Анатолий Тосс - Женщина с мужчиной и снова с женщиной Страница 20

— Ну ладно, Инфантище, мы пошли, — успокоил я вмиг перепугавшегося хозяина. — Ты, главное, когда распеваться начнешь, голосом-то не форсируй особенно. Ночь все-таки, и соседки твои коммунальные за стенкой уже спят давно. Да и те, которые под полом, тоже небось. Так что ты соизмеряй модуляции…

— …голоса, — добавил за меня Илюха.

— Соизмерю, соизмерю, — пообещал Инфант, провожая нас, спускающихся по лестнице, и даже помахивая нам одной рукой.

Потому что другой рукой он прижимал полностью приникшую к нему Маню. Не только физически приникшую, но и духовно приникшую тоже. И именно поэтому оказавшуюся единственной из нас четверых, для кого сегодняшний Инфантов концерт еще, вероятнее всего, не закончился. И для кого занавес даже и не думал опускаться.

Ну а мы, как бывает после любого концерта, вышли из парадного подъезда на улицу. Хотя нельзя сказать, что он был уж очень парадным — так, серенький, достаточно вшивый подъезд. Ничем не лучше всех остальных московских подъездов.

Глава 8

За 68 страниц до кульминации

А на улице, кстати, медленно раскачивалась ночь раннего лета, и не потому она раскачивалась, что мы выпили много, — совсем нет. Просто в ранних летних ночах присутствует некое воздушное колебание, как будто летние частички ночи то поднимаются вверх, то смещаются влево, а то и в другую, обратную сторону. И ты чувствуешь его, это колыхание, но не только плавной воздушной волной по коже, а еще и звуком, и светом вот от того соседнего желтеющего фонаря, например. От которого такая же желтеющая пыль разлетается в разные стороны и рассыпается такой же неровной волной в синей обступающей дымке.

Я о том, что хорошо было на улице, ничем не хуже, чем у Инфанта в замкнутой стенами комнате.

— Ну что? — обратился Илюха к своей девушке, которая еще совсем недавно могла стать не его, а моей девушкой. — Поехали, что ли, ко мне? — предложил Илюха, и в голосе его сквознула грусть.

Потому и сквознула, что в самой своей глубине не хотел он разменивать эту колдовскую ночь на пусть даже очень приятную девушку. Может быть, потому что девушка будет и днем, а вот ночи — уже не будет.

Но хочешь не хочешь, а должен был он предложить. По всем джентльменским правилам должен. Во-первых, потому, что иная девушка, может, и обидится, если променяешь ты ее тем более на ночь. А вот ночь тем и хороша, что не обижается ни на что.

А кроме того, есть же еще и чувство долга… И мучает оно тебя, когда не доводишь ты до конца то, что задумал заранее. Когда даже попытки не сделал. Потому что плохая это привычка — не доводить до конца. Ведь долг — он для того и долг, чтобы выполнять его, независимо от обстоятельств, — вроде ночи этой ранней, летней, которую так нелепо покидать. Но Илюха, кстати, был человеком долга, особенно в вопросе девушек, и поблажку себе позволить не мог.

А вот девушка запросто могла. И позволила.

— Ну ты, Ильюш, прикольный такой! — сказала она, но в голосе у нее не звучало прежнего восторга. Скорее вызов. — Ты думаешь, что если я от Лондырева с вами поехала, так и спать с тобой сразу буду? Размечтался! — бросила она в лицо действительно мечтательному сейчас Илюхе.

— Не будешь сразу? — решил убедиться Илюха, что он все правильно понял.

— Нет, — отказала ему решительно девушка, которая совсем недавно могла так же решительно отказать и мне. — Сразу точно не буду. Да и буду ли потом, неизвестно еще, — пригрозила она на будущее веселым, смешливым голоском.

— И правильно, — согласился я с ней. — Действительно, ты потрудись, Б.Б., пусть тебя пот прошибет от натуги. Ты поухаживай, затрать ресурсы, повожделей немного, может, потом и обломится с веточки, а может, и нет. Зато если обломится, вкуснее будет.

— Во, точно, — согласилась со мной веселая девушка. — Слушай товарища: затрать, повожделей, поухаживай, может, и обломлюсь. Кто меня знает, — сказала она, да так, что я понял, что не такая уж она и однозначно веселая, не такая уж смешливая. А просто прикольная очень, вот и прикалывалась весь вечер. Да и почему нет? Имеет право.

Мы поймали ей машину.

— Мужик, — попросил водилу Илюха, — довези девушку в сохранности. Я позже ей позвоню, проверю.

И он протянул несколько свернутых купюр как плату за предстоящий проезд.

— Проверь, проверь, — разрешила девушка Илюхе, отодвигая его руку с деньгами. — Не траться пока, прибереги на потом, — посоветовала она ему и укатила без всякой натуги.

