Андрей Матвеев - Жизнь с призраками Страница 20

— Я хочу! — подала реплику жемчужная дама.

Некоторое время спустя они отбыли к набережной, расплатившись и забрав выписанные ваучеры, после чего Дениз принялась допрашивать Мамура, что за безумие он устроил.

После чего объявила, что еще одна такая авантюра, и ему придется подыскивать себе другую работу, а также что он полностью отвечает за этот эксперимент.

До начала которого остается всего полчаса, хотя идти отсюда до набережной всего-то минут десять очень медленным шагом. Русских Мамур довезет почти до места, там они встретятся и пойдут пешком к замку, где их должен уже ожидать этот его новый знакомый, решивший зависнуть зачем-то в Бодруме.

А вот и русские, брат улыбается и что-то объясняет им на пальцах. Видимо, недовольны, что никто не понимает их языка. Потерпите немного, вон тот тип, судя по всему, уже поджидает их у входа в крепость. Крепость, замок — как кто ни называет это место, ей самой больше нравится, когда говорят «крепость».

Мужчина средних лет, загорелый и мало похожий на своих соотечественников. Скорее уж на ее дядю, хотя и помоложе. Такой же лысый и с аккуратно подстриженной, уже седеющей бородкой. Отец никогда не носил бороды, да и волосы у него все еще густые, только совсем стал седым в последние годы.

— Я хочу кофе! — говорит Дениз брату, дождавшись, пока их новообретенные туристы с таким же, лишь сегодня появившимся гидом исчезают в воротах, в которых собралась уже целая очередь из утренних посетителей.

Они идут в кафе неподалеку, чтобы увидеть, когда русские выйдут обратно.

— Ты думаешь, получится? — спрашивает Дениз, опять морща лоб.

Мамур улыбается.

Звонит мобильный, это Гюльнар. Дениз надо срочно в офис, должен подъехать дядя.

Она допивает кофе, тушит недокуренную сигарету и собирается уходить, велев Мамуру обязательно дождаться, пока гости с гидом не выйдут из крепости.

Официант включает музыку. Странно, но почему-то звучит старая песня Барыша Манчо про розовую розу.

Утренний ветер срывает лепестки и уносит их прочь от моря.

14. Тень Великого магистра

Я не люблю эту публику. Сколько лет уже живем рядом, а все равно существуем в разных мирах. Мне не нравится ее философия, стремление к успеху любой ценой, сакраментальное «жизнь удалась». Никак не могу забыть рекламный билборд, что мозолил мне глаза по дороге на работу и обратно, как раз на автомобильной развязке, где вечно образовывались пробки и у меня хватало времени, чтобы налюбоваться коротышкой-толстячком, разлегшимся на кожаном диване, который и стоял на этой самой надписи — «Жизнь удалась!».

Порою у меня возникало желание достать где-нибудь взрывчатки, выйти ночью из дома и, крадучись, перебегая от одного строения к другому, добраться до упомянутого билборда, заложить под него тротиловую шашку, поджечь запал и вновь сгинуть во тьме, так бесил меня этот толстячок. Могли бы уложить на диван кого-то менее самовлюбленного, с не такими масляными и бегающими глазами, а то точно карикатура из уже давнего советского детства про «мир чистогана». Это не значит, что тогда мне было лучше, чем сейчас. В то время были одни призраки, сейчас иные, да и коммунистов я никогда терпеть не мог. Но эта публика, со свойственной ей спесью, необразованностью, наглостью и желанием урвать как можно больше, вызывает лишь отвращение, и совсем не потому, что я завидую, мол, у них намного больше денег, чем у меня.

Скорее всего, я просто не понимаю их, а отсюда и это чувство. У меня нет комплекса какого-то превосходства перед ними, как нет и комплекса неполноценности, наверное, это как встреча с другой цивилизацией, чужаками, иными, когда ты пытаешься найти общий язык и вдруг осознаешь, что он невозможен, а значит, его и не стоит искать.

Как-то раз мой шеф послал меня на переговоры к одному очень уважаемому господину. Тогда я лишь интуитивно нащупывал пути бегства от призраков и хюзюн мой с каждым днем все усиливался, так что если чем я и мог его заглушить, то работой.

Удивительным было то, что с представителями этой немногочисленной части соотечественников общаться мне было не сложно, я даже забывал о своих незримых спутниках, становился веселым, будто ловил какой-то невнятный кураж, скорее всего появлявшийся потому, что я оказывался совсем не в том месте и не с теми людьми.

