Аля Аль-Асуани - Чикаго Страница 20

— С Майклом вы не сработаетесь.

— Не думайте обо мне плохо. Я могу работать с любым руководителем.

— Дело не в тебе. Просто Джордж Майкл не любит работать с арабами.

— Почему?

— Такой уж он есть. Какая нам разница? Обратись к Грэхему.

— Когда можно его застать?

Он посмотрел на настенные часы:

— Можно попробовать сейчас.

Я собрался идти, и уже вдогонку доктор Салах предупредил меня:

— Он может показаться эксцентричным, но он — настоящий ученый.

Я постучал в дверь кабинета в конце коридора и услышал, как мне ответили сиплым голосом:

— Войдите.

На моем пути появилось большое облако дыма ароматизированного табака. Я оглянулся в поисках окна.

— Не выносите дыма? — спросил он.

— Я сам заядлый курильщик.

— Это первый вопрос, по которому мы уже нашли взаимопонимание.

Он звонко рассмеялся и выпустил кольцо дыма. Грэхем сидел в кресле развалившись, положив по-американски ноги на стол. Я заметил, что у него всегда было насмешливое выражение глаз, как будто его веселило то, что он видел. Но, когда он начинал говорить, лицо сразу становилось серьезным.

— Чем могу помочь?

— Надеюсь, что вы станете руководителем моей дипломной работы, — сказал я, любезно улыбаясь, чтобы произвести хорошее впечатление.

— У меня вопрос.

— Пожалуйста.

— Почему вы так хотите получить магистерскую степень по гистологии, если не работаете в университете?

— Не удивляйтесь тому, что я скажу. На самом деле я поэт.

— Поэт?!

— Да. В Каире у меня вышло два поэтических сборника. Стихи для меня — самое главное в жизни. Но мне нужна профессия, которая будет меня кормить. В Каирский университет меня отказались принять из-за политической деятельности. Я подал иск в суд, но не думаю, что из этого что-то выйдет. Даже если выиграю дело, администрация будет травить меня, пока я сам добровольно не отчислюсь, как другие. Я хочу закончить магистратуру в Иллинойсе, чтобы несколько лет поработать в Персидском заливе, а потом, скопив деньги, вернуться в Египет и посвятить себя литературе.

Грэхем посмотрел на меня, выпустил еще кольцо дыма и уточнил:

— Итак, вы изучаете гистологию ради литературы?

— Именно.

— Это странно, но вызывает интерес. Послушайте, я беру к себе студента только после того, как в какой-то мере узнаю его образ мыслей. Личность студента для меня важнее, чем анкетные данные. Что вы делаете в субботу вечером?

— Не знаю еще.

— Что скажете насчет ужина?

— С удовольствием.

10

Целый час Раафат Сабит ворочался в постели, напрасно пытаясь поймать сон. В темной комнате стояла абсолютная тишина, прерываемая только размеренным дыханием спящей рядом жены. Он лег повыше и прислонился удобнее к спинке кровати. Перед глазами пронеслись события прошедшего дня. Это был особый день в его жизни, который он никогда не забудет. Утром явился Джефф и увел его единственную дочь. Так Сара оставила его, чтобы жить со своим любовником. Влюбленные, казалось, были на седьмом небе от счастья, когда загружали чемоданы в машину. Они шутили и флиртовали друг с другом. Джефф уловил момент и поцеловал Сару.

Наблюдая за ними из окна кабинета, Раафат неожиданно принял решение забыть дочь. Пусть катится ко всем чертям! С этих пор она его не волнует. Если она недостаточно его любит, то и он перестанет ее любить. Остаток жизни он проживет так, будто у него и не было ребенка. Раафат отошел от окна и прилег на диван. До его слуха опять донесся смех из сада. Митчелл была рада за молодых и веселилась вместе с ними. В этот момент Раафат почувствовал жгучую ненависть ко всем троим. Через минуту он услышал, как кто-то тихонько постучал. Дверь открылась, и вошла Сара. Она казалась спокойной, бодрой, вид свежий, волосы забраны назад. Сара посмотрела на него невинными глазами и сказала просто, как будто уезжала с классом на экскурсию:

— Пришла с тобой попрощаться.

— Ты куда?

— Я думала, ты в курсе.

— А-а-а… Я надеялся, ты подумаешь еще раз.

— Я уже решила. Все.

Он подошел к ней, крепко обнял и поцеловал в лоб и щеки. От нее исходил тот же запах чистоты, который он ощущал, когда в детстве носил ее на руках. Он внимательно посмотрел на нее и прошептал:

— Береги себя. Если что нужно, звони.

После того как Сара уехала, они с женой провели обычный день. Сходили в кино, поужинали в итальянском ресторане на берегу озера. Сейчас ему кажется странным: почему за весь день они словом не обмолвились о Саре, словно сговорились не упоминать о дочери? Сейчас он удивляется, что по возвращении домой им овладело безудержное сексуальное желание, и он занимался с Митчелл сексом так, как не делал этого уже долгие годы. Он обрушился на нее и выплеснул весь свой пыл и агрессию, словно хотел похоронить внутри нее печали или спрятаться в ней или отомстить ей за отъезд Сары. Когда они закончили, жена погрузилась в спокойный сон, в то время как он тщетно пытался избавиться от своих мыслей. Вдруг лампа сбоку зажглась: жена с заспанным лицом смотрела на него.

