Юкио МИСИМА - ПАДЕНИЕ АНГЕЛА Страница 20

14

Как-то вечером на исходе августа свободный от дежурства Тору был у себя дома — он уже поужинал, принял ванну и, чтобы немного освежиться, толкнув дверь, вышел под навес на хранившую дневной жар галерею, куда залетал вечерний ветерок. На галерею, куда с улицы поднимались по железной лестнице, выходили двери всех квартир.

С южной стороны внушительная площадь почти в четыре тысячи цубо[26] была отведена под складирование лесоматериалов, которые освещал слабый свет фонарей. Порой эти бревна напоминали Тору насторожившихся зверей.

Где-то в глубине рощи, лежавшей за складом лесоматериалов, находился крематорий, Тору хотелось бы увидеть огонь, вырывающийся вместе с дымом из высокой трубы, но он его так никогда и не видел.

Вершины гор, подчеркивающие черноту неба, указывали на Нихондайру. Было хорошо видно, как по дороге, вившейся по горам, движется свет автомобильных фар. Мерцали огни расположенной на вершине гостиницы, на телебашне мигал красный сигнал — предупреждение самолетам.

Тору никогда не был в той гостинице. Он ничего не знал о жизни людей, живущих на широкую ногу. Он уяснил, что разум и богатство — вещи несовместимые, и тем не менее не проявлял никакого интереса к попыткам усовершенствовать этот мир, а потому совершать революции предоставил другим. Больше всего его не удовлетворяла идея «Равенства».

Тору уже собрался вернуться в комнату, когда прямо к лестнице подъехала машина. В темноте было не очень хорошо видно, но машина казалась знакомой. Тору удивился, увидев выходящего из нее начальника.

Крепко, будто опасаясь, что отнимут, сжимая большой бумажный пакет, начальник с грохотом взбежал по железной лестнице, совсем так же, как делал это на работе.

— А-а, хорошо, что я тебя застал. Я тут принес выпить. Давай за стаканчиком поговорим у тебя в комнате, — начальник говорил громко и уверенно. Тору, напуганный этим неожиданным, странным визитом, попятившись открыл дверь в комнату.

— Да ты аккуратный. У тебя здесь так чисто, — отметил начальник, оглядываясь вокруг, — он по-домашнему уселся на предложенную подушку и принялся вытирать пот.

Дом построили в прошлом году, да и Тору следил за порядком, поэтому казалось, что пыль здесь и не садится. В оконные рамы было вставлено матовое стекло с узором из кленовых листьев, а с внутренний стороны окна прикрывали еще и традиционные японские сёдзи. Стены комнаты были сиреневого Цвета, сделанные из каких-то новых материалов, потолок обшит идеально гладкими досками, входная Дверь с матовым стеклом в бамбуковых листьях тоже напоминала сёдзи, раздвижная перегородка внутри комнаты имела красивый узор.

Тору сказал, что квартира обходится ему в двенадцать тысяч пятьсот иен в месяц, коммунальные услуги двести пятьдесят, и добавил, что половину трат берет на себя компания.

— Одному, наверное, тоскливо?

— Да я спокойно остаюсь один. Ведь на работе я тоже один.

— Это точно, — начальник достал из бумажного пакета квадратную бутылку виски «Сантори», пакеты с сушеной каракатицей, рисовым печеньем и еще чем-то. Предложил за неимением специальных стаканов для виски пить из обычных.

То, что начальник неожиданно появился у служащего дома, да еще с выпивкой, было довольно странно. Разговор, скорее всего, будет неприятным. Тору не имел никакого отношения к финансовым делам, следовательно, приход начальника не мог быть связан с финансовыми ошибками, оставалось думать, что, сам того не заметив, он допустил какую-то чудовищную оплошность. Да еще обычно строгий начальник предлагает ему, несовершеннолетнему, выпить.

Тору решил, что его уволили; профсоюза у них не было, но, с другой стороны, он хорошо знал, что сейчас не так просто найти подростка, который справлялся бы с работой пусть даже и связиста третьего разряда. Немного терпения, и найдется не одно и не два места, куда его возьмут. Тору успокоился и теперь, наоборот, смотрел на начальника с жалостью. Пусть его известят об увольнении — он уверен, что примет это с достоинством. Что бы там ни думал начальник, а Тору был «сокровищем, которое не так легко заполучить».

Отказавшись от виски, которое настойчиво предлагал начальник, Тору сидел в душном углу и только сверкал глазами.

В мире, где ему не на кого было надеяться, Тору построил маленькую ледяную крепость, жизнь в которой не имела ничего общего ни со стремлением сделать карьеру, когда тебя того и гляди затопчут, ни с честолюбием, ни с жаждой денег, ни с любовью. Он никогда не любил сравнивать себя с другими, поэтому не испытывал ни ревности, ни зависти. Он с самого начала отрезал себе путь к примирению с этим миром, а потому ни с кем не ссорился. Предпочитал, чтобы его считали безвредным, добрым и милым белым кроликом… Потеря работы — это такой пустяк.

