Алан Глинн - Области тьмы Страница 20

Следующие часы пролетели стрелой. Я беспокойно торчал перед пятью экранами, впитывая информацию — и на фоне моей скорости вся предыдущая работа казалась тектонической. Три телевизора показывали разные новости и финансовые передачи — CNN, CNNfn и CNBC, притоки глобального потока информации, анализа и оценки. Онлайновый брокер, у которого я зарегистрировался — Индекс «Клондайка» — обеспечивал меня цитатами, экспертными комментариями, новостями и гиперлинками на разные исследовательские инструменты и игровые симулято-ры. На другом компьютерном экране я бегал по сайтам типа Блумберга, street.com, quote.com, Яростного Быка и Пёстрого Шута. Ещё я время от времени находил возможность отбомбиться по акрам новостных газет, которые притащил домой, читая статьи обо всём и вся… Мексика, естественно, а ещё генетически модифицированная пища, разговоры о мире на Среднем Востоке, бритпопе, упадке сталелитейной промышленности, статистике нигерийских преступлений, электронной коммерции, Томе Крузе и Николь Кидман, басках-сепаратистах, международной торговле бананами… В таком ключе.

Конечно, я сам не понимал толком, чем занимаюсь, у меня не было никакой связной стратегии, я делал что попало, но меня притягивала мысль, что чем больше информации скопится у меня в мозгу — по самым разным темам — тем более уверенно я буду себя чувствовать, когда придёт пора принимать эти самые пресловутые миллисекундные решения.

И — к вопросу о — чего я вообще жду? У меня нет особого финансового размаха, но если я действительно хочу, я могу начать торговлю буквально через секунду. Чтобы выставить заказ, мне надо было только выбрать акции, ввести тип транзакции и количество акций, а потом кликнуть на кнопку «Разместить заказ» на экране.

Я решил начать наутро.

В десять утра, покрутившись в кресле, я замер, разглядывая квартиру. За последние двадцать четыре часа она радикально изменилась. Уже не так похожая на жилое место, она стала теперь, по выражению Боба Холланда, берлогой одержимого психа. Но я так увлёкся, что меня это уже не волновало, я повернулся обратно к экранам двух компьютеров и начал выбирать акции для покупки. Я листал отборочные списки, списки инсайдеров, списки отцов с Уоллстрит, и в итоге послушался животного инстинкта и выбрал среднюю софтверную компанию из Пало-Альто под названием «Диджикон», которая, по моему мнению, подходила для быстрой акции. Она только что прошла долгий период торгов в очень узком ценовом диапазоне, но похоже, что была на грани перелома. И правда, пока я размышлял о «Диджиконе» и собирал данные в аналитических программах, цена акции выросла на половину пункта. Счёт, который я открыл в «Клондайке», облагался большими комиссионными и требовал высокую ставку процента, но они давали плечо до 50 % при открытии депозита. Так что я дал заказ на 200 акций «Диджикона», по 14 долларов за акцию. В течение получаса я купил в сумме 500 акций шести других компаний, используя все мои средства, а потом остаток дня отслеживал положение дел у них, ожидая сигнала к продаже. Утром и днём акции шести компаний из семи с разной скоростью росли в цене. Я быстро решал, от кого избавиться. «Диджикон», например, вырос до 173/8, но я не думал, что они будут расти и дальше, так что я продал их с прибылью в 600 долларов — минус комиссия и плата за транзакцию, естественно. Другие акции выросли с 181/2 до 243/4, а ещё одни с 31 до 367/16. Скинув их в правильное время, я сумел увеличить свой стартовый капитал с 7 000 долларов до 12 000, а в последние два часа торгов я скинул всё, кроме США-Кова. Эти акции весь день не двигались, несмотря на сигналы, что надвигается повышение. Меня это очень сердило, потому что, выбирая эти акции, я чувствовал почти физические сигналы… неопределённая дрожь в глубине живота — так оно мне показалось. И вообще, все остальные акции меняли цену, и я не понимал, что не так с этими.

Не испугавшись, я разместил заказ на дополнительные 650 акций США-Кова, по 22 доллара за штуку. Буквально через двадцать минут на экране загорелся сигнал и США-Кова начали расти. Сначала они поднялись на два пункта, потом ещё на три. Я смотрел, как цена акции ползёт вверх. Когда она дошла до 36 долларов, я набрал команду на продажу, но ещё выжидал, и отправил её, когда они доросли до 39, прибавив 17 долларов меньше чем за час.

