Галина Лифшиц - До свадьбы доживет Страница 20

Потом шли вопросы о гастролях, творческих планах прочее, прочее. Тина внимательно вглядывалась в фотографии своего родного дома, занятого новой хозяйкой, которая победно улыбалась на фоне картин знаменитых мастеров, рядом с Юриным роялем, с чашечкой кофе у уютного кухонного стола… Обычные позы, привычные постановочные кадры. Вдруг ее пронзила мысль: Стоп-стоп-стоп! Когда готовилось это интервью? Не вчера же? Сейчас у нас декабрь, а материалы для номера готовятся самое позднее за два месяца. Это еще в лучшем случае. Так что же? Юра, как только она ушла на Кудринскую, принялся организовывать общественное мнение? Ну да. Лушка с ним поговорила. Потом замки врезала. И он решил ответить. Да-да. В надежде, что если лягушка к декабрю еще не сварится, то уж после такого выстрела не очухается ни в коем случае. Разлетится на куски. Вот, значит, кого она любила и с кем жила! Самый некогда близкий человек оказался самым чужим и подлым.

Тина отметила мелкие, но значимые умолчания. Да, Юра сказал о том, что предложил ей при расставании половину стоимости. Но забыл вставить слово «первоначальной». А это – более чем существенная деталь. Но – ему дали слово, а ее не спрашивает никто! И что это за подлое словосочетание – постсемейная жизнь? Это что за новости в русском языке? И ведь как все подгадал! Как раз незадолго до суда вышел материальчик! На всякий случай – вдруг кто-нибудь умный загодя подсунет судье знаменитый журнальчик? Вдруг это поможет сохранить «общенародное достояние»?

Она ощущала силу неведомого ей до того гнева. И сила эта открывала ей глаза, требовала от нее:

– Прекрати подыхать! Ты не вареная лягушка! Живи! Ты еще будешь счастлива, назло им всем!

Тина решила, что обязательно позвонит в редакцию, объяснит, что в этом интервью много порочащей ее лжи. Она потребует опровержения. Справедливость – есть ли она на белом свете? Должна же быть?

– Ну, пропажа моя, иди, садись, рассказывай, – позвала Тину Марина, – Чего тебя так долго не было? Заросла вся. И вон – седых волос сколько себе насобирала.

– Что рассказывать, Марин? Слова все кончились у меня. Вот – глянь! Узнаешь?

Тина протянула парикмахерше журнал, открытый на интервью о долгожданном счастье. Та мельком глянула и ахнула:

– Это ж твой! Да ты что? Я еще не посмотрела журнал-то! Это он что? С новой бабой? Ну – эта своего не упустит. Эта – клещ энцефалитный, по глазкам видно. Это что ж такое, а?

– Это развод, Мариш. Вот-вот состоится. И он пляшет на моих костях. Вот – почитай.

Тина чуть не плакала.

– И хрен бы с ним! – решительно произнесла Марина, – Это ты все время его оплакивала, что ли? Вся серая! Ты что? Без мозгов? У тебя дочь какая! И сама ты – какая! С какой это стати делать, как они хотят – уничтожать себя?

– Ни с какой! – решительно подобралась Тина, – Я уже оживаю, Мариш. Вот, пришла же.

– И хорошо, что воздвиглась. И – давай-ка меняться! В корне. Меняйся до неузнаваемости, чтоб все прошлое ушло. Чтоб ты себя ту в зеркале не видела. Давай тебя другую делать!

– Давай! – радостно согласилась Тина.

– Значит так! Красимся кардинально. Хочешь – в пепельную блондинку? Тебе пойдет. И стрижемся. Никаких твоих пучков, хвостов. Все! Делаем карешечку задорную. Сразу почувствуешь себя девчонкой. Давай?

– Стричься – давай. Хоть наголо. А вот пепельную блондинку я что-то не очень хочу. Как-то не готова.

– Ну-у-у… Может, ты и права. Тогда – мелирование. Прядочки светленькие. Прядочки не очень светленькие. И все это будет чередоваться, так естественнее, правда. Ну? Решилась? Тебе хорошо будет.

Тина глянула на страничку с интервью и решительно кивнула:

– Решилась на все! Я тебе доверяю полностью! Меняем меня до неузнаваемости!

– Ну, тогда поехали!

Через полтора часа Тина смотрела на себя в зеркало, недоверчиво улыбаясь.

– Нравится? – добродушно спрашивала Марина, заранее уверенная в ответе.

– Неужели это я? Это же чудо что такое!

– Двадцать лет сбросила! Скажи?

– Да, Мариш! Забыть бы только эти двадцать лет, как страшный сон, – вспомнила о своем Тина.

Марина повернула кресло с восседающей на нем Тиной к себе и сказала негромко:

– Ты знаешь что? Вот эти вот фразочки забудь произносить. Раз и навсегда. Мало ли что в жизни бывает? Я, как краску тебе на волосы нанесла, прочитала интервью с твоим Юрочкой. Он же на тебя такой негатив выливает! Просто смертельная доза змеиного яда. А ты и довольна! «Ах, бедная я, несчастная!» Значит, откушала его угощения. Что? Еще хочешь? Чего о нем жалеть? Вот о таком – разве можно жалеть и убиваться?