— Несколько дней назад меня вызвали в главный офис в Иокогаму, — начал начальник и для храбрости выпил. — Думаю, в чем дело, поехал, а там говорят, что вызывает сам президент. Я в панике. Думаю, что случилось, стыдно сказать: ноги дрожали, когда шел к нему в кабинет. Смотрю, президент улыбается, предлагает садиться. Решил, что говорить о плохом не будет. Оказалось, что меня этот разговор никак не касается. И что ты думаешь? Речь шла о тебе.

Тору удивленно вскинул брови. Шел какой-то необычный, непостижимый разговор. Во всяком случае, об увольнении пока не говорили.

— Да, разговор был какой-то странный. По словам одного знакомого, которому наш президент очень обязан, есть человек, который хочет тебя усыновить. И меня выбрали посредником, сказали, чтоб я обязательно тебе это сообщил. Такая честь, когда тебя просит сам президент. Значит, доверяют. И у того, кто доверяет, есть глаза — он понимает, что делает.

И тут Тору осенило. Конечно же, это тот старик-адвокат, который недавно дал ему свою визитную карточку.

— А человек, который хочет меня усыновить, это господин Хонда?

— Да. Откуда ты знаешь? — на этот раз глаза округлились у начальника.

— Он как-то приходил на сигнальную станцию, посмотреть, что это такое. Странно, один лишь раз встретились и сразу — стать приемным сыном…

— Он обратился в детективное агентство, они тайно наводили справки…

Тору вспомнил рассказ Кинуэ и нахмурился:

— Да-а, неприятный способ.

Начальник растерялся:

— Но в результате-то они узнали, что ты безупречен, ну просто образцовый человек, еще и талантливый, значит, все в порядке?

В голове у Тору билось воспоминание не столько о пожилом адвокате, сколько о той капризной тетке в европейской одежде, которая, словно мотылек, разбрасывала вокруг яркую пыльцу — она была совсем из другого мира.

Начальник вещал этим вечером до половины двенадцатого, не давая Тору лечь спать. Иногда Тору, обхвативший руками колени, начинал дремать, но порядком захмелевший начальник тряс его за колено и продолжал говорить.

Тот человек вдовец, богат, он остановил свой выбор на Тору, потому что не только для семьи Хонды, но для будущего Японии полезнее получить в приемные сыновья стремящегося к знаниям, одаренного подростка, чем слюнтяя из знатной семьи; он собирается, как только будет оформлено усыновление, готовить Тору к поступлению в колледж, нанять учителей, чтобы Тору смог продолжить учебу в лучшем университете; как отец он хочет, чтобы приемный сын занимался в будущем юриспруденцией или экономикой, но выбор будущей профессии оставляет за ним и для этого готов оказывать ему всяческую помощь и поддержку; будущему приемному отцу уже много лет, но родственников, которые будут надоедать Тору после его смерти, нет, так что все имущество семьи Хонды перейдет в собственность Тору… Начальник излагал все чрезвычайно подробно, словно это было самым важным в жизни.

Но почему? Мысли об этом приятно щекотали самолюбие Тору.

Что-то там было еще. И это «еще» случайно совпало с тем, что есть у меня. Тому старику кажется, что столь нелепая история в порядке вещей, Тору чувствует то же самое, а начальник и другие здравомыслящие обыватели думают, что это нелепо.

По правде говоря, Тору не воспринимал эту историю как нечто из ряда вон выходящее. С тех пор, как он впервые встретил того тихого старика, он ждал какого-нибудь странного продолжения. Тору был уверен, что его внутренний мир закрыт от людей, и самонадеянно считал, что люди понимают его неправильно, не дают себе труда подумать над своими заблуждениями и проглатывают то, что сами же и порождают. Если случилась какая-то глупость, то это следствие красивого заблуждения; если ошибки в общественном сознании очевидны, то может произойти что угодно. В мыслях о том, что добрые или злые чувства, которые питают к тебе другие, основываются на заблуждениях, явно присутствовало самоотрицание — следствие скептицизма и слепого самолюбия.

Тору презирал неизбежность, ни во что не ставил стремление. Сейчас у него было достаточно причин, чтобы вообразить себя втянутым в какую-то старую «Комедию ошибок». Нет ничего смешнее чем когда человек без стремлений начинает возмущаться тем, что его стремления были попраны. Если действовать хладнокровно, логично, утверждение «я вовсе не стремлюсь стать приемным сыном с какими-то особыми привилегиями» для Тору будет означать «я согласен стать приемным сыном».