Ежи Косински - Пинбол Страница 20

— Доброе утро, сэр, — с сильным итальянским акцентом воскликнул он, и, улыбаясь Остену с нескрываемым восхищением, скользнул за прилавок с грацией балетного танцора. — Могу я быть вам чем-нибудь полезен?

— Да, — сказал Остен, — косвенно. — И, ткнув пальцем в золотые наручные часы на витрине, добавил: — Мне нравятся эти часы.

— Позвольте отдать должное вашему вкусу, — выдохнул продавец, весь расплывшись в улыбке, и извлек часы из витрины. — Это самые плоские часы в мире. Кстати, — глаза его двусмысленно заблестели, — это модель унисекс.

Остен рассматривал часы, представляя себе, как они будут выглядеть на темном запястье Донны.

— Сколько они стоят? — наконец спросил он.

Называя цену, продавец изобразил на лице подобие небрежной улыбки.

— Это поистине вечный механизм. Ценность его непреходяща. Следовательно, это еще и прекрасная страховка от инфляции — даже по цене "кадиллака"!

— Я не намерен страховаться ими от инфляции, — сказал Остен. — Это подарок другу.

— Изумительный выбор, — мурлыкнул продавец. — Представьте себе, они водоустойчивы.

— Это хорошо, — кивнул Остен. — Мой друг ненавидит воду.

Продавец сделал вид, что не заметил сарказма.

— Ваш друг, несомненно, сочтет черный циферблат очень эффектным.

— Более чем вероятно, — ответил Остен. — Мой друг черный.

— Он, разумеется, высоко оценит этот дар, — важно заметил продавец.

— Это женщина, — сказал Остен, доставая из кармана увесистую пачку денег, после чего отсчитал требуемую сумму.

— Носить столько денег с собой! — воскликнул продавец. — И вы не боитесь, что кто-нибудь может вас ограбить?

— Ничуть, — ответил Остен. — Я научился быть невидимым! — Он рассмеялся и добавил: — Хорошо, что напомнили: я хочу, чтобы на часах заменили циферблат на такой, где не будет имени производителя.

— Без имени? — выпучил глаза продавец. — Но тогда- никто не узнает, что это часы одной из самых престижных мировых марок!

— Престижные или нет, часы всего лишь отсчитывают время, не правда ли? Только музыка позволяет нам услышать течение времени. Моя подружка увлечена музыкой, а не временем.

Не говоря ни слова, продавец взял часы и унес их в подсобную мастерскую. Не прошло и нескольких минут, как он вернулся.

— Все так, как вы заказывали, — сказал он, протягивая часы Остену. — Просто счастье, что, угождая вашей черной подруге, вы не пожелали вдобавок сделать эти часы потолще, — презрительно выпалил он, распахивая перед Остеном стальную дверь магазина. — Так, сразу, это, знаете ли, было бы непросто!

Не удостоив его ответом, Остен вышел на улицу.

Он выбрал маленький отель, спрятавшийся между двумя низкопробными театрами недалеко от Бродвея. Он разбудил портье, чернокожего старика в мексиканской шляпе и зеркальных очках, дремавшего у коммутатора, и потребовал комнату с ванной.

— Для одного? Или вас будет двое? — спросонок потирая глаза, спросил портье.

— Я один, — ответил Остен.

— Все так говорят, — вздохнул портье и потянулся за ключом. — Сколько думаете пробыть?

— Один день. Однако на тот случай, если я подцеплю кого-нибудь из варьете по соседству, плачу за два. — Он протянул старику несколько бумажек.

— Без багажа? — спросил портье.

— Все здесь, — постучал пальцем по виску Остен.

Остен задержался в номере лишь для того, чтобы воспользоваться уборной. Затем он вышел в коридор, к телефону. Плотно закрыв дверь кабины, он набрал номер.

— "Ноктюрн Рекордз", дом Годдара, доброе утро! — отозвалась телефонистка голосом, словно записанным на пленку и таким же дебильным, как и рекламные слоганы «Ноктюрна», которые, учитывая анонимность Годдара, всегда поражали Остена своей очевидной нелепостью.

Прежде чем заговорить, Остен откашлялся. Он умел, слегка напрягая связки, понижать голос, делая его гортанным и скрипучим. Он так часто использовал этот нехитрый прием, что это вошло у него в привычку. Остен попросил соединить его с Оскаром Блейстоуном, президентом компании. Услышав голос секретарши, Остен повторил свою просьбу.

— Могу я сообщить ему ваше имя?

— Мистер Ривер, — сказал Остен. — Свани Ривер.[14]

— Мистер Свани Ривер? — недоверчиво переспросила секретарша.

— Именно так.

