Виктор Пелевин - Фокус-группа (Сборник) Страница 20

– Из Ахетатона?

– Это была столица фараона-отступника. Город, который он построил в пустыне. Его звали Эхнатон, и он поклонялся солнечному диску. У него и его родственников были похожие лица. Я подумал, что так могла выглядеть его пирамида.

– Я уже сказал, что это пирамида Бога. Многие великие мистики видели эту голову во сне. Но мало кто потом об этом помнил.

– Почему?

– Память – это разновидность света. А здесь место, где исчезает всякий свет.

Митя посмотрел на голову. Она была повернута таким образом, что ее губы казались сложенными в загадочную полуулыбку – словно она прислушивалась к разговору и смеялась над тем, что слышала.

– Кто ее построил?

– Никто, – сказал Дима.

– Откуда же она взялась?

– Знаешь, в некоторых пещерах бывают такие колонны, которые образуются от миллионов капель воды, падающих с потолка в одно и то же место? Сталагмиты. Это что-то похожее.

– Не понимаю.

– Есть такая книга, «Остров затонувших кораблей». Может быть, ты читал в детстве?

Митя отрицательно помотал головой.

– Про корабли в Саргассовом море, которые образовали остров, прибившись друг к другу. Эта голова – что-то похожее. Можно сказать, что это остров затонувших горизонтов. Все горизонты событий, которые ушли в прошлое, слиплись в эту черную голову, примерно как корабли в той книге. Только там все корабли сохранялись такими, как были, а здесь каждый новый горизонт становится просто микроскопическим слоем. Физика утверждает, что в слое, который добавляет каждая новая эпоха, нет ничего индивидуального. Гравитация уничтожает всю разницу.

– Гравитация? А почему мы ее не чувствуем?

– Мы ее чувствуем. Именно из-за нее мы летим сейчас по этой спирали и не можем никак изменить свой маршрут.

Мите показалось, что от черной головы повеяло теплом – правда, оно было еле заметным.

– Она всегда была такой?

– Нет. Но за последний миллиард лет она практически не изменилась.

– Неужели она такая древняя?

– Гораздо древнее, чем человек.

– Почему тогда у нее человеческое лицо?

– Шведский духовидец Сведенборг, – сказал Дима, – говорил, что небеса имеют форму человека. Только под самый конец жизни он понял, что это человек имеет форму небес. У этой головы вовсе не человеческое лицо. Это у человека ее лицо. Она – тот образ и подобие, по которому человек был создан.

– Кем?

– Непреодолимой силой обстоятельств. Как и все остальное.

– Я помню один барельеф, – сказал Митя. – Фараон и его домочадцы поднимают руки к солнцу, а от солнца к ним тянутся лучи с ладонями на конце. На фараоне точно такая же корона. Если эта голова такая древняя, что появилась раньше людей, почему тогда на ней головной убор фараонов?

Дима закрыл глаза, и на его лице изобразилось напряжение, словно он изо всех сил пытался что-то вспомнить.

– А, вот ты о чем, – сказал он. – Каирский музей, Аменхотеп Четвертый, десятый фараон восемнадцатой династии, поклоняется солнечному диску… Впечатляет. Ага, вот и статья… Так… Только историки неправильно все поняли. Эти ладони на лучах вовсе не наделяют жизнью. Они, наоборот, отнимают ее. Это тяжесть, которая срывает свет с его пути и уносит к черной дыре. Аменхотеп Четвертый тоже видел эту голову во сне. Поэтому он и носил такую корону. Он думал, что сможет заслужить милость черной дыры, выполняя специальные ритуалы. Главным из них было жертвоприношение света…

– Жертвоприношение света? Как можно принести в жертву свет?

– Технология была очень простой. Алтари стояли не в помещениях, а в открытых дворах, по многу в ряд. Падавший на них свет считался принесенным в жертву.

– Ты это сейчас увидел? – спросил Митя.

Дима кивнул.

– Все никак не научусь, – пробормотал Митя с завистью. – И чем это кончилось?

– Эхнатон велел ослепить себя и бежал из свой столицы в пустыню.

– Зачем?

– Он решил, что сможет спастись, перестав видеть свет. Примерно то же самое, кстати, делают все скарабеи.

Голова все так же медленно вращалась впереди, понемногу приближаясь. Теперь Митя был уверен, что чувствует исходящее от нее тепло.

– А что у этой головы внутри? – спросил он.

– Я не знаю.

– А ты можешь посмотреть? Ну, как ты только что сделал?

– Ничего не видно.

– Как так?

