Аля Аль-Асуани - Дом Якобяна Страница 20

— Благодетель! Это брат Таха аль-Шазли, мой сокурсник по экономическому факультету, о котором я вам рассказывал.

— Добро пожаловать! Как дела, сынок? Много о тебе слышал от твоего друга Халеда, — приветствовал Таху шейх.

В полицейском участке разыгралось настоящее сражение…

В официальном протоколе Хамид Хавас обвинил Маляка Халля в самозахвате жилплощади и потребовал направить дело в суд. Со своей стороны, Маляк приложил к этому протоколу копию договора аренды комнаты и настоял на составлении другого, в котором обвинил Хамида Хаваса и шофера Али в нанесении ему побоев и потребовал медицинского освидетельствования. С одним из полицейских его отправили в больницу Ахмеда Махира, откуда он вернулся с медицинским заключением и тоже приложил его к протоколу. Шофер Али наотрез отрицал факт избиения Маляка и даже обвинил того во лжи…

Все это было написано в документах, а что касается войны не на бумаге, то в ней участвовали все и всеми возможными средствами. Так, Хамид Хавас ни на секунду не переставал приводить юридические аргументы в пользу жильцов, цитируя различные положения Кассационного суда. А в это время Абсхарон выл, умоляя офицера, и, как всегда, если возникали проблемы, показывал свою культю из-под галабеи.

— Смилуйтесь, господин паша… Смилуйтесь… Мы ради куска хлеба… А они нас гонят и бьют… — кричал он.

Что касается Маляка, то в полицейских участках он вел себя совсем по-другому, чем в жизни. Он давно уже сообразил, что офицеры полиции оценивают каждого гражданина по трем пунктам: внешнему виду, профессии и манере говорить… И от результатов этой оценки зависит, уважают гражданина в полицейском участке или унижают и бьют… Простонародная одежда Маляка не могла произвести на офицеров никакого впечатления, а профессия портного не внушала уважения — ему не оставалось ничего, как использовать манеру говорить… Маляк привык, входя в полицейский участок по какому-нибудь делу, напускать на себя вид занятого бизнесмена, у которого очень важные и неотложные планы, не терпящие проволочек. Он вел разговор с офицерами высоким слогом, и они не решались быть к нему невнимательными. Заканчивая речь, он кричал в лицо офицеру в подтверждение своих слов:

— Вы, уважаемый, это знаете, и я это знаю… Это знает ваш начальник… И господин глава органов безопасности тоже об этом знает…

Упоминание невзначай главы органов безопасности (как будто это был приятель, с которым всегда можно связаться) и грамотная, литературная речь были действенным средством заставить офицеров и думать забыть об унижении Маляка… И вот Абсхарон, Маляк и Хамид Хавас стояли перед офицерами, ни на минуту не прекращая орать, а сзади пьяный шофер Али, как контрабасист-виртуоз, знающий, когда он должен вступить в игру, повторял грудным голосом одну и ту же фразу:

— Гражданин начальник, на крыше женщины и семьи, мы не можем допустить туда цеховиков, это заденет нашу честь… Гражданин начальник!

Офицер чувствовал, что сейчас они доведут его до бешенства. И если бы не пришлось потом отвечать, он приказал бы подвесить их всех на крюк и выпороть… В конце концов, он подписал протокол и направил его на рассмотрение в прокуратуру. Ведущие тяжбу стороны провели в камере еще полдня, пока не вышло решение помощника прокурора о «присуждении комнаты Маляку, который, как пострадавшая сторона, может обратиться в суд…»

Так Маляк победоносно вернулся на крышу, и весь честной народ выступил посредником, чтобы примирить его с врагами — шофером Али и Хамидом Хавасом (который пошел на мировую, но втихую не переставал строчить жалобы и справляться о них)… Решение прокуратуры стало для Маляка отправной точкой его бизнеса, и за одну неделю он полностью изменил комнату: закрыл дверь, ведущую на крышу, и сделал парадный вход из внутреннего холла, где прибил внушительных размеров пластиковую вывеску, на которой по-арабски и по-английски было написано «РУБАШКИ ОТ МАЛЯКА». Внутри он поставил большой стол для кройки, несколько кресел для ожидающих клиентов, на стену наклеил изображение Девы Марии и вырезку из американской газеты «Нью-Йорк Таймс» «Маляк Халля — великий египетский портной». Автор статьи, американский журналист, на целой странице рассказывал об умении мастера Маляка кроить рубашки. В центре страницы располагалась фотография: Маляк с перекинутым через шею сантиметром увлеченно режет кусок ткани, как будто не замечая, что его снимают… Тем, кто расспрашивал об этой статье, Маляк рассказывал, как однажды иностранец (впоследствии оказавшийся корреспондентом «Нью-Йорк Таймс» в Каире) зашел к нему, чтобы заказать несколько рубашек. А на следующий день, к удивлению Маляка, вместе с ним пришли иностранные фотографы, и, восхищенные его мастерством, поместили вот такую статью… Маляк рассказывал эту «правдоподобную» историю, а затем украдкой смотрел на слушателей. Если он видел, что те сомневаются и начинают нервничать, переводил разговор на другую тему, как будто ничего не произошло. Но если ему удавалось их убедить, он продолжал, уверяя, что американский господин настаивал на его отъезде в Америку, предлагал работать там портным за любую плату, какую он попросит, но он, естественно, отказался, потому что не перенесет жизни на чужбине… Маляк завершал свой рассказ гордо и уверенно:

