Мария Воронова - Клиника одной взятки Страница 20

Вика поняла, что вся передача затевалась именно ради этого монолога. Николай Петрович убивал сразу несколько зайцев – открещивался от паршивой овцы, обелял себя и, как бонус, лишний раз напоминал аудитории, какой он преданный муж, заботливый отец и просто добрый и мудрый человек.

Она хотела отключиться, но неожиданный вопрос заставил ее продолжить просмотр. Подал голос самый мордатый гость студии, показавшийся Вике наиболее противным во всей этой компании.

– И что это за дача, которую вы так щедро выделили бывшей невестке? – спросил он неожиданно красивым голосом, при этом по-хулигански растягивая слова.

Николай Петрович пожал плечами:

– Обычная дача в садоводстве.

– Вот как? И все эти годы ваша невестка там жила?

– Да, мы не считали возможным ее выгонять.

– То есть она жила у вас из милости, на птичьих правах, в суровых условиях садового домика? Почему?

– Понятия не имею. – Николай Петрович начал раздражаться. Видно, вопрос застал его врасплох. Он ожидал, что все только умилятся его великодушию. – Мы не поддерживали с ней связи.

– Хорошо. Зачем она вообще переселилась за город?

– Устроилась работать в тамошней больнице, вот и все. – Николай Петрович нетерпеливо дернул щекой: какая, мол, разница?

– То есть все это время она трудилась в больнице? Что ж, следует признать, если ее и обуревала страсть к наживе, она не сумела ее удовлетворить. Даже на съемную квартиру не заработала. Может быть, зря мы клевещем на бедную девушку?

Вика напряглась. Сейчас Николай Петрович расскажет, во что она превратила садовый домик! Сейчас озвучит сумму, вложенную в строительство, информация дойдет до следователя, и ей дадут максимальный срок! Но свекор, к изумлению Вики, промолчал.

– Может быть, ее толкнула на вымогательство низкая зарплата? – гремел непрошеный Викин защитник. – Может быть, она держалась все эти годы, а теперь наконец устала от бытового неустройства? Вообще, я глубоко убежден, что к учителям и врачам нельзя применять уголовное преследование за вымогательство. Общественное порицание, увольнение – все, что угодно, только не уголовное преследование. Мы сами толкаем их на вымогательство своей неблагодарностью.

– Простите, – заметила ведущая с сарказмом, – но понятие благодарности как раз и есть ключевой аспект, порождающий коррупцию.

– Понятие благодарности – прекраснейшее понятие на свете. Это как раз то, что отличает человека от животного. Все дело в том, что государство благодарит чиновника за заботу о народе достойной зарплатой и всевозможными льготами. А врача за спасенную жизнь своего гражданина или учителя за хорошо воспитанную личность оно благодарит черствым куском хлеба. И я считаю, нет ничего дурного в том, что, зная подобное отношение государства, человек сам отблагодарит врача за возвращенное здоровье, а учителя – за умного ребенка. Нашему народу не привыкать брать на себя обязанности властей. Все ужасаются коррупции в среде врачей, с придыханием произносят, что это особая профессия. Но увы, эта особость понимается односторонне. Врач становится особым для человека, только когда тот болен. Если же он здоров, доктор в его понимании – обычный хмырь. Пусть, как все, бегает по инстанциям, стоит в очередях, слушает нелепые отказы, сидит с тазиком под прохудившейся батареей… Вы считаете, благодарность порождает коррупцию. Это абсурд. Ее порождает как раз неблагодарность. Когда доктор спас пациенту жизнь, сделал сложнейшую операцию, неделю не отходил от больного, а потом этот больной, выздоровев, ничтоже сумняшеся отказал, допустим, в причитающейся этому доктору квартире, уцепившись за отсутствие какой-нибудь справки. Будет этот доктор дальше стараться, зная, что ничего хорошего в ответ не получит? Да, неблагодарность. И еще присущая нашему народу лень и душевная черствость. А каркасом, скелетом коррупции является гигантское количество льгот.

Ведущая быстро произнесла, что это очень интересное мнение, достойное отдельного разговора, но, к сожалению, передача подходит к концу. Благодарим за внимание.

– И тебе спасибо, – буркнула Вика.

Косвенная поддержка незнакомца была ей приятна, хоть и понятно, что он высказался в ее защиту только в пику Николаю Петровичу, которого, очевидно, недолюбливал. Она была благодарна и тестю, что тот не раскрыл в эфире истинного масштаба ее заработков.

Наконец ее вызвали к следователю. Вика отправилась почти с радостью, неизвестность ужасно тяготила ее.

