Инесса Ципоркина - Мир без лица. Книга 2 Страница 20

Вот только боли я совсем не чувствую. Вытягиваю руку — освещенная всполохами, она цела и отнюдь не собирается обращаться в прах. И тут в мое запястье вцепляется другая рука. Я оборачиваюсь и вижу: мне ободряюще подмигивает старый добрый Нудд. Он летит рядом, прижав к боку Клив-Солаш, снова неуязвимый и неустрашимый, как… сильф.

— Что за… — успеваю выкрикнуть я в гудящем пламенном аду.

— Стихия огня — самая древняя, — назидательно сообщает Нудд. — И она с начала времен неизменна. Воздух и огонь не враги, а друзья. В огне мы, сильфы, становимся собой. Я вернул себе свою природу. И тебе — твою.

— Что ж ты мне запрещал костер разводить?

— По-хорошему хотел, — покаянно вздыхает Нудд. — Зачем было уничтожать такой древний лес?

— Но теперь-то лесу кирдык?

— Надеюсь, нет. Я попросил огонь держать себя, гм, в рамках.

— А костру приказать не мог? — занудствую я.

— Не знаю, — пожимает плечами сын воздуха. — Чем меньше огонь, тем труднее с ним договориться. Пока вокруг еда, огонь будет пировать.

Да. Еды для огненного смерча, почитай, и не осталось совсем. Вокруг нас обширное выжженное пространство. Хорошо, что Большой дом стоял на скале, а не посередь леса, где полным-полно деликатесов для неконтролируемых языков пламени.

Я чувствую, как раскаленный воздух, словно огромная ладонь, опускает меня на землю, укрытую толстым ковром пепла. У подножия скалы мельтешат фигуры троллей. Нет, не мельтешат, а скорее вяло ворочаются. Да они чуть живы, эти могучие существа с серыми рублеными лицами! Где теперь их насмешки, их аппетит, их веселые зырканья исподлобья? Где их Большой дом, их имущество, их кров, их вкусный ужин? Все погубили проклятые пришельцы. Но это же не повод, чтобы валяться в золе, раскинув ручки-ножки, словно побежденная армия пластиковых игрушек?

Кислород, догадываюсь я. Смерч сожрал кислород во всем лесу. У бедных троллей гипоксия[59]. Ничего, подует ветер, развеет духоту, и вам полегчает, бедные охотнички за гигантскими насекомыми. А пока вы хватаете ртами воздух, точно выброшенные на берег рыбки, мы с Нуддом узнаем все насчет кратчайшего пути в Йернвид. А ну отвечайте, сукины дети, как нам пройти в Железный лес?!!

За пределами улья Синьоры замок более ли менее похож на все большие, не для хорошей жизни, а для долгой осады построенные цитадели. Ох и мрачное же местечко этот Корасон — посередине серая неприступная громада, по периметру кладбище надежд и страстей… И это — образ сердца? Надеюсь, что не моего.

Мы, словно муравьи-листорезы, планомерно обшариваем Тентакао, словно груду палой листвы. Марк и Синьора Уия где-то рядом, но сообщить, где именно, Легба отказался. Просто перестал откликаться. Не отвечает даже мэтру Каррефуру, на чьи подначки неизменно покупался.

— Подумать Владыке Перекрестков надо, — успокоительно гудит Каррефур, — все взвесить… Ты же понимаешь, Помба Жира сама по себе очень могущественное существо, но если сейчас она добьется желаемого… Врагов, вроде меня, в пыль сотрет. Не в смысле «убьет», а в смысле засунет в такую задницу, из которой только и останется, что в перископ глядеть. А тех, кто не столько враг, сколько надоеда, прогонит с глаз. И Легба, бедненький, останется без своей второй половины. Это ему почище людского развода будет…

Похоже, Легба не очень-то ладит с женой. Или она ему не совсем жена? А может, совсем не жена? Ну зачем бесплотному лоа жена — и тоже бесплотная? Духи, посредники между богом и человеком, могут оседлать любого призвавшего их и удариться в разгул, доступный человеческому телу, — горячительные напитки, жирная пища, падшие женщины и прочие радости нездорового образа жизни. С другой стороны, одними падшими женщинами и горячительными напитками жив не будешь. Наверное, духам тоже требуется кто-то, чтобы его любить…

— Учти, я все слышу, — бурчит Легба и Фрель бросает на меня пронзительный взгляд. — Все твои мысли про меня и Помба Жира.

— Хочешь поговорить об этом? — усмехаюсь я. Вот будет номер, если Легба, дух дверей и перекрестков, возьмет меня в психоаналитики.

— Пожалуй, да, — усмешкой на усмешку отвечает Фрель. То есть Легба. — Ты понимаешь, как много дают друг другу подходящие духи?

— Что значит «подходящие»?

— Помба Жира — богиня чувственных наслаждений. Я — бог дверей, дорог и перекрестков. Я открываю богине секса столько дверей к человеческому телу и разуму, сколько ей в одиночку нипочем не открыть.