Господин ожидал меня в огромном кабинете, где все было рассчитано на покорение твоего воображения. И мебельный гарнитур ценных пород дерева, с двумя столами, и кожаные кресла, и картины на стенах, подобранные явно стилистами. Сам он, в костюме за сколько-то тысяч евро, встретил меня на половине пути к столу, отработанным жестом подал руку и заулыбался, да так мило, что не могло возникнуть сомнений в том, что он тоже человек.

А потом мы приступили к делам, чай, кофе, коньяк положенной марки. Иногда господин вдруг пропадал. Нет, он оставался все там же, в своем хозяйском кресле напротив меня, но было ощущение, что это лишь тело, а сознание покидает его и устремляется иные миры.

Потом он вновь появлялся, опять улыбался мне и начинал крутить снятые с руки часы, пристально рассматривая их, чуть ли не подбрасывая в воздух.

Я был для него никем, так, посланником моего собственного шефа, а значит, мог себе позволить все. Ну, или почти все.

И, решив сделать ему приятное, я сказал:

— Какие часы у вас замечательные!

Господин оживился. Деловая часть разговоров закончилась, мне было сказано то, что я должен был передать, такая игра в перепасовку, где я то ли мяч, то ли сетка.

Лицо неодушевленное, перед которым можно ничего не таиться.

И он протянул мне часы, я взял их, они оказались тяжелыми, и, чего уж скрывать, была в них своя красота, в этих многочисленных стрелочках и циферблатиках, так и казалось, что сейчас они подмигнут тебе, а может, и заговорят.

— Вчера привез из Швейцарии, — проговорил господин, — специально летал, сам выбирал, чтобы не надули!

Повисла пауза, и вдруг до меня дошло, что ему безумно хочется приоткрыть тайну, назвать цену, показать мне, чего он стоит на самом деле.

И я спросил, во сколько они обошлись ему, понимая, что вопрос этот из разряда неприличных в моем мире, но ведь я-то сейчас в другом.

— Двести тысяч! — радостно поведал господин.

И тут я сморозил глупость, которая дорого обошлась потом моему шефу, ведь результат переговоров оказался не в его пользу.

— Рублей? — машинально спросил я.

Глаза господина сузились, в них появился холодок. От только что чувствовавшейся благодати не осталось и следа.

— Евро, — услышал я в ответ, — двести тысяч евро!

После чего я понял, что надо откланиваться, если я не способен отличить часики за двести тысяч рублей от тех, что стоят названную сумму, то делать мне здесь нечего.

Почему я вспомнил об этом? Да просто один из этих троих клиентов, которые поднимаются сейчас со мной вместе по лестнице, ведущей к верхним башням замка, очень похож на того господина, да и часы у него вроде бы той же марки, ну, может, на сотню тысяч евро подешевле. И это наводит меня на мысль, что я влип, приняв безумное предложение Мамура. Этим господам и госпоже, что с ними, нет никакого дела до эмоциональных пассажей о местных красотах, перемежаемых именами доблестных строителей замка. Тут даже Генрих Шлегельхольт из славного города Темпельбурга не поможет. Истории не существует, есть лишь они сами. Но что может помешать мне придумать видения и сейчас же вызвать их, тем более что до наступления жары еще около часа и у них хватит сил и терпения, чтобы выслушать меня.

Я предлагаю остановиться на площадке, от которой лестница идет вверх и влево, а здесь можно подойти к стене и посмотреть на гавань, на яхты, на утренний бодрумский пляж, еще только заполняющийся людьми.

— У каждого замка, — говорю я очень серьезно, — есть свои тайны…

Дама смотрит на меня со скукой, будто я пытаюсь продать ей нечто абсолютно бессмысленное.

Мужчины же молчат, им жарко, им хочется пива. Лучше два раза по большой кружке, и чтобы потом сразу в бассейн. В море может быть опасно, но, если выпить по три, тогда можно и в море. Хорошо, когда фраза заканчивается так же, как и начинается.

— Наверное, — продолжаю я, — вы читали про проклятых королей и про рыцарей-тамплиеров…

— Я смотрела кино… — говорит дама.

Уже теплее, хоть кто-то зацепился за крючок.

— Тогда вы знаете про сокровища тамплиеров, но вам совершенно ничего не известно о несметных богатствах ордена госпитальеров…

— А они были? — это вернулся к жизни в реальности тот, что пониже, похожий на того господина с часами. Голос грубый, рыкающий, не привыкший, чтобы ему возражали.

— Были! — уверенно отвечаю я и предлагаю идти дальше, продолжая ткать из отдельных фактов, застрявших в моей безумной голове, нечто правдоподобное, во что им бы захотелось поверить.