– Та права! Как же ты права! – отозвалась Тина.

– Не перебивай, а слушай! Я тут такие истории узнаю, люди через такое проходят – в страшном сне не увидишь. И держатся. Выплывают. А ты? От тебя предатель отошел. И ты все о нем знаешь. И разве тут трагедии надо разыгрывать? Тут радоваться надо!

– Я радуюсь! – уверенно произнесла Тина.

– Еще бы ты не радовалась!

Марина снова развернула кресло так, чтобы Тина могла видеть свое отражение в зеркале.

– Ну? Чего тут не хватает? – спросила мастерица строго.

– Все идеально! – восхитилась Тина.

– Ничего подобного!

– А что? Бровки подправить? Реснички подкрасить? Так это я сейчас к Танюше загляну, она ждет.

Марина засмеялась:

– Ох, ты! Бровкин… Конечно, бровки, реснички, маникюр, педикюр. Все делай давай. Но я имела в виду счастливую улыбку на твоем лице. Посмотри, как легко тебя оказалось преобразить! Но так не всегда будет. Еще раз запустишь себя вот так, ничем уже не поможешь.

Тина широко заулыбалась.

– Я не запущу больше, Мариш! И я с тобой согласна. Мне практически о том же вчера родная дочь сказала. Другими словами. Но смысл тот же. Я восприняла.

– Ну и молодец. Поумнеть – никогда не поздно. Приходи через месяц. Не позднее. Вот я и посмотрю, насколько ты поумнела.

– Есть, шеф!

Тина чмокнула Маришу в щечку и отправилась в кабинет к косметологу.

Когда она вышла из салона, уже стемнело. Декабрь, что поделать – дни коротки. Давно она так надолго не уходила из дома. Как там Клава? И Лушка? Вот удивится, когда увидит ее чудесное преображение! Тина заскочила в Новоарбатский гастроном, быстро накупила всяких вкусных вещей: от икры до пирожных. Получилось полных два пакета. С ними пешком до дому не дойдешь. Она встала у обочины, собираясь освободить одну руку, чтобы остановить машину, но даже не успела проголосовать: резвый «Жигуль» притормозил на полном скаку, дверь распахнулась, веселый голос спросил:

– Тыбе куда, красавиц? Садис, паехали!

Машина дребезжала, тряслась и, казалось, вот-вот развалится. Но выбора у Тины не было, хотелось домой. У нее были планы на вечер. Наконец-то у нее были планы!

– Домой едишь? С работа? – жизнерадостно полюбопытствовал водила.

– Угу, – кивнула Тина.

Все эти разговоры с бомбилами никогда ее не занимали. А уж теперь-то!

– Ти красивый! – продолжал шофер, – Картинка просто.

– Спасибо, – пришлось отозваться Тине.

– Хочишь – ужин пайдем? Кофе пайдем – хочишь? – послышалось неожиданное предложение.

– Не хочишь, – ответила Тина.

Шофер понимающе кивнул:

– Муж у тибе есть, да?

– Да! – уверенно солгала Тина.

– У такой красавиц муж есть, канэшн, – вздохнул водитель.

– Конечно, – подтвердила Тина.

– У мине тоже жина есть. Двадцать лет вместе живем. Но я же не предлагать измен. Просто ужин пайдем – так я сказал. Или просто кофе пайдем. Что плохого? Миня Гагик завут. А тибя как?

– Ты откуда, Гагик? – не выдержала Тина, – Где это такое водится, чтобы при живой жене другую женщину на ужин звать?

– Среди люди водится такое! – уверенно заявил Гагик, – А я из Еревана.

– Нормально! Среди людей! Скажи еще: ты жене сообщаешь, что сегодня на ужин идешь с женщиной.

– Жина не сообщаю. А зачем ей? Она харашо жить. Я ей деньги даю. Все одеты, сыты. Она даволен. И я хачу быть даволен. Что плохо? Вот тибе бумага: пиши телефон!

– Какой телефон? – удивилась Тина, – Зачем писать?

– Пиши: Гагик.

Тина послушно написала на клочке бумаги, выданном шофером, слово Гагик.

– Теперь цифра пиши.

Гагик продиктовал ряд цифр. Тина записала.

– И зачем мне это? – спросила она, засовывая бумажку в карман пальто.

– Если захочишь ужин, звони: «Гагик! Я хачу ужин!» И ми пайдем ужин! А?

Тина расхохоталась.

– Красивый! – восторженно отозвался Гагик на ее смех, – Ты красивый!

В этот момент телефон его зазвонил. Он глянул на экран и сказал Тине:

– Жина! О!

Он отозвался и недолго общался с женой на родном языке. Закончив разговор, сообщил Тине:

– Жина звонил. Сапаги увидел магазин. Гаварить – деньги муж только на базар хадыть аставил. Я ей гаварить: вазми денги, купай, что хочишь. Я разрешаю.

Тина молча кивнула, не зная, как реагировать на историю о счастливой жене Гагика и ее новых сапогах.