— Раафат, ты почему не спишь?

— Бессонница. Зря я выпил кофе после ужина.

Она сочувственно улыбнулась и положила ему ладонь на голову.

— Нет, Раафат. Не из-за кофе. Я понимаю, что ты переживаешь. И я тоже расстроена, что Сара переехала. Ну что же делать? Такова жизнь. Мы должны принимать ее, как она есть.

Он молчал.

— Я тоже буду скучать по Саре, но утешаю себя тем, что она живет в Чикаго, а не в другом городе. В каком-то смысле она рядом. Мы будем навещать ее и приглашать иногда к себе провести с нами выходные.

«Она говорит неправду. Она рада тому, что случилось, — думал Раафат. — Подбивала Сару уехать, а сейчас притворяется, что сожалеет!» Митчелл придвинулась ближе, поцеловала в щеку и положила руку ему на грудь. Он чувствовал себя уставшим, опустошенным, ему нечего было сказать.

— А ты знаешь, где они с Джеффом будут жить? — вдруг спросил он.

— У него дома.

— Да, именно, в его доме. Ты знаешь, где его дом? В Оукланде, самом бедном и самом грязном районе Чикаго!

— Джефф все мне объяснил. Сейчас он не может платить за жилье в лучшем районе. Но когда продаст свою новую работу, найдет другую квартиру.

— Тебе он тоже смог впарить эти иллюзии?! Считаешь, что кто-то будет платить деньги за чушь, которую он размазывает по холсту?

— Раафат, я не могу понять, за что ты его так ненавидишь?

— Это я не понимаю, почему ты ведешь себя так глупо? Этот тип увел у тебя единственную дочь в беднейший квартал Чикаго, а ты продолжаешь его защищать!

— Я не защищаю его.

— Ты не только его защищаешь, ты сама все это устроила!

— Что ты говоришь?

— Ты подбивала ее переехать.

— Раафат!

— Перестань притворяться.

— Послушай.

— Нет, ты меня послушай. Мне отвратительна роль, которую ты играешь. Ты никогда меня не любила. Жалеешь, что вышла за меня замуж. Всегда считала, что заслуживаешь лучшего мужа. Каждый день ты заставляла меня чувствовать, что я во всем тебя недостоин. И делала все, чтобы показать мне, что я всего лишь отсталый египтянин, в то время как сама ты голубых кровей!

— Хватит!

— Нет, не хватит! Сейчас настало время посмотреть правде в лицо. Ты всегда меня ненавидела и решила отомстить мне через Сару. Именно ты сделала так, чтобы я ее потерял.

Митчелл в ужасе смотрела на него. Раафат стоял посреди комнаты как умалишенный. Он пнул ногой кровать и закричал:

— Отвечай! Что ты молчишь?! Разве ты сегодня не осуществила свой план? Мои поздравления, Митчелл! Ты отняла у меня единственную дочь!

Он повернулся к шкафу, с силой распахнул его, снял пижаму, бросил ее на пол и начал одеваться. Митчелл вскочила и попробовала задержать его, но он отпихнул жену. Она сделала еще попытку: встала и загородила своим телом проход.

— Уйди! — заорал он.

— Куда ты?

— Не твое дело.

Она пыталась что-то сказать, но он схватил ее за руку и с силой оттащил от двери. Не удержав равновесия, она упала на край кровати. Раафат вышел, громко хлопнув дверью, и через минуту Митчелл услышала, как машина отъехала от дома.

11

Как изменилась Шайма!

Теперь она в точности следовала советам программы «Королева красоты», которую по средам транслировал египетский спутниковый канал. От прыщей на лице она избавилась с помощью скраба из соли и оливкового масла, а благодаря йогуртовой маске с огурцом ее кожа приобрела мягкость и свежесть. Она стала аккуратно выщипывать брови и терпеть жжение сурьмы в глазах, от которой слезы лились градом, пока краска четко не ляжет на веко и не придаст взгляду притягательный блеск. Даже рукава на своей традиционной одежде она украсила бисером и блестками и слегка ушила талию, чтобы подчеркнуть округлости (особенно пышную грудь, цену которой она знала и которую, казалось, гордо несла перед собой). Она уже не ходила прямо, как солдат, а стала покачиваться и изящно изгибаться, ровно настолько, чтобы оставаться в рамках приличия, но при этом кокетничать. Даже очкам, которые были признаком серьезности и старательности, она позволяла потихоньку сползать на кончик носа, чтобы потом резко пальцем возвращать их на место, что добавляло веселого задора ее образу. Все это ради Тарика. Тарик… Она произносила это имя нежно, как будто целовала. Господь всемогущий! Она ждала свою судьбу в Танте, пока совсем не отчаялась, а затем уехала, чтобы встретить ее здесь, на другом конце света! Господь наш великий послал ей эту стажировку и сделал так, чтобы она настояла на своем для своего же блага. Мечтала ли она о женихе лучшем, чем Тарик Хасиб?! Такой же, как она, профессор медицины, который никогда не будет ревновать ее к успеху, никогда не потребует, чтобы она бросила университет и сидела дома, как остальные. И возраст у него подходящий, и наружность приятная (несмотря на чрезмерную худощавость, длинный нос и глаза навыкате). Ей никогда не нравились слишком красивые, слащавые мужчины. Мужчина не вызывал у нее интерес, если она не чувствовала в нем суровости и колючести.