Филип Дик - Время собираться Страница 21

Верн кивнул. Он как-то осел, превратившись в маленькую кучку. Его лицо вытянулось и стало печальным. Наконец он снял очки и положил их на комод.

Барбара подпрыгнула.

– Верн…

– Да?

– Мне так хочется знать, что ты чувствуешь.

– Чувствую?

– Обо всем. Об этом. Ты знаешь.

Он открыл рот, но передумал. Потер подбородок, сглотнул. Наконец он поднял глаза.

– Трудно подобрать слова.

– Да, наверное. – Она помешкала. – Мне тоже трудно. Знать, что надо делать, и не быть уверенной.

– Уверенной в чем?

– Не знаю. – Она прошлась по холодной комнате, сложив на груди руки. – Мне так хотелось бы знать, о чем ты думаешь. Что чувствуешь. Что все это значит для тебя.

Она снова присела на край кровати. Где-то, очень далеко, пробили часы. Где-то за окнами, в невообразимом далеке. Поднялся ветер. Она слышала, как он стучит в окно, шелестит в темноте.

Она начала медленно снимать туфли, чувствуя на себе взгляд Верна. Сердце трепетало в ее груди, билось частыми короткими толчками. Она была возбуждена и напугана в одно и то же время. Страх сцены. Как когда ей надо было произнести речь в школе. Давно это было! Ее жутко трясло. От холода и усталости. И от страха. Она улыбнулась ему.

– Трудно дышать.

– С тобой все будет в порядке?

– Наверное. – Она сняла вторую туфлю и поставила рядом с первой. Ей было холодно с головы до ног. Холодно и липко. Крошечные бусинки пота выступили по всему ее телу. Ледяные булавочные уколы по рукам и шее. Но она была взволнованна, тряслась от возбуждения и ужаса.

– Верн, ты не мог бы сделать кое-что для меня? Выключи свет. Пожалуйста.

Он протянул руку и нажал на выключатель.

В темноте она неловкими дрожащими руками сняла с себя одежду, чувствуя, как колотится ее пульс. Что бы теперь подумала о ней Пенни? Если бы они только догадывались… Да нет, они, конечно, знают. Они все знают о таких вещах. Она засмеялась вслух.

– В чем дело? – Голос Верна раздался очень близко.

– Ни в чем. – Ощупью она добралась до кровати. Нащупала пальцами покрывало. Он подвинулся, давая ей место.

– Верн…

– Да?

– Надеюсь, ты будешь терпелив со мной. Я ведь никогда… никогда раньше такого не делала. Ты будешь терпеливым и поймешь?

– Да, – ответил он.

Глава 8

Был конец августа.

– Сколько у тебя денег? – спросила Пенни.

Барбара открыла сумочку и вытащила из нее кошелек. Показала Пенни свою наличность: три десятки, двадцатка и еще несколько купюр по одному доллару, перетянутых резинкой.

– Хорошо, – сказала Пенни, кивая.

– Этого достаточно?

– Да. Билет у тебя уже есть?

Барбара показала ей билет. Первый автобус уже уходил. Он вырулил со станции и теперь с ревом ехал мимо них по дороге. Пенни с Барбарой сделали шаг назад, подальше от обочины. Водитель второго автобуса уже подогнал его вплотную к посадочной платформе, и группка пассажиров с чемоданами в руках двигалась ему навстречу.

Пенни взяла Барбару за руку.

– Удачи тебе, милая. – Обхватив Барбару за талию, она с силой прижала ее к себе. – И помни! Если в Нью-Йорке у тебя будут неприятности, звони мне и Феликсу. Если понадобится, мы приедем.

– Мне пора, – заспешила Барбара. – Он сейчас отправится.

Подхватив свою небольшую сумку, она побежала к автобусу. Остальные пассажиры уже сели. Водитель заводил мотор, переключал передачи. Барбара вскарабкалась по лестнице и отдала ему билет. Он прокомпостировал его и вернул. Она стала пробираться по проходу назад. Автобус тронулся с места, когда она еще была на ногах. Одной рукой вцепившись в подлокотник кресла, она опустилась на сиденье, не выпуская сумку из другой.

Пожилой человек у окна опустил журнал.

– Хотите, я поставлю ее наверх, мисс? – предложил он.

Она торопливо отказалась и еще крепче вцепилась в свой багаж. Старик вернулся к чтению. Продолжая держать сумку на коленях, Барбара смотрела мимо очков соседа в окно, за которым проплывали улицы.

На автовокзале в Нью-Йорке она проверила сумку. Нашла телефонную будку и позвонила на радио.

– Прошу прощения, леди, – терпеливо объяснял ей какой-то человек. – Я не могу вам этого сообщить. Такова политика радиостанции. Уверен, что мистер Тилдон не против, но политика радиостанции…

– Но вы можете сказать мне, когда он выходит в эфир, или нет?

