Алексей Колышевский - Откатчики. Роман о «крысах» Страница 21

– Гера, я, стандартно, могу предложить тебе один процент от перечисленных тобою за месяц денег. Я знаю, что это немного, но такова моя норма прибыли, а уменьшать ее, как ты сам понимаешь, я не собираюсь.

Герман нахмурился: один процент был смешной и обидно низкой ставкой.

– Андрей, я честно признаюсь тебе, что это не устраивает и не может устроить меня. Для тебя не является секретом то, что я фактически продаю поставщикам «Ромашки» их деньги и у меня уже есть некие средние условия. Один процент даже близко не соответствует им. Что мы можем сделать, чтобы процентная ставка отката выросла хотя бы до четырех процентов?

– Герман, процентная ставка может вырасти и до десяти. Для этого нужно лишь поднять цены, но это не так легко, как кажется.

– Почему это?

– Гера, я гарантирую людям, с которыми работаю, полную безопасность. Один процент я даю от себя, не повышая цену и ничего не согласовывая с заводом-производителем. Но как только мне приходится идти на удовлетворение запросов закупщиков, я обязан уведомлять о повышении отпускной цены представителей завода, а они от этого в восторг явно не придут. У них есть четкое представление о том, где и сколько должна стоить их продукция. В «Патиссоне», скажем, бутылка «Балтики номер три» стоит восемнадцать рублей, и в твоей «Ромашке» она должна стоить столько же и ни на копейку больше! Это правила рынка, и, нарушая их, ты тем самым даешь очень многим людям повод совершенно основательно подозревать тебя во всем том, в чем тебя и без того подозревают. – Довольный удачным каламбуром, Андрей Второй рассмеялся.

Герман же поежился, но решил не сдаваться. Жадность все равно брала верх над осторожностью. Он попросил Андрея поднять отпускные цены на два процента. Андрей неопределенно пожал плечами:

– Но как ты не понимаешь! Ведь лучше дольше и регулярней, чем больше, но короче!

– Мне надо сразу и много, Андрей. Уж извини. Такая у меня натура, да и жизнь такая. Осторожность в делах подобного рода, великолепная конспирация и абсолютная защищенность не могут дать гарантий того, что моя бешеная начальница окончательно не взбесится и не свернет мою деятельность на посту закупщика алкогольной продукции сети магазинов «Ромашка», придравшись к каким-то пустякам, которые она быстренько раздует до размеров чудовищного служебного несоответствия.

– Ты хочешь сказать, что у тебя очень плохие отношения с собственной начальницей? Тогда ты еще больше в зоне риска, дружище. И мне, как бизнесмену, строить с тобой планы на долгое совместное партнерство не стоит. Уж извини за откровенность – ничего личного, только бизнес.

– Андрей, у меня нет, как бы это тебе точнее сказать, ярко выраженного конфликта с ней, но и с этой сучкой, и со всем остальным коллективом у меня есть неразрешимые ментальные противоречия. Понимаешь, я настолько отличаюсь от них, я сделан настолько из другого теста, что все мои так называемые коллеги ненавидят меня на подсознательном уровне. А так как о самом понятии «подсознательный уровень» они и представления не имеют, так же, как и не занимаются внутренними поисками, то им совершенно незачем разбираться в своих ощущениях относительно меня, и из-за этого их ненависть выходит на поверхность, прорываясь через маленькие булькающие кратеры, и питается из самого сердца. В плане статуса я очень сильно потерял. Перейти из кабинета топ-менеджера «Рикарди» в душный зал, где работают несколько десятков человек, которые непрерывно галдят, как стая сорок, – это достаточно серьезная психологическая драма. И травма, нанесенная ей, требует лекарства. Какого? Как говорил Карлссон, который живет на крыше: «Единственное, что может спасти смертельно больного героя, – это банка варенья!» Ну а в моем случае – деньги в банке одной из европейских столиц, и чем их там больше, тем мне спокойнее. Ради этого и только ради этого я согласен терпеть и всех этих тупиц вокруг себя, и весь этот откровенный мелочный идиотизм, из которого состоит моя работа. И потом, не забывай, что моя заработная плата составляет эквивалент семисот долларов США.

Брови Андрея взметнулись вверх:

– Сколько? Семьсот долларов? Да ведь это стоимость хорошего ужина в ресторане и с не самым дорогим вином! На что рассчитывают твои владельцы – непонятно. Ведь это проявление крайнего неуважения к своим сотрудникам! Платя за работу такие жалкие гроши, они тем самым как бы утверждают, что любой из вас – откатчик! Мол, заработай остальное сам! Как им работать с таким коллективом, я не понимаю. Идиоты… Хотя… Если не держаться за людей… Знаешь, Герман, у каждого работодателя ведь свой подход. Ты не должен ненавидеть своих сослуживцев. Ведь ваша участь так схожа.

– Да! И хотя мне говорили, что я не должен отрываться от народа, я тем не менее не очень могу что-то с собой поделать.