– Это же черная дыра, – ответил Дима и засмеялся: – Когда ты видишь черную дыру, единственное, в чем заключается все виденье, – это в том, что ни черта не видать. Иначе это уже не черная дыра.

– Последние два или три круга мне кажется, что я вижу исходящий от нее свет. Или это не от нее? Словно частицы воздуха трутся друг о друга и светятся… И еще жар. Ты чувствуешь этот жар?

Дима кивнул.

– Что это? Если это черная дыра, почему она светится?

Дима секунду думал.

– Физики говорят, – сказал он, – что в пустоте постоянно возникают пары микрочастиц, которые сразу же аннигилируют друг с другом. Если одна из микрочастиц падает в черную дыру, вторая улетает в космос. Вместе эти микрочастицы образуют излучение. Наверно, это и есть тот жар, который мы чувствуем. Возможно, нас не расплющит. Возможно, мы просто сгорим.

Митя уставился в пустоту над черной короной. Там ничего не было, но это «ничего» почему-то притягивало внимание. Он сощурил глаза и увидел крохотную ярко-желтую полоску. Она походила на огонек лампады, который было почти невозможно разглядеть. Но от него исходила странная гипнотическая сила – раз увидев его, было трудно отвернуться. Огонек тянул к себе, не давая думать ни о чем другом. Митя с усилием отвел взгляд от черной головы и поглядел на Диму. Тот парил в пустоте, закрыв глаза и чему-то улыбаясь.

– Ты видишь что-то интересное?

– Да, – сказал Дима. – Я вижу, как все эти горизонты событий, упавшие вниз, складываются вместе. Если хочешь посмотреть, просто закрой глаза, я постараюсь, чтобы тебе тоже было видно. Это не то, как все обстоит на самом деле, а, скорее, как я это себе представляю. Но выглядит все равно интересно…

Митя закрыл глаза. Сначала он ничего не видел в темноте, кроме обычных пятен и полос света. Затем одна из этих полос растянулась, словно кто-то открыл невидимую кулису, и он увидел нескольких человек в белых набедренных повязках и тяжелых золотых масках, изображавших звериные и птичьи головы. Они нанизывали на золотой штырь круги чего-то похожего на мокрый темный пергамент. Черная стопка этих кругов складывалась в человеческую голову – уже ясно видны были нижняя челюсть и нос, в которых Митя узнал черты лица под короной. Люди в масках, изукрашенных голубой и лиловой эмалью, двигались медленно и осторожно, словно сборщики атомной бомбы.

Митя поглядел на лист пергамента, который они аккуратно опускали на штырь. Он отливал радужным блеском, в котором угадывалось множество движущихся картин, накладывающихся друг на друга – словно на параллельных прозрачных экранах одновременно шла кинохроника вековой давности. Там были трамваи со впряженными лошадьми. Усатые летчики у фанерных этажерок. Похожие на кастрюли броненосцы. Но самое главное, что это вовсе не казалось чем-то древним и отжившим. Митя не мог понять, как возник такой странный эффект, но все это было умопомрачительной кромкой будущего, только что прорезавшейся зарей нового дня – горизонтом событий, вспомнил он слова Димы.

Полуголые люди в масках египетских богов уже закрывали этот лист пергамента следующим, который точно так же излучал множество картин и смыслов. В новом горизонте отсвечивали жуткой новизной безлошадные трамваи, диктатура гениальных вождей, металлические монопланы и авианосцы – особенно Митю впечатлила поганка ядерного взрыва, которая выросла на его глазах в зыбкой серо-желтой пустыне.

Он смотрел, как фигуры в масках богов нанизывают на золотой штырь горизонт за горизонтом, пока вдруг не увидел на одном из них ностальгически знакомую картину – танцплощадку под южным небом. Это было простое асфальтовое поле за высоким проволочным забором, возле которого стояла деревянная эстрада с черными коробками динамиков. Лампы над площадкой вспыхивали по очереди, вырывая из темноты замершие тела. При каждой новой вспышке эти тела оказывались в несколько иной позе, и это механическое подобие жизни показалось Мите самым страшным из всего увиденного им на черных пергаментных листах. Он вдруг узнал в одной из фигурок на огороженном асфальтовом поле самого себя, и тогда картинка пропала.

Митя открыл глаза и поглядел на Диму.

– Мне сейчас показалось, что эта черная голова просто думает все это. То, что было раньше, то, что будет потом. И именно поэтому все и появляется. Появляется в ней. И больше нигде.

– Очень похоже на правду.

– Но чья это голова? – спросил Митя. – Я уверен, что есть какой-то ответ.