— Известное дело… Там все так и ищут сообразительных портных…

На самом же деле Басьюни, фотограф с площади Атаба, может сфабриковать для любого статейку, рассказывающую о его мастерстве, в любой газете по желанию: в арабской — за десять фунтов, а в зарубежной — за двадцать. От клиента требуется только назвать газету и дать свою фотографию, а у Басьюни уже есть заготовки, в которых журналист рассказывает о том, как несказанно он был удивлен, обнаружив на улицах Каира либо мастерскую такого-то гениального портного, либо лавку такого-то торговца. Басьюни складывает все это определенным образом, и из копировального аппарата выходит страница, как будто действительно вырезанная из газеты…

А что же делал Маляк Халля на новом месте? Да, он кроил рубашки, но это была лишь малая толика его ежедневных дел. Короче говоря, он брался за все, что приносит деньги: от торговли валютой и контрабандным алкоголем до посредничества при купле-продаже недвижимости, земель аренды квартир. Он сватал арабским шейхам девочек-крестьянок, которых через посредников доставляли из деревень Гизы и Файюма, и даже отправлял рабочих в страны Персидского залива, получая с них двухмесячный заработок…

Эта бурная деятельность заставляла его жадно собирать сведения и выпытывать у людей их секреты: не исключено, что в дальнейшем он будет с ними сотрудничать и в какой-то момент даже самая незначительная информация окажется решающей и позволит ему заключить нужную сделку. Каждый день с раннего утра до позднего вечера в магазин Маляка приходили самые разные люди: богатые и заказчики победнее, арабские шейхи, маклеры, служанки, девушки по вызову, мелкие торговцы и агенты на комиссии. Маляк сновал среди них туда-сюда, и разговаривал, кричал, смеялся, шутил, ругался, ссорился; сотни раз давал лживые клятвы при заключении сделок, как талантливый актер, получающий наслаждение от блестяще сыгранной роли, которую он репетировал столько раз, что довел исполнение до совершенства.

Маляк видел Бусейну ас-Сайед дважды в день: когда она уходила на работу и когда возвращалась. Эта красотка с хорошей фигурой сразу вызвала у него интерес и трудно передаваемые чувства, говорившие, что серьезное выражение ее лица обманчиво и что она не такая уж правильная, какой хочет казаться. Разузнав о ней все, Маляк начал здороваться, расспрашивать о здоровье ее уважаемой матери и о том, нужны ли магазину «Шанан», в котором она работает, отличные рубашки по сходной цене (вознаграждение ей гарантировано). Шаг за шагом, и он уже разговаривал с ней на разные темы: о погоде, соседях, браке… Бусейну же никогда не тянуло к Маляку, но она не могла оттолкнуть его, потому что каждый день проходила мимо, потому что он жил по соседству, потому что он был вежлив — у нее не было повода быть с ним нелюбезной. И она была вынуждена разговаривать с ним, что-то неуловимо-пронизывающее в его поведении заставляло ее повиноваться. Он говорил ей об одном, а его голос и взгляд утверждали другое: «Не прикидывайся такой правильной, я все знаю…» Это не выраженное в словах послание доходило до нее все яснее и яснее, и она уже начала сомневаться, не распускает ли Таляль слухи об их связи… Маляк подбирался к ней все ближе, пока не настал день, когда он вдруг обвел взглядом ее большую грудь и нежную кожу, а затем задал неприличный вопрос:

— Сколько Таляль Шанан платит тебе в месяц?

Она почувствовала, что на этот раз не сможет сдержаться и ответит ему грубостью, но, в конце концов, обошла его сбоку, боясь посмотреть в глаза.