– Наверное, это был мой коллега по цеху Влад. Известный циник и трепач, кстати. Ну да ладно. Я твою позицию понял, и более того: я ее уважаю. Постараюсь договориться с заводчанами, чтобы не мели языком, так как ты для них человек необходимый. Хотя никаких гарантий от происков сарафанного радио я, как ты сам понимаешь, дать не смогу. Всем интересен чужой карман, особенно такой, как твой…

Вот так сравнительно быстро, в течение двух с половиной месяцев, наш Герман превратился в «высокооткатного» специалиста-закупщика с месячным доходом, уровень которого зашкаливал за отметку в сто тысяч долларов. Постепенно он успокоился, расслабился, и ему стало казаться, что такая «дольче вита» будет продолжаться вечно. Алчность вытеснила в нем все остальные чувства. Даже старый друг Калугин, по понятным причинам считавший, что уж он-то Герману ничего не должен, ведь фактически это он пристроил Геру на это даже не «хлебное», а «белуго-икорное» место, вдруг понял, что не в состоянии по-дружески решить с Германом хотя бы один вопрос, стоящий, с точки зрения Германа, «каких-то денег»…

Калугин затаил обиду: она постепенно копилась в нем. Наружу еще не выходила, но отношения двух теперь уже почти бывших друзей также почти прекратились. Герман проводил вечера в бесконечных деловых ужинах с последующими попойками и постепенно стал возвращаться к прежней жизни либертена. Кокаина он все еще сторонился, но спиртное все больше брало над ним верх. К бывшей семье он почти охладел, придумав для себя самого оправдание вроде того, что при виде собственных детей у него начинает болеть и неровно биться сердце. На самом же деле его откровенно бесило совершенно безразличное отношение к нему бывшей жены и то, насколько быстро та нашла ему замену в виде крепкого сорокалетнего мужика – военного летчика. Собственных детей у того не было, и он удивительно хорошо и скоро поладил со своими приемными детьми, которые все чаще стали называть его папой. Бывшая жена Геры устроилась в «Газпром», начала получать фантастически огромную заработную плату, и необходимость в Гериных алиментах отпала сама собой. В конце концов, в один из не самых погожих во всех смыслах дней, когда Герман с некоторой неохотой пришел навестить детей и погулять с ними отпущенные ему регламентом три часа в парке, то дочь назвала его «дядей», а сын, насупившись, заявил, что «лучше они с мамой и папой Славой (так звали военного летчика) пойдут в кино на «Годзиллу», а оттуда в «Ростикс». Бывшая супруга при этом подарила Герману одну из самых унизительных улыбочек, а брутальный летчик, одетый по-домашнему в тренировочные штаны с пузырями на коленях и майку-тельняшку, только миролюбиво развел толстенными, как лапы медведя, прокачанными руками, мол, «извини, брат, но сам видишь». И никто из этого дружного квартета, состоящего из двоих взрослых и двоих маленьких людей, не дал Герману ни малейшего шанса почувствовать себя не то что любимым, а хотя бы немного нужным. Он ощутил себя старой гниловатой табуреткой посреди большой и добротно обставленной гостиной. И Гера ушел. Ушел из этого чужого счастья навсегда, поняв, что ему никто не скинет веревочной лестницы с крепостной стены, а, напротив, – все станут защищать эту стену от него, Германа, и защищать с нарастающим упорством. Детей своих Гера больше никогда не видел.

Откатчики на отдыхе

С начала работы в «Ромашке» прошло полгода. Наступила весна. И вот в один из дней конца марта курьер вызвал Германа на проходную и передал ему приглашение от «Алюминиевой компании» – открытку из тонкого листа серебристого авиационного металла с выгравированным предложением ему, Герману, посетить конференцию в городе Стамбул с целью ознакомления с продукцией «АК» и уяснением того факта, что пиво, розлитое в алюминиевые банки, – это гораздо круче, чем пиво, розлитое во что-то другое.

Подобные «конференции», «семинары», «экскурсии», «выездные мероприятия» используют как инструмент привлечения внимания закупщиков многие поставщики, которым позволяет это делать их бюджет. И все эти поездки по сути своей – обыкновенные взятки. Ну в самом деле: на кой черт собирать полные самолеты весело галдящих и бухающих всю дорогу закупщиков и закупщиц и лететь на этих самолетах в самые разнообразные страны? Снимать для всей этой своры баловней судьбы номера в пятизвездочных отелях, кормить их до такой степени, как будто из них собираются сделать фуа-гра? Катать их на автобусах с кондиционерами, показывая всяческие местные достопримечательности, в общем – организовывать отличный полноценный отдых за границей? Только для того, чтобы повысить в закупщике лояльность к собственному продукту! И чертят небосвод лайнеры, уносящие довольных, гогочущих от осознания полной халявы откатчиков в Бордо для «ознакомления с производством и технологией купажа вин», в Малагу «для посещения заводов по производству легендарного Хереса», в Калифорнию «для наблюдения за виноградниками и процессом розлива», в Чили «на праздник молодого вина», в Италию «на купажирование новых вин» и бог весть куда еще. Впрочем, у самих закупщиков это на полном серьезе называется «повышением квалификационных знаний о продукте», но на самом деле все это выглядит следующим образом.