Людмила Сурская - Где спряталась ложь? Страница 20

— За пропавшие, проданные комплексы и пригодные для нас самих самолёты. А так же, вертолёты, за копейки отданные в наём. Там много чего накручено. Голова идёт кругом.

— Что?

— У него всё было на дискете. Хранил он её у себя в сейфе, после гибели я забрал. Носил с собой, чтоб не попала в чужие руки. Сами понимаете, начнётся: откуда, зачем и кто в курсе? Большие бабки в игре не пощадят никого. А на кладбище во время похорон положил её в карман вашего плаща. Вы не нашли?

— Нет. И плащ этот у знакомых остался. Завтра же заберу. Откуда у него это?

— Ах, какая неприятность! Надо было уничтожить, а я… Идиот! — Он помолчал и, потерев виски, продолжил. — Ему старый знакомый, уволенный командир полка подсказал, Амосов. Знаете такого? — Лена кивнула. — Вот. Как документы попали к тому, не знаю. Но он раком болен. Практически мужик обречён. Мы часть там невдалеке проверяли. Навещать его ходили. Он с Семёном долго шушукался. Если застанешь живым, съезди, поговори. Нет, попробуй разобраться с дискетой. Впрочем, может оказаться так, что это к делу не относится. Так сказать, два мешка с разным содержимым. Только давай так, я с тобой не говорил, и видеться мы не виделись. Что-то не нравится мне всё это.

— Да, конечно, Ваня. — Обещала Лена, с тревогой посматривая на всклокоченного офицера.

— Добьют сейчас, пользуясь случаем, армию. Ты представляешь? Уволено уже 42 генерала. Интересно знать, по чьей вине армия стала небоеспособной, стреляет по мирным домам, сбивает чужие гражданские самолёты?

— Я понимаю Ваня, понимаю. Уходят последние спецы. Дальше придут на их места, не стрелявшие, не служившие, не учившиеся, как положено. Совсем скоро мы не сможем никого защитить, а опасность представлять будем только себе…

От волнения он постоянно плавал между ты и вы. Лена не обращала внимание.

— Ты права. НАТО мы не интересуем, как боевая единица, а нужны, как пушечное мясо для своих операций и плацдарм для размещения баз.

— Об этом догадываются все. Одно плохо. Цена этой догадки для многих разная. Для одних будущее, для других валюта. Мы не мизерная Прибалтика или Польша с пятачок. Нам нужна полноценная армия, но они не дадут нам её иметь.

— Лен, что я хотел спросить… Ах, да! Раз копаешься, значит, не веришь, что Долгов разбился по пьяному делу. Мы тут с мужиками того же мнения. Это они перемудрили.

— Ты догадлив. Спасибо и пока.

— Лен, ты не видела меня, я тебя.

— Поняла я всё, не волнуйся.

— Будь осторожна. Правда с кривдой испокон веков одни педали крутят.

Она махнула.

— А как же.

"Ехала, думая над словами Ивана, ругала себя. Похороны прошли, как в тумане. Ничего не видела, ничего не помнила. Дискету просмотрела. Может, так-то и ещё что-то важное прошло мимо. Надо признать, смерть Долгова сильно подкосила её. Да он был не с ней, но он жил рядом, она его видела, могла поговорить о сыне, если возникали проблемы, он хоть и ворчал на её неумение воспитывать, но помогал. В такие минуты ей очень хотелось закричать на него, напомнив ему, что он и его сын и ему тоже не лишнее было бы заняться этим самым воспитанием. Но, вспомнив, что ему дети на фиг не были нужны, прикусывала губу и радовалась тому вниманию, что слёзно выдирала из него для ребёнка. Что поделаешь, Долгов был разным. Умным, сильным и волевым для знавших его и никаким для неё. На семью у него никогда не было времени, любая просьба сделать что-то для дома раздражала. Наверное, поэтому, он больше не женился. Иногда доходили слухи напоминающие какое-то подобие романов. Но Лена не вникала. Пустое. Семьёй он больше ни при каком раскладе не обзаведётся". Тормознув у овощной ракушки, купила ветку бананов и не заезжая домой помчала к знакомым, у которых оставила плащ. Знали друг друга с молодости. Посидели, попили чаю, повспоминали пролетевшие незаметно мимо жизни и не похожие на мечты молодости годы. Знакомая спросила, о чём последняя книга Лены. Лена вздохнув, не скрыла, что о Семёне и роковых стрельбах. "Но ведь ты пишешь детективы?" "А это и будет детектив только не придуманный, а реальный. К тому же для многих весьма неприятный". — Пообещала Лена, прощаясь и унося плащ. В машине ощупала карманы, дискеты не было. "Только б был жив Амосов".