А мы стояли и провожали взглядами ее укатывающее авто, которое тоже колебалось в летнем ночном воздухе, смешивалось с ним, с фонарями, отраженными в асфальте, в косяках легких, нависших над улицей домов… И так продолжалось, пока оно не смешалось совсем.

— Да… — вздохнул Илюха, тоже колеблясь слегка вместе с воздухом. — Хорошая девушка, да и права она: зачем форсировать, мы же не реку какую переходим. Но ей обязательно надо будет позвонить — не сегодня, так потом.

И мы отвернулись от дороги, во всяком случае от проезжей ее части, и двинулись в обратную сторону, просто в ночь, просто отмеривая ее шагами.

— А все-таки странно, стариканер, — произнес я после первых ста шагов. — Все-таки не до конца понятно, почему мир так своеобразно устроен?

— Ты о чем? — уточнил Илюха, выходя из поверхностной задумчивости.

— Как о чем? Да все о том же, о женщинах. Ты сам посуди, что произошло сегодня на наших глазах. Мы просто-напросто впарили Маню Инфанту. Или наоборот, Инфанта — Мане, тут не поймешь сразу, кому кого. И достаточно грубо впарили. А главное в том, что одними лишь словами уговорили ее признать Инфанта с его любовью. Не делом даже, а одними лишь словами.

— А чего тут странного? — не согласился Илюха. — Женщины любят ушами, давно известно, задолго до нас с тобой.

— Но не настолько же. Ведь, обрати внимание, не сам Инфант уговаривал Маню себя полюбить, а мы вместо него ее уговаривали. И уговорили.

— Да, — сказал Илюха, видимо, соглашаясь.

— Вот и получается, что совершенно по-разному у нас происходит — у них, у женщин, и у нас. Вот тебя если взять, стариканчик…

— Не надо меня брать, — заартачился было Илюха.

— Да только для примера взять, — быстро уговорил я его. — Предположим, что нашлась такая женщина, которая тебе, Б.Б., по той или иной причине не приглянулась. Ни сердцу твоему, ни уму. Я знаю, — остановил я набухшее Илюхино возражение, — маловероятная ситуация, но предположить мы можем?

Илюха задумался ненадолго, поразмышлял и согласно кивнул в результате.

— Так вот, — продолжал я, — предположим также, что эта самая женщина, которая совсем ничего у тебя не вызывает, решительно попытается ситуацию изменить. И у тебя чего-нибудь вызвать. Ведь в принципе у нее имеются варианты, например: одежду провокационную, завлекающую на себя надеть. Или же макияж особый, завораживающий сделать. Или просто напоить тебя чрезмерно алкоголем…

Тут Илюха закивал головой, соглашаясь как бы. Мол, у женщины всегда имеется в запасе дополнительный ресурс…

— Но ничего этого она не делает, — разочаровал я Илюху. — А выбирает совсем другой путь: сядет напротив и начнет вести с тобой рассудительную беседу. И начнет убеждать тебя и уговаривать, что именно сейчас, в данную минуту, ты должен ее полюбить.

Я выдержал паузу, чтобы Илюха мог объемно представить всю полноту картины.

— Так вот, уверяю тебя, что какие бы аргументы она ни находила, какими бы логическими построениями не пользовалась, не выйдет у нее ничего. Не купишься ты на ее уговоры.

— Это точно, не куплюсь, — снова кивнул Илюха.

— А значит, получается, что невозможно тебя словами уговорить. Внешним видом — очень возможно, даже легко. Или делом каким-нибудь заметным, или душевным порывом, но никак не словами. Не клюнешь ты на слова. Более того, чем больше слов будет ею потрачено, тем сильнее ты начнешь стремиться покинуть рассудительную девушку.

Я тронул Илюху за плечо и подвел черту под своим рассуждением:

— Вот и получается, — подвел ее я, — что нас уговорить нельзя, а их, наоборот, можно. Более того — нужно!

— Все правильно, старикашечка, — продолжал кивать Илюха. — Метко подметил… Скажу только, что не случайно так все мудрой природой задумано. Дело в том, что не особенно нас, мужиков, и уговаривать требуется, как правило, мы и так не возражаем. Вот природа и сохранила паритет. В смысле, нас не надо уговаривать — вот и не уговоришь. А их — надо, вот они к уговорам и расположены.

— Упрощаешь ты все-таки, Б.Б., делаешь ты из нас каких-то одноклеточных. А ведь среди нас тоже попадаются избирательные, для которых все в женщине должно сочетаться: и душа, и тело, и…

— Это кто, Инфант, что ли? — схохмил Илюха, и нам просто пришлось остановиться, чтобы посмеяться вдоволь над остроумной шуткой.