— А она выгоняет на твои дороги орды путников — искателей чувственных наслаждений…

— Еще бы! — Легба довольно кивает головой Фреля. — Это не похоже на союз между людьми. Это тандем богов. Это достижение цели большей, чем любая смертная жизнь. Чем сотни и тысячи смертных жизней.

— Зачем ты идешь с нами? — неожиданно выпаливаю я.

Мне и в самом деле непонятно, какого лешего здесь забыл Легба. В теле Синьоры Уия, могущественной колдуньи, Помба Жира жирует будь здоров, извините за каламбур. В ее власти дотянуться практически до любого человека на острове. А может, и за пределами острова, я не знаю, где предел ее силы. Тела бедняг (или счастливцев), чьи души поют и пляшут в улье Синьоры, мечутся по дорогам этого мира, пытаясь приблизиться к исполнению своих желаний — чем же Легба недоволен?

— Помба Жира умна, но чересчур самонадеянна. Она хочет подняться выше. Она хочет уязвить соперницу. Она хочет совершить кощунство. Я спасаю ее. Вернее, я спасаю себя, потому что она — моя вторая половина.

— Что же она такого натворила? — интересуюсь я.

Легба опять замыкается в гордом молчании. Придется думать собственной головой.

— Соперница Помба Жира — это Иеманжа, Матерь Вод… — смутно припоминаю я разговор с отцом Франсиско. — Чтобы победить Иеманжу, Помба Жира стакнулась со смертной дочерью Орунга, сына и насильника Иеманжи, с Синьорой Уия. Синьора, которой не место у воды, тем не менее живет на острове. На острове, окруженном не водой, а текучей смертью. Сердце, окруженное смертью.

Легба упорно молчит. Полюбовавшись на собственную метафору, я продолжаю бубнить, точно гениальный сыщик из классического детектива, собравший всех подозреваемых на финальное разоблачение:

— А в глубине сердца находится дворец соблазнов, Тентакао, служащий лишь оболочкой для золотого улья Гекаты. Сердце, окруженное смертью, наверняка предназначено в дар богине преисподней — Гекате, Эрешкигаль, Тласолтеотль, Миктлансиуатль… Легба, а кому служит Помба Жира — жизни или смерти? У нее есть хозяин?

— Пока нет. — Голос Легбы звучит непривычно глухо. В нем нет привычной скрипучести и брюзгливых интонаций. Это какой-то совсем другой голос. Слишком печальный для жестокого и равнодушного лоа.

— Выходит, она делает выбор?

— Да, — падает ответ, точно камень в колодец.

Вот и все. Пока мы ищем Марка, Помба Жира выбирает судьбу для человечества. Потому что секс, служащий жизни, — это то, что мы знали до сих пор и что казалось нам вовеки неизменным. Зато секс, служащий смерти, — прекрасная, прямо-таки упоительная дорожка, по которой мириады разумных и не слишком разумных существ строем промаршируют в ад. Ну Цирцея, ну и жертву ты задумала! Владычица лунного чародейства, что же ты творишь с человечеством? Надеешься вскарабкаться на гору трупов и дотянуться до луны?

— Иеманжа… — с трудом произносит Легба, — …она сказала: найди дочь моего сына и тень своей души. Выведи их из каменных стен, в которых они живут давно, слишком давно. Поставь их на новую, нехоженую дорогу. И дай им ПИНКА ПОД ЗАД!!!

От вопля Легбы я шарахаюсь в сторону, спотыкаюсь об угол ковра, лечу вперед, пытаюсь удержаться на ногах и в результате сворачиваю с основания давно высохший фонтанчик — каменную чашу на длинной тонкой ножке. И все это время хохочу, хохочу до слез. Оказывается, у Иеманжи не такой минорно-драматический характер, как мне вначале показалось.

— Гляди-ка! — замечает Фрель своим собственным голосом. — Еще один!

В стене зияет прямоугольная дыра. Когда фонтанчик рухнул на пол, чуть выступавшая плита вдавилась в пол и кусок кладки беззвучно отошел в сторону, открывая потайной ход. Еще один. Вообще-то мы уже обследовали множество дыр, нор и щелей, проеденных паранойей Синьоры в плане города-дворца. Мы пробирались вдоль стен пиршественных залов, от глазка к глазку, залезали в опустевшие невесть когда комнаты прислуги, повитух, магов и фаворитов, оказывались на стенах и за стенами замка — но ни разу не наткнулись на личные покои Синьоры Уия.

— Эй, сюда! — скучным голосом выкрикиваю я. — Мы с Фрелем новый ход нашли!

Никто уже не радуется находке. Ну, еще сотни и сотни метров бессмысленной ходьбы след в след за Гвиллионом. Во все туннели наш непрошибаемый каменный друг лезет первым и нередко возвращается весь утыканный арбалетными болтами и лезвиями топоров. Или, проломив перекрытия, выбирается с нижнего этажа. Стены, пол и потолок каменного термитника Тентакао — сплошная ловушка.