Дома ждал недовольный долгим отсутствием матери Данька. Ребёнок, не приученный готовое варево себе разогреть, несказанно нервничал. Он грыз хлеб и ворчал:

— Мать, где тебя носит, я с голоду умер?

Лена слабо отбивалась. Чего пылить, коль сама избаловала.

— В микроволновку засунуть мог бы и сам. Случись, что со мной, как жить, отрок, будешь?

Данька ответ нашёл быстро:

— Женюсь. Если всё самому делать- жена на что.

Лена, огрызнулась, пытаясь пристыдить:

— Эгоист.

Он завопил:

— Мать, я есть хочу. Отложи воспитательный процесс. Прописная истина есть — накорми, напои, а потом и сказки рассказывай.

Лена, мечась по кухни, пыталась выяснить о реализации намеченных планов:

— Дверь поставили?

— Давным — давно. Где ты была, я волновался, наверное?

— По делам книги ездила.

Сын стянул наушники и прекратил притопывать ногой. Неведомая опасность, забравшая отца и угрожающая матери, держала в тисках и его. Это печатью стояло на его лице. Сейчас он был готов защитить её от чего угодно. Только как и откуда ждать опасности он не знал. Ткнув палец ей в грудь, рассеянно заявил:

— Смотри в какое-нибудь дерьмо не влезь. Я так перенервничал, что Никиту на ноги поднял. Надо отбой ему дать.

Лена раскрыла рот и округлила глаза, а он, повернувшись к ней спиной, принялся названивать Кушниру. И дозвонился, поглядывая на неё, он мило побеседовал.

От упоминания этого имени её слегка тряхануло. Что за проклятый, высокомерный, самодовольный ублюдок вполз в их жизнь. Сын так непросто, не смотря на свою кажущую лёгкость, сходится с людьми, а тут как приклеили. Она ненавидела этого Кушнира даже сильнее, чем, вероятно, он того заслуживает. Решила прямо сразу и безотлагательно, раз уж речь зашла о нём не по её воле, разобраться:

— Сынок, что у тебя общего с тем «телефонистом». Он намного старше тебя и вы такие разные.

Данька сразу дал понять, что он не на её стороне.

— Ма, чего ты так въелась в него. Честное слово, нормальный парень, ты просто к нему предвзято относишься. О! Вспомнил. У вас нашла коса на камень.

— Причём тут какой-то камень? Что ты плетёшь, в самом деле. Он хам. "Этот негодяй Кушнир — слишком красив сам собою. На него на улицах, поди, оглядываются".

— Так не справедливо. Ничего же плохого он нам не сделал, только одно хорошее.

Лена пошла на попятную:

— Ладно, я постараюсь сдерживать себя, злясь на него на расстоянии…

Данька на её заявление поморгал маленько, а потом и заявил:

— Мать, ты только не паникуй. Мы с группой катим в Карпаты на неделю.

Лена растерялась. Остаться сейчас одной ей совсем не хотелось бы. Не сдержавшись, она выпалила:

— Боже мой, а как же я, одна, без тебя? Данька, это не честно!

Сынуля, уплетая за обе щеки, уступать не собирался, а вот поучать — поучал:

— Ёлы-палы, продуктов наберёшь, и будешь сидеть подольше дома, работать. Никита за тобой приглядит, мы обговорили этот вопрос.

"Бац!" Лена подпрыгнула, как будто наступила на гвоздь или грабли саданули в лоб.

— Это ещё зачем? Не нужен мне такой надсмотрщик. Чёртов телефонщик! Позёр несчастный! Знает гадёныш чем меня уколоть. — Поймав удивлённый взгляд сына сбросила обороты и отмахнувшись объявила:- И вообще устала я, пойду, отдохну и поработаю. Поешь, оставь всё на столе, я потом разберусь. А пока не трогай меня.

Он кивнул, но посчитал важным добавить:

— Договорились. Только давай со своими книжными расследованиями без фокусов и переодеваний, а то мне что-то за тебя не спокойно.

Лена подпрыгнула ещё разок, похоже — вторую ногу достала неудача первой. "Не спокойно ему, а катит не желая лишать себя приятного". Натянув маску суровости, рыкнула:

— Что ты имеешь ввиду?

Данька наевшись отвалился на спинку:

— Ты знаешь, что хамелеоны не любят шум, но тоскуют в тишине. Это так на тебя похоже.

Лена сердито отмахнулась:

— Не городи огород. Я устала.

