Станислав Буркин - До свидания, Сима Страница 20

— Как вы собираетесь распорядиться полученными деньгами? Что вас побудило сделать покупки именно в этот день и час? Вы ходите сюда регулярно? Сколько вам лет? У вас акцент, откуда вы приехали? Вы считаете, что это самый счастливый день в вашей жизни? — посыпались на меня вопросы. — С каким настроением вы заходили в «Моррисон»?

— Я просто ехал и вот заехал просто купить вот эти конфеты, потому что, ну потому что я ехал в деревню на велосипеде в гости, — моргая от яркого света и вспышек, ответил я.

— Что вы собираетесь делать… Как же вы поступите…

— Нет, нет, постойте! Постойте! Я ошиблась, — внезапно вторглась в наш праздник кассирша. — Ну конечно! Вы девятьсот девяносто девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девятый посетитель.

— Вы уверены? — опасливо переспросил я в полной тишине.

— Ну конечно же, я уверена. Это просто глупое недоразумение!

— А что полагается этому девятьсот девяносто девятому? — спросил я опасливо.

Молчание.

— Ничего. Собственно, ничего не полагается.

Бабка, у которой я хотел посторожить собаку, все это время мрачно стоявшая в стороне, быстро взяла с полочки над кассой пачку жвачки и многозначительно положила ее на пластиковую тарелочку перед кассой.

— «Орбит», плиз!

— Вы только что стали обладательницей пяти миллионов фунтов стерлингов, мэм! — с торжественным удивлением переключилась на старуху щедрая продавщица.

Тут же скандалистку обступили люди с телекамерами и микрофонами, градом защелкали вспышки фотоаппаратов, а я остался стоять брошенным в стороне с коробочкой сраных вишенок в шоколаде. Вдруг я спохватился и побежал расталкивать телевизионщиков.

— Здесь что-то не так! — вторгся я в их торжественную идиллию. — Нетушки, так дело не пойдет, давайте попробуем разобраться как следует.

— Не мешайте, пожалуйста! — строго сказал нарядный менеджер, крепко взял меня за плечо и отвел в сторону. — Уходите. Вы уже сделали свою покупку.

— Тебе что, сука, жить надоело? — прошипел я тихо, но с полной решимостью. — Да я же тебя, свинья, тут же перед всеми камерами…

— Охрана! — трусливо закричал менеджер.

Меня тут же подхватили гигантские негры в черных костюмах и поволокли к выходу.

— Это обман! — кричал изгнанник. — Это издевательство… Я буду писать в газеты… Я обольюсь бензином… Я отравлю ее Бомби!

Меня посадили в пыль у стоянки для велосипедов и оставили умирать от голода, зноя и жестокой несправедливости.

Но не так-то просто меня сломать. Я ломанулся обратно, широкой дугой обогнул черных тяжеловесов и ворвался обратно в толпу поздравителей.

— Подождите, подождите, — обратился я к старушке-триумфаторше, — но ведь мы оба сделали небольшие покупочки. Я конфетки, вы «Орбит». Может быть, я заслуживаю свои поощрительные десять процентов, так сказать, за второе место. Учитывая, что вы сделали свою покупку благодаря мне!

— А ты кто такой? — спросила меня противная героиня дня.

— Послушайте, миссис… миссис… — напряженно защелкал я пальцами.

— Видишь, ты даже имени моего не знаешь, — высокомерно заметила старая тварь, — а уже требуешь у меня сотни тысяч долларов.

— Вы же видели, я первый выиграл? — робко запротестовал я перед камерами. — Она просто воспользовалась…

— Уйди достойно, — уперев кулаки в пояс и подняв подбородок с болтающимися брылами, произнесла старуха. — Будь мужчиной.

— Знаете, что у нас в России мужчины делают с такими богатенькими старушенциями, как вы? — спросил я напористо. — Достоевского, небось, не читали?

— Читала! — вдруг взвизгнула она. — И не надо меня тут стращать.

— В таком случае! В таком случае!

Внезапно я обнаружил, что все притихли, никто из персонала не ввязывается и за руки за ноги меня не оттаскивает. Осознание этого придало мне сил. На секунду мне даже показалось, что судьбу решит исход нашего спора.

— Что в таком случае?

— В таком случае я вас сейчас ударю, — сказал я на выдохе.

— Кишка тонка! — гаркнула старая курва.

Более не раздумывая ни секунды, я схватил ее за жидкие кучерявые седины и со всего размаху дал ей недетскую пощечину. Видимо, от величия судьбоносного момента адреналин подбросил мне сверхъестественной мочи и удар оказался поистине чудовищным. Старуха, взвизгнув, отлетела в сторону и, совершив полный фигурный волчок, грохнулась всеми своими старческими суставами на жесткий пол. Но самым страшным и вообще чем-то из области ночных кошмаров было то, что скальп бабушки остался у меня в руке, той самой, которой я схватил ее за жидкие волосенки. Это был не парик, это был именно скальп, потому что под мерзкими седыми кудряшками у него была глянцевая кожистая изнанка.

