Юкио Мисима - Запретные цвета Страница 20

— А как вам вот это? Что если сделать повесть из моей семьи, это можно? Взять вот так, как оно есть, ничего не упуская, и описать! Вот посмотрите, какой персонаж выйдет из моей жены, такой чудачки!

Сюнсукэ улыбнулся и оглядел присутствующих. Главе семьи с его гордостью ничего, увы, не светило. Семей, подобных его, водилось много. И мало чем отличались они друг от друга, поэтому поневоле представлялись одной семьей, которая боролась со скукой шпионскими романами и заботами о своем здоровье.

Писателя, впрочем, давно ждал его пост. Пора было возвращаться к столику госпожи Кабураги. Если он задержится надолго, то его заподозрят в сговоре с Юити.

Когда он приблизился к своему месту, Ясуко и госпожа Кабураги как раз поднялись, чтобы ответить на приглашение какому-то мужчине. Он опустился на стул рядом с Кабураги, который остался в одиночестве.

Он не спросил, где пропадал Сюнсукэ. Молча налил ему виски с содовой.

— Куда ушел Минами? — спросил он.

— Я видел его некоторое время назад в холле.

— Правда?

Кабураги скрестил руки на столе, выставил вверх два указательных пальца и уставился на них.

— Ты взгляни-ка! Совсем не дрожат! — сказал он.

Сюнсукэ ничего не ответил, глянул на часы. Он прикинул, что на пять танцев уйдет минут двадцать. Учитывая время, которое он проторчал в вестибюле, уже прошло минут тридцать — молодой жене, впервые пришедшей на бал с мужем, это нелегко вытерпеть.

После первого же танца госпожа Кабураги и Ясуко вернулись к своему столику. Обе женщины были немного бледны. Обеих распирало желание обменяться неприятными суждениями об увиденном, однако по каким-то причинам они пока удерживались от разговора, обошлись скупыми замечаниями.

Ясуко погрузилась в мысли о своем муже, который завершил второй тур с женщиной в китайском платье. Она улыбалась ему, когда они оказывались рядом, но Юити не посылал ей вслед свою улыбку — возможно, потому, что просто не видел ее.

До замужества Ясуко мучилась подозрениями — они так и подстрекали ее сказать: «У Юити завелась подружка». После свадьбы, однако, она разом распрощалась с ревностью. Если быть точным, она рассталась с ней благодаря новоприобретенной силе рационализма.

Скучая, Ясуко то стягивала с рук перчатки, то снова надевала их. Свои перчатки цвета лаванды. Когда она надевала их, ее потерянный взгляд слепо нашаривал какого-нибудь постороннего человека…

Так и есть! Рассудок Ясуко расправлялся с ревностью. Еще раньше, на курорте К., ее переполняли тревога и предчувствие беды, вызванные сплином Юити. После замужества она стала размышлять и взвалила на себя — из наивной девической гордости — всю ответственность за его настроение. Она решила, что причина его пробудившихся терзаний кроется в том, что жена была недостаточно отзывчива к его супружеским успехам. И с этой точки зрения те проведенные на курорте К. три ночи, когда между ними ничего не произошло, три нескончаемых мучительных для Юити ночи, стали первым свидетельством его любви к ней. Он, несомненно, старался перебороть свою страсть.

В ту ночь его сковал страх быть отвергнутым, и нет сомнения в том, что этот страх питался его чрезвычайно сильным юношеским самолюбием. Ясуко поняла отчетливо, что завоевала это приятное право высмеять и презреть свои прошлые детские подозрения насчет Юити, будто у него водилась подружка, когда они еще женихались; и в конце концов, у нее, неопытной девушки, молчащей, словно камень, с застывшим телом все три ночи подряд, не было доказательств его чистоты более действенных, чем его руки-скромницы.

Их первый визит после свадьбы в отчий дом был счастливым. Юити расположил к себе ее родителей, в их глазах он еще в большей мере показался консервативным юношей, и будущее его в отцовском универмаге, где многообещающий красавец мог бы понравиться покупательницам, было твердо гарантировано.

Он производил впечатление сына почтительного, честного, радеющего о своей репутации.

В первый же день, когда он возобновил после свадьбы занятия в университете, Юити стал возвращаться домой поздно вечером, оправдываясь тем, что его заманили на угощение настырные приятели. Ясуко не нуждалась в увещаниях своей умудренной свекрови, чтобы самой догадаться, что общение ее новоиспеченного мужа с этой дурной компанией будет продолжаться и впредь.

Ясуко снова стянула с рук свои фиолетовые перчатки. Внезапно ее охватила тревога. Она испугалась, когда взгляд ее натолкнулся, словно на себя в зеркале, на лицо госпожи Кабураги с точно таким же выражением испуга. Будто Ясуко заразилась своей печалью от необъяснимой меланхолии Кабураги. «Может быть, это потому, что между нами есть какое-то родство?» — предположила Ясуко. Вскоре их обеих пригласили на вальс.