– Конечно. – Она услышала, как он шелестит бумагами. – Он будет в эфире сегодня в девять вечера. Это начало его программы.

– А он будет на станции до начала программы?

– Этого я не знаю.

Она поблагодарила его и повесила трубку.

Когда она вышла из такси напротив здания радиостанции, было уже почти восемь тридцать. Неуверенно оглядываясь по сторонам, она пошла по гравийной дорожке. Туда ли она приехала? Перед ней было небольшое современное здание, одноэтажное, вокруг трава и кусты. Позади здания стояла высокая проволочная башня.

Барбара толкнула дверь и вошла. Она оказалась в большой, ярко освещенной комнате. Там никого не было. В дальней стене комнаты было окно, за ним она увидела человека, который сидел перед пультом со всякими рычажками, переключателями и датчиками. Человек слегка покачивался из стороны в сторону, сидя во вращающемся кресле. Перед ним лежали какие-то бумаги, он читал. Время от времени он откладывал в сторону прочитанную страницу.

Барбара взволнованно прошлась по пустой комнате, ее сердце бешено колотилось. Стены были покрашены в пастельные тона, голубой и салатовый. Потолок покрывало что-то вроде перфорированного пластика. Свет лился через небольшие отверстия.

Она опустилась в глубокое современное кресло из кожи и металла и стала наблюдать через стекло за человеком, который говорил. На стене рядом с ним висели большие круглые часы и целый ряд фотографий каких-то девушек, сплошь плечи и груди. На полках высокого шкафа стояли папки с пластинками в толстых конвертах. А друг подле друга располагались два больших проигрывателя с длинными тонкими руками звукоснимателей. Говорящий заметил ее и повернулся на стуле. Это был пожилой человек со светлыми кудрявыми волосами, в галстуке и пуловере из джерси. Поглядев на нее с минуту, он снова развернул свой стул спиной к ней.

В конце комнаты отворилась дверь. От напряжения Барбара подскочила на месте. Но это оказались крупный мужчина в костюме в тонкую полоску и с ним парень в рубашке с короткими рукавами. Бросив на нее беглый взгляд, они вошли в дверь с надписью: «Посторонним вход воспрещен».

Часы в студии показывали без пяти девять. Волнение Барбары нарастало. Сняв пальто, она аккуратно сложила его и повесила на ручку кресла. Потом достала журнал, но сосредоточиться на чтении не могла. Тогда она встала и заходила туда-сюда по комнате, сунув руки в карманы костюма.

Человек в студии поставил на проигрыватель пластинку. Она не слышала музыки, видела только, как она вертится. Человек встал со стула и закурил. Кивнул ей. Она отвернулась. Стрелки часов на стене продолжали движение. Может быть, человек по телефону обманул ее? Может, сегодня не его смена?

И вдруг все случилось. Она побледнела. В студии за стеклом беззвучно возник Верн. Ее он не видел. Положил на стол охапку пластинок, снял пальто. Сел во вращающееся кресло, подвинул к себе микрофон. Другой мужчина наклонился, положив ладонь ему на плечо. Он что-то сказал. Верн торопливо обернулся и посмотрел на нее через стекло. И застыл с глупо открытым ртом. Прямо как удивленная рыба в аквариуме.

Он уже хотел встать, но другой указал ему на часы. Верн кивнул. Взял несколько соединенных листков, снял скрепку и снова повернулся к контрольному пульту. Другой мужчина вышел из студии через боковую дверь. Минуту спустя он появился в комнате.

– Здравствуйте, – сказал он Барбаре.

– Здравствуйте.

– Вы Верна ждете?

Она кивнула.

– Хорошо. – Он огляделся. – Хотите послушать программу?

– Послушать?

– Я могу включить вам стенной динамик. – Протянув руку к коробочке под окном, он щелкнул выключателем. Комната внезапно наполнилась звуками джаза, тяжким пульсом чикагского оркестра.

– Спасибо, – прошептала Барбара. Мужчина вышел на улицу и пошел по гравийной дорожке прочь от здания.

Верн заговорил.

– Люди вроде Бикса Байдербеке представляли в джазе традицию, которая впервые…

Она слушала. Голос у него был низкий и хриплый. Она поняла, что он волнуется. Он сидел к ней спиной, лицом к контрольному пульту. И продолжал бубнить. Немного погодя он поставил пластинку, и его голоса сменила группа Пола Уайтмана. Он встал из-за пульта и подошел к окну.

И снова уставился на нее, опустив руки в карманы. Выражение его лица было непонятным. Лицо двигалось, брови подрагивали, уголки рта поднимались и опускались. Барбара подошла к окну. Их разделяли считанные дюймы.