Гоша. – Все будет хорошо. Варваре привет передавай.

В дверях он схватил Герца за плечи, сильно рванул к себе и обнял. От друга пахло потом, коньяком и соевым соусом. Савелий осторожно провел ладонью по худым вздрагивающим лопаткам.

– Держись. Завтра все изменится.

– Знаю, – тихо ответил пьяный товарищ. – Еще как изменится.

Через пять минут Савелий, мучимый виной – ему казалось, что он слишком мало сделал, чтобы приободрить унылого выпивоху, – позвонил Гоше из машины.

– Ты точно в порядке?

– Более чем! – Голос звучал бодро, трезво и даже немного грубо. – Знаешь что? Ты, уважаемый господин шеф-редактор, за меня не переживай. Ты за себя переживай.

Савелий обескураженно попрощался, посмотрел на часы и прибавил ход. Все-таки алкоголики – тяжелые люди. Говорят, сейчас даже модно иметь в друзьях настоящего хронического алкоголика. Говорят, такие, если очень много выпьют, начинают в собеседника пальцем тыкать и говорить неприличные, но, в общем, правдивые вещи. Или плачут и бессвязно объясняются в любви. Или начинают признаваться в дурных поступках, совершенных, предположим, пятнадцать лет назад.

До ближайшей скоростной эстакады было около трех километров темной, в ямах и лужах, дороги меж старых домов эпохи начала высотной застройки. Герц сообразил, что даже для этого района, неблагополучного, сплошь заселенного бледнейшими, здесь как-то слишком темно. Словно произошла авария и уличные фонари разом выключились. Мелькали группы людей – все почему-то прижимались к стенам. Только мужчины: темная одежда, капюшоны, поднятые воротники, руки в карманах. Почти все курят. Лица бледные. Кто-то отделился от остальных, торопливо перебежал дорогу.

– Ах ты, черт трущобный, – выругался Савелий, выворачивая руль и предчувствуя нечто дурное, впрямую угрожающее личному психологическому комфорту.

Тут же предчувствия сбылись: впереди и сбоку ослепительно сверкнуло бело-желтым, вспышка озарила улицу на сотню метров вокруг, и оказалось, что людей, прижавшихся к стенам, очень много – может быть, несколько сотен. Спустя мгновение донесся звук взрыва. Машину тряхнуло, но Герц не потерял управления. Затормозил, всмотрелся. Секунду или две ничего не происходило. Потом сверху косо надвинулась тень. Что-то огромное медленно опускалось, загораживая небо и дальние огни. Герц, ничего не понимая, инстинктивно втянул голову в плечи. Тень изогнулась, накрыла собой все. Стебель, понял Савелий, они валят стебель! Земля дрогнула, звук удара был протяжный и неприятный. Узкое чешуйчатое тело рухнуло поперек дороги в двух десятках метров от капота. Асфальт лопнул, вздыбились обломки, мелкая пыль взлетела в воздух.

Люди побежали еще до того, как трехсотметровая змея перестала колебаться. Взревели моторы, из переулков вылетели автомобили с выключенными огнями. Никто не подавал голоса, слышался только бешеный топот многих ног. На Герца не смотрели. Кто-то упал, другой спортивно через него перепрыгнул. Вообще большинство бегущих демонстрировали отменную физическую форму, и заметна была организованность: по мере приближения к поверженному стеблю толпа разделилась на примерно равные группы – машины устремились к верхушке, пешие облепили середину. Взревела портативная пила, потом еще одна, и еще – дребезжащие визги слились в дикий хор.