Энн Ветемаа - Воспоминания Калевипоэга Страница 20

XII

Ежели бы какой ученый муж вздумал сравнивать меж собой богатырей разных народов, он с несомненностью установил бы, что кое в чем между ними есть немалое сходство. Почти все проявляли интерес к подземному царству и стремились попасть в оное. Богатыри Амиран и Прометей побывали там еще при жизни. А я, как вам известно, дважды проделал сей рейс.

Когда ныне, постаревший и умудренный, оглядываюсь я назад, приходится признаться, что первая экскурсия в Преисподнюю была мною предпринята не из духовных, а из плотских побуждений. Объяснением сего может служить, что в ту пору я еще не являлся законченной, вполне сформировавшейся героической натурой, а был рядовым молодым богатырем-сангвиником без твердых убеждений и свойственных всякому порядочному герою качеств, позволяющих ему служить личным примером.

Много дней таскался я с досками на горбу по зыбучим болотам, питаясь при этом весьма нерегулярно. Устал, как собака, инда коленки дрожали, чуть в плевой луже Ильм-озере не утоп. Но, как говорится, лихи напасти, ан привалит счастье; и вот нос мой вдруг учуял приятнейшее благоухание — пахло супом, что весьма меня удивило, так как поблизости никакого жилья не было, только лес густой. Есть мне зело хотелось; сбросил я доски, раздул ноздри и, повинуясь указке своего носа, потопал в чащу. В густых зарослях предстала моему взору диковинная пещера, перед входом горел большой костер, над ним огромнейший котел подвешен, а вокруг трое перепачканных сажей мужиков хлопотали, хворост в огонь подбрасывали. Запах из котла шел божественный, облизнулся я и спросил мужиков, из чего они варят сию ароматную похлебку.

Ныне варим что попало,Пищу бедную готовим;Лишь оленя половинуДа кабанью боковину,Требуху еще медвежью.Суп приправлен волчьим салом.

Так уж и волчьим? — усомнился я. И слыхом не слыхал о такой приправе. Ну и гурманы тут собрались! Интересно, какова калорийность этакого супчика? Мужики прыснули в кулак от моего вопроса и сообщили, что сие варево не для жратвы предназначено:

Наш котел волшебный варитЗаколдованную пищу…Варит он для тех, кто молод,Сладкий яд любовных зелий,Для сердец влюбленных пламя!

Мужик постарше, видать, шеф-повар, с важным видом процедил сквозь зубы, что любой деревенский вахлак, хоть малость пообтесанный, мог бы по запаху разобрать, что готовят здесь не какой-то там суп, а благородную афродизиаку, то бишь любовное зелье, плотское вожделение разжигающее.

Я ушам своим не поверил. Да кому же такая фордыбака, или как там ее, каковая плотское вожделение разжигает, надобна, и без обиняков свое мнение высказал, что порядочным людям на этом свете скорее охладитель плотского вожделения требуется.

— Ну уж, такую мерзость нипочем в рот не возьму, — решительно заявил я, хотя в брюхе у меня бурчало и изо рта слюни капали.

В ответ мне высокомерно сообщили, что сей деликатес никто вшивой рогоже предлагать и не собирался.

Я возмутился:

— Перед вами молодой правитель развивающейся страны, и если вы, копченые хари, сей же час не сообщите, где ваш начальник, то со всеми своими вшами и блохами полетите в котел с фордыбакой!

Мужики чуток смутились, старший кухмистер, запинаясь, просил меня сменить гнев на милость, они, дескать, не ведали, с кем имеют честь, и указал на ход в пещеру, ведущий куда-то вниз. Хозяин живет там, куда ведет этот лаз, сказал он, причем заметил я, что глаза его злобно блеснули.

— По мне, хоть сам черт ваш хозяин, я туда отправлюсь и жратвы потребую! — крикнул я и полез на манер барсука в указанную нору. Я и представить себе, бедолага, не мог, насколько мои слова были близки к истине.

Как видите, в ту пору у нас, на Эстонской земле, в Ад попасть было не так уж сложно. Хитроумному Одиссею, чтобы до царства теней добраться, пришлось куда больше поиздержаться.

И на краю ее всем мертвецам совершил возлиянье

Раньше медовым напитком, а после вином медосладким, —

сообщает он. Кроме того, Одиссей еще овцу да барана зарезал. Апостол Павел и святой Фурзеол, чтобы посетить подземное царство, вынуждены были прибегнуть к помощи господа; ирландскому рыцарю Тундало, коему, как известно (А. А. Берс, «Естественная история черта; В. Фишер, «История дьявола»; А. Craf, «Geschichte des Teufelglaubens»), в 1145 году посчастливилось подробно ознакомиться с достопримечательностями Ада, пришлось свою голову под топор положить. А мне достаточно было присесть на корточки — разве не ясно, что всевластный повелитель Ада превосходно учитывал местные условия Эстонии? Ну где бы мог я достать медового напитка или виноградного вина?