Ясуко увидела Юити. Он вальсировал с той же самой женщиной в китайском платье. На этот раз она проследила за ними без улыбки.

Кабураги тоже обвела их долгим взглядом. Она не знала партнершу Юити. Насмешливый дух Кабураги измывался над ее фальшивыми нефритами вокруг шеи и над всем этим претенциозным карнавалом филантропии. Она не бывала на этих балах прежде, вот и не случилось ей познакомиться с Кёко — одной из распорядительниц этой вечеринки.

Юити закончил танцевать обещанные пять туров.

Кёко отвела его к своему столику и представила своей компании. Он колебался, когда же признаться во лжи о том, что жена его не пришла, пока не появился однокурсник, веселый паренек, побывавший у столика Кабураги, и не заметил Юити.

— А, вот ты где, беглец! Жену бросил, сидит она за тем столом одна-одинешенька уже давно! — воскликнул он.

Юити взглянул на Кёко. Та посмотрела на него и тотчас отвела взгляд.

— Ну, идите же скорей, умоляю вас. Какая жалость! — сказала Кёко.

Ее совет, ее голос, учтивый и спокойный, бросил Юити в краску стыда. Это нередко бывает, когда честолюбие подменяет страсть. Удивляясь собственной смелости, Юити подошел к Кёко.

— Я хотел бы поговорить с вами, — выпалил он и отвел ее в уголок.

Холодная ярость переполняла Кёко. Юити не придал значения всей силе своей страсти, но если бы он сделал это, то ему было бы понятно, почему эта красивая женщина покорно поднялась со своего стула и, будто одержимая, последовала за ним. Его глаза, и без того темные от природы, еще больше потемнели, весь его понурый вид выражал искреннее чувство вины.

— Я солгал, — признался Юити. — Нет мне прощения. Ничего не поделаешь. Я боялся, что, если скажу правду, вы никогда не станете танцевать со мной.

У Кёко распахнулись глаза на этого отмеченного печатью искренности и чистоты юношу. Она немедленно простила Юити, почти доведенная до слез женским великодушием, которое поставило ее на грань самопожертвования. Он поспешил к столику своей жены. Глядя ему вслед, эта чувствительная женщина запомнила наизусть все мельчайшие складочки на спине его костюма.

По возвращении на прежнее место Юити обнаружил госпожу Кабураги, которая обменивалась шутками в развеселившейся компании мужчин, и поневоле вовлеченную в эту атмосферу грустную Ясуко, а также Сюнсукэ — он как раз собирался уходить. Во что бы то ни стало Сюнсукэ хотел избежать конфликта с Кёко в присутствии этих людей. Завидев, что его подопечный возвращается, он поторопился со своим уходом.

Юити почувствовал себя неловко здесь и вызвался проводить Сюнсукэ до лестницы.

Тот смеялся от души, когда услышал, как отреагировала Кёко. Он похлопал Юити по спине и сказал:

— Сегодня ночью не балуйся со своим мальчиком. В этот вечер ты сможешь исполнить свой супружеский долг как никогда лучше, порадуй свою жену. Кёко встретится с тобой через пару деньков совершенно случайно. Я свяжусь с тобой, дам знать когда.

Старый писатель по-молодецки пожал его руку. Спускаясь по устланной красным ковром лестнице, которая вела к главным дверям, он на ходу засунул руку в карман. Пальцы наткнулись на что-то острое. Это была старомодная опаловая заколка для галстука. Еще раньше он заглянул к Минами, чтобы пригласить Юити и его жену поехать вместе. Перед тем как они стали выходить, матушка пригласила их знаменитого друга в гостиную и вежливо вручила эту вещицу в память о ее умершем муже.

Сюнсукэ с благодарностью принял этот подарок из ушедшей эпохи. Он представил, как потом она по-матерински скажет Юити: «Когда даришь подобные вещи, ты можешь смотреть на людей с открытой душой».

Он посмотрел на палец. Капелька крови застыла на нем, словно драгоценность. Кровь в его организме уже давно стала такого цвета. Он удивился проделкам судьбы, которая позволила старому человеку с больными почками нанести Сюнсукэ такую нечаянную телесную рану только потому, что он — женщина.

Глава седьмая

ВЫХОД НА ПОДМОСТКИ

В этом баре никто не выяснял, где живет и кто такой Юити Минами. Все звали его просто — Ютян. Это было место, куда он пришел, чтобы повидаться с Эйтяном — тем самым пареньком, который неумело, по-детски нацарапал для него план расположения бара.