Я виновато обернулся к изумленным людям и уже хотел сказать им, что это, собственно, вышло нечаянно, в состоянии аффекта, но тут же заметил, что скальп-то резиновый. Действительно, как в безумном сне я еще раз обернулся и увидел сидящего на полу на месте старухи странного маленького типа в пестрой юбке, с торчащими из прилизанных волос шпильками-невидимками. Он жалобно и обиженно смотрел то на меня, то на телевизионщиков и бережно прикрывал рукой подбитую скулу.

— Вы все видели? Она не настоящая! — торжественно объявил я прессе после минуты гробового молчания. — Это мошенник!

— Улыбнитесь, вы попали в шоу Бобби Кларка! — пискляво сказала мне кассирша и растянула диковатую улыбочку.

На выходе меня облаяла привязанная к дорожному знаку скрытоглазая собака, и я подумал, что, может быть, она тоже ненастоящая. Какая-нибудь переодетая тварь. Тут меня догнал менеджер и, приветливо улыбаясь, сказал:

— Меня зовут Том Гейц. Вы извините, что я с вами тогда так круто обошелся, но этого требовал сценарий, вы же понимаете. Вот, — протянул он конверт и фляжку скотча, — в качестве компенсации.

Я молча, стиснув зубы, взял фляжку и конверт и забросил их в рюкзак. Однако Том Гейц не пожелал мне доброго пути, а посмотрел на меня с виноватой вымогающей что-то улыбочкой.

— Что еще? — спросил я холодно.

Он вытащил из-за спины планшетку с бумагой и подал мне ручку.

— Подпишите, пожалуйста, согласие на использование записи с вашим участием.

Я подумал послать его, но потом решил, что пусть знают нашего брата, и подписал бумагу. Он козырнул, лучезарно улыбнулся и очень довольный вприпрыжку убежал к съемочной группе.

А я поехал через широкую площадь паркинга к шоссе. Перед шоссе я остановился и достал из рюкзака конверт. В нем было всего пять фунтов. Вместо пяти миллионов.

Почти на полпути между Лондоном и домом мистера Тутая дорога подбежала к рельсам, и начался угрюмый фабричный пустырь с целыми горами строительного мусора и шлака под облезлыми стенами гаражей и цехов. Возле опрокинутой набок ржавой вагонетки сидел пес, выкусывая из хвоста репейник, а рядом его серый шлаковый старик в ватном плаще, такой же лохматый, как пес. Сидя на канистре, старик жевал хлеб с зеленым луком. На дне опрокинутой вагонетки было надписано: «Голосуйте за Гэндальфа Серого».

Когда я крутил педали совсем близко от этого самого Гэндальфа, старик поднял на меня мудрый взгляд, досадно помотал головой и заметил по-русски:

— Из-за таких, как ты, коммунизм не построили.

Я остановился и улыбнулся неожиданному земляку. Пес не счел меня достаточно важным, чтобы отвлечься от колючек в своем хвосте, да и старик сразу же погрузился в себя и продолжил жевать свой нехитрый бутерброд. Я, обалдевая, покатил дальше, думая о том, что не мог же старик уже видеть телепередачу с моим участием. К чему же это он тогда?

— Ну и денек, — сказал я самому себе, покачал головой, и мне наконец-то стало самому немного весело.

Фабричная мерзость кончилась, и пошел уютный холмистый пейзаж. Разогнавшись с горы, я с грохотом перелетел деревянный мост между почерневшей каменной мельницей и мшистыми руинами сторожевой башни и за холмом на склоне горы под вербами увидел темно-зеленую крышу нужного мне дома.

— Здравствуйте, мистер Стэнли! — прокричал я на лету. Он со стариковской обстоятельностью причесывал граблями только что подстриженную траву.

Велосипед мой почти не тормозил, и я пронесся мимо. Когда метров через пятьдесят мне удалось затормозить, я спешился и, ведя велик за рога, пошел обратно пешком.

— Катаетесь, Александр Васильевич? — раздельно выговорил он и, вздохнув, улыбнулся.

— Да вот, решил заглянуть к вам, — заводя велик в огород, согласился я.

Он бросил грабли, и мы пошли в дом. По дороге я нарисовал ему картину со стариком и собакой. Он снисходительно хмыкнул, и мне показалось, что он не поверил.

— Честное слово, так мне и сказал! — добавил я, и он еще выразительней хмыкнул.

О телевидении я решил, что нет смысла заикаться.

— Мы, как вы догадались, опять поссорились, — грустно сказал я, запихивая бекон в разогретую лепешку. — Я могу у вас сегодня переночевать?