И вот к закрытию торгов в этот первый день у меня на счету было больше 20 000 долларов. Минус стартовые 7 000 и комиссионные выходило, что за день я сделал около 12 000 долларов. Для биржи это, конечно, мелочи, но как свободный автор, я столько зарабатывал за полгода. Это было здорово, но меня поразило, как же мне везёт: семь вариантов и семь удач, причём в обычный день, когда рынок закрылся, прибавив всего двенадцать пунктов. Это было потрясающе. Как я так умудрился? Мне повезло? Я пытался прокрутить в голове весь процесс, восстановить каждый шаг и выяснить, могу ли я опознать сигналы, по которым я выбрал эти смутные, низкодоходные акции, но задачка оказалась мне не по зубам. Я перепроверял дюжины трендов, пересматривал аналитические программы, и вот я уже ползаю по полу, по раскрытым газетам и глянцевым журналам, в поисках статьи, которую я вроде бы читал, и которая могла мне что-то подсказать — или спровоцировала идею, или ещё как-то на меня повлияла, или не повлияла. Я просто не знал. Может, я что-то слышал по телевизору, случайное замечание одного из сотен инвестиционных аналитиков. Или что-то промелькнуло в чате, или на форуме, или в интернет-журнале.

Пытаться восстановить мои мозговые координаты в тот момент, когда я выбирал эти акции, было, как запихивать зубную пасту в тюбик, и скоро я отказался от этой идеи. Но один вывод я сделал, что я использую фундаментальный и количественный анализ в равных долях, и хотя я могу и не восстановить эту пропорцию в следующий раз, и никогда не создам те же условия, что сегодня, я явно на правильном пути. Конечно, если всё это не было — невыносимая мысль — чистой случайностью, эпическим приступом везения новичка. В это я не верил, но должен был убедиться, и потому с нетерпением ждал следующего торгового дня. А значит, в плане подготовки надо было заправиться информацией и — естественно — МДТ-48.

В ту ночь я спал часа три-четыре, а когда проснулся — внезапно, из-за того, что под окнами завыла сигнализация на машине, я не сразу понял, где, а главное, кто я. А пока меня не разбудила эта сирена, я смотрел яркий сон, действие шло на старой квартире у Мелиссы, на Юнион-стрит в Бруклине. Во сне ничего особенного не происходило, но появилось ощущение качественной виртуальной реальности, с панорамами и прорисованным зумом, и даже звуками… памятное подвывание батарей, например, хлопанье дверей в коридоре, детские голоса под окнами.

Глаз сна — точка зрения, камера — низко скользила над сосновыми половицами, через разные комнаты этой железнодорожной квартиры, снимая всё: волокна дерева, каждую их извилистую линию и узелок… слой пыли, выпуск «The Nation», пустую бутылку из-под «Гролша», пепельницу. Потом, медленно двигаясь вперёд, камера наплыла на правую ногу Мелиссы, голую, её скрещенные ноги, голые, и синюю шёлковую комбинацию, и вот она наклоняется, комбинация сползает, полуобнажая груди. Длинные, блестящие, чёрные волосы прячут её плечи, почти закрывают лицо. Она сидит в кресле, курит, о чём-то думает. Выглядит она ошеломительно. Я сижу на полу, как мне представляется, и выгляжу чуть менее ошеломительно. Потом, через пару секунд, я встаю на ноги и точка зрения — головокружительно — поднимается вместе со мной. Когда я поворачиваюсь, всё поворачивается, и в эдакой сковородке комнаты я разглядываю чёрно-белые фотографии на стене, фотографии старого Нью-Йорка, которые так нравятся Мелиссе; я смотрю на каменную полку давно не разжигавшегося камина, над ней зеркало, а в зеркале — мельком — я, в старой вельветовой куртке, которая у меня была, такой худой, такой молодой. Продолжая движение, я вижу открытые двери, связывающие комнату со спальней, а потом, стоя в дверях, я вижу Вернона, с волосами, лощёного, в кожаной куртке, в которой он тогда ходил. Я очень внимательно его разглядываю, его красивые зелёные глаза, высокие скулы, и пару секунд кажется, что он говорит со мной. Губы у него движутся, но я не слышу ни звука…

А потом внезапно это кончается, сигнализация уныло завывает на Десятой улице, и я спускаю ноги с кровати — глубоко дышу, с чувством, что видел призрак.

Неизбежно в голове у меня селится следующая картина с участием Вернона, но тут уже прошло лет десять-одиннадцать: Вернон лыс, лицо обезображено шрамами и синяками, Вернон лежит на диване в другой квартире, в другом районе…

Я уставился на коврик около кровати, на его сложный, бесконечно повторяющийся узор, и медленно покачал головой из стороны в сторону. С тех пор, как я начал пару недель назад принимать МДТ, я не особо думал о Верно-не Ганте — хотя, по любым понятиям, повёл я себя ужасно по отношению к нему. Обнаружив, что он мёртв, я сначала обыскал его спальню, а потом украл его деньги и собственность. Я даже не пошёл на его похороны — убедив себя, без единого на то повода, что Мелисса бы этого не хотела.