Всякое начало трудно — это в полной мере относится и к дороге в Ад, которую несведущие люди безосновательно объявили гладкой и широкой. Однако постепенно путь стал легче, и я смог распрямиться во весь рост. Подземный ход привел меня в уютное сводчатое помещение, в коем узрел я неведомое и невиданное чудо:

Лампа с потолка свисала,Заливая красным светомВсе, что видно было взору.

Многочисленные исследователи «Калевипоэга» этот превосходный светильник называют анахронизмом. Пускай называют как хотят, но светил этот анахронизм отменно. Грамотному человеку не было нужды брать глаза в руки, чтобы прочитать вырезанное на массивной дубовой двери изречение (в то время бывшее для меня непонятным):

CREDO, QUIA ABSURDUM EST.

Я разглядывал надпись на двери и вспоминал про трех поваров, варивших в котле изысканное варево из волшебных трав.

Видать, здесь, в подземном жилище, проживает культурная и зажиточная публика, подумал я. И тут до моих ушей из-за дубовой двери донеслись жужжание прялок и прелестная трехголосная песня.

Троеустно восхваляли пряхи высокое качество обрабатываемого ими сырья и выражали одобрение надежности прялок, но песня сия не была веселой. В последнем куплете прямо говорилось, что еще не изжиты существенные недостатки в организации досуга, главным же недочетом следует считать отсутствие кавалеров соответствующей квалификации.

Плесневеем мы от скуки,Мы мертвеем от печали,День и ночь за прялкой сидя.На любимого не глянешь,Не подашь руки родному,Дорогого не приветишь!

Жалобы такого рода, да еще громкие, на мой взгляд, были несколько неуместны и даже неприличны, но пряхи, надо полагать, не подозревали, что их кто-то слушает. И стало мне грустно, и невольно вспомнил я о своих промашках. Однако при пустом мамоне не до церемоний, и соловья баснями не кормят.

Постучался я в дубовую дверь. Песня смолкла. Послышались сдавленное хихиканье и шорох, но дверь открывать не торопились. Совсем напротив. Было слышно, как топают, убегая куда-то, две пары резвых ножек. Потом вновь зажужжала одна из прялок и прерванная песня возобновилась.

Следует заметить, что голос певицы был нежен и звонок, словно аккорды струн арфы, и, несмотря на голодное бурчание в брюхе, затрагивал тонкие струны моей души Я опять толкнулся в запертую дверь. Безрезультатно. Дубовые створки даже не шелохнулись. Что же делать-то? Ничего другого не оставалось, как тоже запеть. Я не счел нужным заниматься самовосхвалением и, не упоминая о своих больших мослах и высоком лбе, решил прибегнуть к посулам:

Я из города привез быЛент, колец, платков без счетаДа шелков прилавок целый…

Весьма странно, но из-за двери в ответ снова послышалось хихиканье. Как может подобное соблазнительное предложение вызвать у женщины смех, было мне совершенно непонятно. Ужели придется с пустым брюхом на землю возвращаться? И тут наконец уже знакомый нежный голосок произнес из-за двери, что, мол, ладно уж, входи, коли пришел, у нас тут не принято от ворот поворот давать. А для тех, у кого кишка тонка, дверь отворить, возле нее два сосуда поставлены, правый из коих мощь увеличивает.

— Путник, отбрось опасения, омочи персты свои в сосуде!

— Никого я не боюсь и прекрасно своими силами могу дверь одолеть. Ну, а впрочем, так и быть, — ответил я надменно, сунул пальцы в правую кадушку и толкнул дверь. Не успел дотронуться, она распахнулась настежь.

Передо мной стояла пригожая яснолицая дева. Скромно улыбаясь, она приглашала меня переступить порог, промолвив, что, к сожалению, хозяина дома нет, он находится в двухдневной туристической поездке.

Я собрался было обменяться с девой рукопожатием, но та отпрянула, словно ужаленная: предварительно я должен воспользоваться второй жидкостью, поскольку моя излишняя мощь для интерьера Ада, не говоря уж о девьих перстах, весьма пагубной может оказаться. Я окунул руку в другую кадушку и тут же почувствовал, как по всем членам побежали мурашки и некая сладостная слабость меня объяла.