Она хотела видеть его (и старалась для этого), человеком, за которого никогда не будет стыдно, уверенным в себе, дисциплинированным и ответственным, непременно набравшимся уму разуму. Но получился какой-то компот. Он не плохой парень, но со своими тараканами. Она зашла в кабинет, включила запись разговора с Иваном, сделанную тайно миниатюрным магнитофончиком, находившимся в сумочке и прослушала ещё раз. Сделав по кабинету несколько кругов, села писать. В разгар работы позвонили со службы Долгова и попросили забрать кое — какие его вещи. Лена все дела отставила и помчалась. Машина не завелась, пришлось добираться городским транспортом. На КПП прождала напрасно, к ней никто не вышел. После часа бесполезной болтанки, позвонили и извинились, мол, выйти не получается срочный вызов к начальству. Оно понять можно — всё начальство не только военное превыше всего. Делать нечего пришлось отправиться в обратный путь не солоно хлебавши. Находясь в какой-то растерянности, так и не поняв кто и зачем её вызывал, отправилась домой. Не догадавшись вызвать такси, настоялась на остановке, потом натряслась в троллейбусе. Давно пора бы уж снегу выпасть, а было всё ещё тепло. Как будто перепутала в своём календаре что-то природа. Шла через двор словно чумная. Вдруг её внимание привлёк живой цветок. Беленькие мелкие соцветия на длинно упругой ножке. Жизнь среди увядания и смерти. Кругом опавшая листва, а он цветёт себе белым цветом, качаясь под напором ветра. Она засмотрелась на это чудо и пропустила нёсшегося к ней на перерез Кушнира. Когда заметила, остолбенела от его встревоженного взгляда: "Что ему от меня надо!" Нагнулась к цветку. Рядом что-то жикнуло. "Интересно, что это?" Пока она раздумывала над этими двумя вопросами, тот налетел на неё, сначала откинул за старое широченное дерево, а потом, свалив на землю, подпихнул под себя. Подумала: "Ох, как не везёт этому плащу. Вещи, как и люди — бывают везучие, а бывают, что и нет". Опомнившись, Лена попыталась царапаться и кусаться, а ещё, вспомнив, что имеются голосовые связки, орать. Чем сильнее он давил её, тем громче она орала. Но это ещё не всё. Вместо того, чтоб отпустить, Кушнир вжал её носом в рыжую траву. Мол, ешь и помалкивай. "Не слишком ли он позволяет себе?!…" Ох, как она его ненавидела. Валяние это пирожком продолжалось до подхода двух рослых парней с оружием. Кушнир поднялся сам и поднял с земли её. Перехватив её руку, чтоб не получить оплеуху, он держал мёртвой хваткой, прикрывая собой. Лена, захлёбываясь злостью, попыталась вырваться, но он был силён. Она, осмотрев свой испорченный плащ, только собралась выяснить, зачем он устроил это валяние и уже раскрыла рот ругаться: — "Отстань от меня сволочь! Я тебя знать не знаю и знать не хочу и вообще первый раз вижу, ну может второй…", — как парни, не обращая на её стенания внимания, принялись тыкать пальцами в повреждённый ствол берёзы, что-то рассказывая Кушниру. Потом все трое развернулись в сторону чердака соседнего дома. Никита хмурил брови и кивал. Она никак ещё не осознавала опасности момента. Оставив в покое не поддающийся чистке плащ, подняла глаза туда же и прислушалась к разговору. Но ничего из их мычания не поняла. Парни к тому времени вырезали что-то из ствола и высыпали это «что-то» в ладонь Никите. Тот тут же сунул ей это под нос. Она непонимающе моргала. Кушнир сверлил её взглядом: "Не понимает? Или делает вид, что не понимает" Так и не выяснив ответ на тот вопрос, он велел топать ей к подъезду. Как будто она поняла что то пули. Естественно, Лена, ничего не понимая, заартачилась. Ей хватило голоса прокричать:- "Помогите, спасите!" Но он, приняв тот вопль за запоздалую реакцию, подтолкнул:- "Спасли уже! Топай и закрой рот!" Пришлось подчиниться. Не воевать же с ним посреди двора. Извалял ни за что ни про что, теперь пихается. Он бесцеремонно тащил её за локоть. Ноги с трудом успевали за его широким шагом. Она, не в силах оторвать глаза от земли, наблюдала за его узконосыми чёрными туфлями, погружающимися в толщу опавших листьев и мокрой земли и едва сдерживалась, чтобы не сказать ему что-то обидное. Мужики, что ковыряли ножами дерево, остались у подъезда, а Кушнир довёл её до квартиры. От того, что не понимала происходящего, Лена бурно и много, поднимаясь по лестнице и на самой лестничной площадке, возмущалась. Коря его за наглое преследование её, пригрозила милицией. Чем особенно его разозлила. Но Никита, как истинный джентльмен не обращая внимания "на нервные вспышки распоясавшейся бабы" помог снять плащ и даже расстегнул сапоги. Правда, его выдержка и джентльменство на этом и закончилось. Пхнув её на стул, он гаркнул на все лёгкие: