Норман Мейлер - Крутые парни не танцуют Страница 20

– Что ты увидел, – повторил я, – на том сеансе?

Я чувствовал, что он почти решился ответить мне, и у меня хватило ума не напирать. Он пробежал по губам кончиком языка, и уже в этот момент я ощутил готовую прозвучать правду.

На том сеансе мы вшестером сидели за круглым дубовым столиком – руки па столешнице ладонями вниз, большие пальцы каждого из участников касаются друг друга, а мизинцы – мизинцев соседей справа и слева. Сосредоточившись, мы ждали, пока столик застучит. Теперь я не хочу даже упоминать о нашей цели, но тогда, в темной комнате на берегу залива (ибо мы собрались у одного богатого знакомого из Труро, и океанские волны мерно шумели, накатываясь на песок не далее чем в двухстах ярдах от дома), мне казалось, что с каждым новым произнесенным вслух вопросом в столике действительно зреет некая слабая дрожь, и тут – совершенно внезапно – наши объединенные чувства были потрясены испуганным воплем Ниссена. Припомнив все это сейчас, я, наверное, разбудил те события и в его памяти, поскольку он сказал:

– Я увидел ее мертвой. Увидел твою жену мертвой и с отрезанной головой. А через секунду она увидела то же самое. Мы смотрели на это вместе.

Во время произнесения этих слов исходящий от него запах многократно усилился, и я ощутил отзвук ужаса, пережитого под козырьком. И сразу же понял, что, как бы я ни сопротивлялся, выбора у меня нет: я должен вернуться к дереву на песчаном взгорке и узнать, чья голова лежит в тайнике.

Однако в это мгновение на лице Ниссена промелькнула гримаса невероятной ненависти, он подался вперед и схватил меня за правую руку пониже плеча: его пальцы впились в меня, точно шипы.

Я моргнул, и он засмеялся.

– Да, – сказал он, – у тебя и впрямь наколка. Гарпо не соврал.

– Откуда Гарпо о ней знает?

– Гарпо-то? Я гляжу, ты без жены совсем улетаешь. Лучше бы ей вернуться. – Он с шумом втянул носом воздух, словно загоняя обратно вывалившиеся крупинки кокаина. – Эй, – сказал он, – парень, – сказал он, – ну вот, я не темню. Давай и ты не темни.

– Откуда Гарпо знать? – повторил я. Гарпо был приятелем Ниссена: они вместе гоняли на мотоциклах.

– Ну как же, корешок, – сказал Паук, – он ведь тебе ее сделал.

Свен Вериакис по прозвищу Гарпо. Это был светловолосый коротыш, греко-норвежец по отцу, португалец по матери, сложенный как пожарный гидрант. Когда-то он играл в НФЛ (хотя продержался всего один сезон) и был третьим из самых маленьких футболистов Лиги за всю ее историю. Потом Гарпо переехал в Уэлфлит, и мы, местные, видели его редко, но я вспомнил, что тот спиритический сеанс проводил именно он.

– Что он говорит? – спросил я.

– А кто его знает, – ответил Ниссен. – Его ж не поймешь. У вас с ним один базар, как у юных космонавтов.

Тут из гостиной донеслись крики и проклятия. «Пэтриотс» забили очередной гол. Паук ликующе завопил и повлек меня обратно.

Когда наступил перерыв в середине матча, Студи нарушил свое молчание. Раньше я ни разу не слышал, чтобы он столько говорил.

– Я люблю просыпаться ночью и слушать уличные шумы, – сказал он Бет. – Тогда все кажется таким значительным. Если настроишься особым образом, все сразу наполняется пустотой. То есть красотой, – поправился он, и кивнул, и отхлебнул пива. Я припомнил кое-что об этом Студи, слышанное мной прежде. Он привязывал жену за лодыжки к крюкам, вбитым в перекрытие. Потом ласкал ее. По-своему.

– Очень здорово расположен Кейп-Код в смысле географии, – снова заговорил он, обращаясь к Бет. – Обожаю бабье лето – самое лучшее время. Гулял недавно по нашим дюнам и увидел кого-то, мужчину или женщину, – далеко, за полмили, на других дюнах, но они все были в солнечном свете. Они тоже полны восхищения всей этой золотой прелестью, чувствуют то же, что и мы. У нас тут благодать Божья. От нее не спрячешься. Неумолимая красота. – Он перевел дух. – Я хотел сказать, невыразимая.

Именно в этот миг я принял решение включить Студи в свой список.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Я так и не узнал, кто тогда победил в матче, потому что ушел от Ниссена во время перерыва посередине игры («Патриотс» вели) и поехал за пятнадцать миль в Уэлфлит повидаться с Гарно, который жил над мануфактурной лавкой в одном из мелких переулков. Я говорю «переулок», но вообще-то ни одна улица в Уэлфлите не казалась хоть как-то связанной с другими, словно в день закладки города две с лишним сотни лет назад пятеро моряков, каждый со своим бочонком рома, побрели от берега бухты вдоль ручьев и вокруг болотцев, а кто-то шел вслед за ними и старательно заносил на карту их причудливые маршруты, которые и стали здешними дорогами. В результате никто из моих провинстаунских знакомых не был способен найти кого бы то ни было в Уэлфлите; впрочем, не очень-то мы и старались, Уэлфлит давно превратился в типовой город, и среди местных жителей не было ни одного янки, чей нос не мог бы сойти за винтовочный ствол, мгновенно берущий вас в перекрестие волосков в своих подозрительных дулах-ноздрях. Поэтому некоторые из нас частенько спрашивали Гарпо, как он мог променять Провинстаун на Уэлфлит, на что он отвечал: «Не смог привыкнуть к вашим заворотам. Они меня достали. Пришлось переехать».

Так что кое-кто начал звать его Заворотом. Но поскольку его спутанные белые кудри обрамляли лицо, такое же резиновое, как и у великого комика (хотя со значительно большим количеством отметин: после профессионального футбола он играл полупрофессионалом без шлема), кличка Гарпо за ним осталась.

Впрочем, получил он ее не в честь Гарпо Маркса[15] – это было производное от слова «гарпун». Гарпо Вериакис часто говаривал: «Глянь, какая симпатичная девчонка. Вот бы ее загарпунить». Некоторые так и звали его – Гарпуном. Я упоминаю обо всем этом, чтобы дать вам понять, как трудно было найти его дом. Зимой на Кейп-Коде никто не попадал в нужное место с первой попытки.

Однако я нашел его переулок, и он оказался дома – два сюрприза сразу, – хотя я все еще не верил, что он сделал мне наколку, ибо даже не знал за ним такого умения, а кроме того, не мог понять, как мне удалось бы найти его жилище пьяному, в темноте, но когда я забрался по наружной лесенке к нему на верхний этаж, мои сомнения исчезли. Он поднял голову от кошачьей миски, куда как раз выкладывал еду (Гарпо жил с пятью кошками вместо одной прелестной девушки), и первым, что он спросил, было:

– Нарывает?

– Не знаю. Чешется.

Больше он не произнес ни слова в мой адрес, пока не опорожнил банку, хотя пару раз обратился к своим питомицам, которые влюбленно терлись о его лодыжки, точно ожившие меховые образцы; однако, покончив с этим, он вымыл руки, снял с меня повязку, достал пластиковую бутылочку с каким-то дезинфицирующим средством и оросил им мой бицепс.

– На вид не слишком воспаленная, – сказал он. – Это хорошо. Я беспокоился. Не люблю браться за иглы, когда атмосфера на меня давит.

– Что-нибудь было не так? – спросил я.

– Ты был в полной отвязке.

– Ну и что? Я пью и отвязываюсь. Идея не нова.

– Мак, ты нарывался на драку.

– Я, наверно, совсем с ума сошел. – Он запросто мог поднять сзади машину. – Неужто я и впрямь лез драться с тобой? – спросил я.

– Во всяком случае, грубил.

– Со мной была женщина?

– Не знаю. Может, внизу, в машине. Ты орал из окна.

– И что я говорил?

– Орал из окна: «Сейчас ты проиграешь пари».

– Ты слышал, чтобы мне отвечали?

Один из плюсов людей, которые меня окружают, состоит в том, что они никогда не удивляются неспособности друга вспомнить нужный момент.

– Уж больно ветер шумел, – сказал Гарпо. – Если там была женщина, то она хохотала, как злой дух.

– Но ты все-таки думаешь, что в моей машине была женщина?

– Не знаю, – мрачно сказал он. – Иногда леса смеются надо мной. Я много чего слышу. – Он убрал бутылочку с дезинфектантом и покачал головой. – Мак, я тебя просил не делать наколку. Такая кругом жуть была. До того как ты вошел, я чуть на крышу не залез. Если б ударила молния, точно полез бы.

Некоторые утверждали, что Гарпо наделен особой чувствительностью, некоторые – что он съехал с катушек, играя без шлема, а я всегда думал, что тут налицо обе причины и одна усиливает другую. Коли на то пошло, он воевал во Вьетнаме, и его лучший товарищ – так гласила легенда – подорвался на мине в двадцати ярдах от Гарпо. «Я от этого сдвинулся», – поведал он немногим приятелям. Теперь он жил в поднебесье, и главными событиями были для него слова ангелов и демонов. Несколько раз в году, когда кланы, угрожающие человечьему существованию, скоплялись на грядах облаков подобно средневековым армиям и разражался ливень с ударами молний, Гарпо залезал на конек крыши и бросал вызов злым силам.

– Когда они видят, что я там стою, они смирнеют. Боятся, что я могу заколдовать их. Но я начинаю плакать как ребенок. Это страшно, Мак.

– А я думал, ты подымаешься на крышу только в грозу.