Сегодня человек, ведущий ее дело, выглядел не таким пыльным и уставшим, и она поняла, что где-то видела его раньше. В юности у нее была цепкая память на лица, но на работе перед ней мелькало слишком много новых людей, чтобы можно было всех запомнить, и память притупилась, иногда давая сбои. Вика напрочь забывала пациентов, а иногда не узнавала знакомых или сотрудников.

Осторожно присев на край стула, она сразу сообщила, что не может ничего добавить к тому, что сказала на первом допросе.

– Напрасно, – вздохнул следователь. – Со своей стороны советую вам сознаться. Искреннее раскаяние и сотрудничество со следствием будут учтены в суде.

– Да как же это! – воскликнула Вика сердито. – Как же я сознаюсь, когда на диктофоне ясно записано, что я отказываюсь от взятки.

Следователь на секунду задумался.

– Видите ли, Виктория Александровна, диктофонная запись, на которую вы так рассчитываете, не будет принята судом в качестве доказательства.

– Не поняла! – Если бы он сейчас выдернул из-под нее стул, Вика удивилась бы меньше. – Если есть сомнения в ее подлинности, давайте сделаем экспертизу.

– Да нет, тут дело в другом. Вас же не предупредили, что разговор будет записан? В диктофонной записи нет на это указаний, значит, она недействительна.

– Но она однозначно говорит в мою пользу!

– Суд руководствуется не вашей пользой, а процессуальными нормами. И вам, Виктория Александровна, не стоит возмущаться и изображать оскорбленную невинность. Я опросил ваших пациентов, все они дали показания, что платили вам за операцию.

– Прямо-таки все?

– До единого.

«Вот скоты! – подумала Вика в сердцах. – Ничего, бог не Тимошка, видит немножко. Узнают еще, как топить доктора!»

Неожиданно вспомнился прискорбный эпизод из жизни Балахонова. На его дежурстве обратилась дама средних лет с переломом предплечья в сопровождении толпы обеспокоенных родственников. Дело было в воскресенье, часа в четыре вечера, ранней весной, при жутком гололеде. Всю пятницу и субботу приемное отделение гипсовало, и к появлению этой пациентки все бинты закончились. Не осталось их и в травматологическом отделении. Леша, стремясь оказать даме помощь как можно быстрее, отправил ее родственника купить два гипсовых бинта в аптечный киоск больницы, находящийся в том же здании и даже на том же этаже. Через десять минут на руке дамы красовалась наложенная по всем правилам лонгета. С дежурным «спасибо, доктор» дама откланялась, и Леша моментально о ней забыл.

Через несколько дней его вызвали к главврачу. Оказывается, дама написала жалобу о том, что ей, счастливой обладательнице страхового полиса, дающего право на бесплатное медицинское обслуживание, пришлось раскошелиться аж на пятьдесят рублей. Копии жалобы она отправила в местную газету и мэрию. Почти месяц Лешу чехвостили на всех уровнях. Они с Ларисой, работавшей в тот день на посту, получили по выговору, а долгожданной премии, наоборот, не получили.

По правилам Леша должен был доложить об отсутствии бинтов начмеду, тот вызвал бы из дома старшую сестру приемного, чтобы она выдала бинты из закромов. Если же закрома оказались бы пусты, то старшая сестра должна была найти заведующую складом и получить бинты у нее.

Прошло три недели. И та же самая дама снова обратилась в приемное, на этот раз с серьезным инсультом. И представители самой гуманной профессии, вместо того чтобы пожалеть несчастную, ходили с сияющими физиономиями и говорили друг другу: есть все-таки правда на земле!

Вика невольно улыбнулась:

– Если в суде не проходит подлинная диктофонная запись, пустые наговоры тем более не могут быть доказательством моей вины. Говорить можно все, что угодно.

– Вы напрасно заняли такую позицию, Виктория Александровна, – заметил следователь. – Если целая группа людей утверждает одно и то же, даже называет одну и ту же сумму, это уже доказательство. Да и ваши траты свидетельствуют против вас. Вы аккуратно выплатили два больших кредита, взяли третий. Купили автомобиль.

– Мой муж хорошо зарабатывал.

– Зарабатывал? А что с ним произошло? – Потянувшись за какой-то бумагой, следователь повернулся к ней в профиль, и Вика наконец его вспомнила.

– Ничего. Я просто говорю, что было на тот момент. – Какое-то внутреннее чувство запретило ей говорить следователю о разводе.

– То есть все ваши приобретения сделаны на деньги мужа?