— К сожалению, в данный момент мистер Блейстоун не может говорить с вами. У него совещание. Боюсь, что вам придется сказать мне ваш номер, и тогда я…

— Не надо бояться, — перебил ее Остен. — Просто сообщите, что с ним хочет поговорить Свани Ривер. Он ждет моего звонка. Я, так сказать, его лебединая песня! — он хмыкнул.

Вскоре на другом конце провода он услышал преисполненный напускного радушия голос Блейстоуна:

— Алло? Мистер Ривер? Свани Ривер? Давайте я перезвоню вам со своего аппарата. Где вы находитесь?

— В раскаленной печи, — последовал ответ.

— В раскаленной печи?

— Ага. На Манхэттене летом, — сказал Остен, дал Блейстоуну номер своего телефона и повесил трубку.

Не прошло и минуты, как раздался звонок.

— Я получил вашу телеграмму с новым именем две недели назад, — в голосе Блейстоуна слышалась укоризна. — И с тех пор жду вашего звонка.

— Я был занят, — сказал Остен. — Да и вообще, мы же говорили недавно.

— Недавно? С тех пор прошло шесть месяцев! — вскричал Блейстоун. — Вы не должны забывать, — продолжил он с нажимом, — что я никак, совершенно никак, не могу с вами связаться, когда возникает такая необходимость. А она то и дело возникает. У меня куча бумаг ждет подписи Годдара, и как можно скорее. Но все, что я имею, это ваш голос по телефону, эти разговоры и бесчисленные кодовые имена, каждое из которых отменяет все предыдущие. Вы меня понимаете?

— Понимаю. Вы говорите это каждый раз, когда я звоню вам по телефону. Что-нибудь еще?

— Да! Прежде всего, мне необходима ваша санкция на перевод отчислений с заграничных продаж последнего альбома. Доходы от этой пластинки перекрыли ваш аванс менее, чем за месяц. В Великобритании вы установили новый рекорд продаж. Представьте — и это только Великобритания! В Латинской Америке ваши испаноязычные песни проданы более…

— Воспользуйтесь тем же швейцарским счетом. Номер тот же, что я дал вам в прошлый раз, — прервал тираду Остен.

— Хорошо. Но мне нужна подпись Годдара на новых налоговых декларациях. И, пожалуйста, не меняйте форму буквы «Г», как в прошлый раз. Мы ведь не имеем возможности добраться до вас, чтобы получить подтверждение! А это единственное, что удостоверяет вашу личность, по крайней мере для нас и налогового управления. Теперь относительно "Этюд Классик". Я закончил работу над обновленным договором, в соответствии с которым вы — Годдар — оплачиваете «Ноктюрну» все расходы, включая вознаграждение агентам и прочее, по рекламе и продвижению на рынке "Этюд Классик". Все соглашения держатся в полной тайне, в том числе и утратившие силу, и «Этюд» никаким образом не может узнать или даже заподозрить, что это вы поддерживаете его на плаву.

— Пусть все так и остается, — сказал Остен. — «Этюд» не единственная компания, которую я поддерживаю на плаву. Это и «Ноктюрна» касается.

— Да, разумеется, — тут же согласился Блейстоун, — но это не секрет. — Он помолчал. — Вы ведь прекрасно понимаете, что без ваших дотаций "Этюд Классик" давным-давно бы разорился! И если вы продолжаете поддерживать их на нынешнем уровне, так можете это себе позволить. Вы хоть сознаете, сколько вам это стоит? Да за такие деньги вы могли бы воскресить Бетховена!

— В этом нет необходимости, пока я поддерживаю жизнь в "Этюд Классик".

— О конечно, я понимаю, — голос Блейстоуна потеплел, — но меня смех разбирает всякий раз, когда я думаю об этом несчастном старом снобе, что возглавляет «Этюд», — с каким величественным видом он позволяет нам продавать свои коллекции классики! Если б он только видел те горы, что нам возвращают!

— Что вы сделали с последними возвратами?

— Поступили в соответствии с вашими указаниями: раздали непроданные пластинки «Этюда» — тысячи, следует заметить, — по школам, больницам и музыкальным библиотекам всего мира. Не беспокойтесь, мы можем предоставить полный отчет обо всех этих подарках и…

— Хорошо, — перебил его Остен. — Что еще?

— Возможно, вы захотите проверить свои доходы и отчисления, а еще, как я уже говорил, вам нужно подписать налоговые декларации. Еще вам необходимо одобрить несколько пресс-релизов и просмотреть все эти письма от поклонников. Да, в последней партии было даже письмо из Белого дома. Официальный конверт с пометкой «лично». — Он хихикнул. — Неплохо! Совсем неплохо! Должно быть, приятно слышать, что у вас есть поклонники на самом верху?

— Когда я могу получить все это? — спросил Остен, желая поскорее закончить разговор.