Татьяна Соломатина - Акушер-Ха! (сборник) Страница 21

– Давай свои шишки, Машенька! Доктор, родившийся в «рубашке», покурит за твоё здоровье трубку мира. Машенька, ты довольна?

Кто там следующий? Не учительница химии часом?..

Рыба. «Наша служба и опасна, и трудна»

Давным-давно, когда кино было чёрно-белое и немое, что было очень замечательно, потому что не долбал объёмный звук прямо в мозг басами, я работала добрым доктором Айболитом. Потому что беременные, роженицы и родильницы – забавные милые зверушки. И была у меня учительница ремесла Светлана Ивановна. Партийная кличка Рыба. Рыба не была акушером-гинекологом высшей категории, обвешенной дипломами Harvard Medical School. Она была обычной акушеркой. Даже не знаю, брать «обычную» в кавычки или нет? Высшая категория у неё, естественно, была, но дело вовсе не в этом. Она была акушеркой от бога со встроенной во все места чуйкой акушерской ситуации, и лет ей в обед было примерно сто. Ну, не сто, скажем, а шестьдесят. Никто не спроваживал её на пенсию, потому что ценный кадр был бодр, весел и дай бог нам всем так не спать. Муж ейный по кличке Петюнчик уже был прооперирован на предмет гипертрофии простаты. У неё были дети и внуки, которые «хорошо кушали», не оставляя Рыбе никаких эфемерных надежд на заслуженный отдых. Ум у Рыбы был ясный. Решения она принимала стремительно. Руки были золотые.

Она, конечно, не была лишена недостатков. К примеру, она плохо слышала. Если речь не шла о деньгах. Тут у Рыбы слух внезапно становился как зрение у орла вкупе с нюхом собаки. Рыба могла тёмной-тёмной ночью вскрыть плодный пузырь, не разбудив доктора, и потом, честно-честно часто-часто моргая, говорить, что воды излились сами, а она лишь развела оболочки. За что неоднократно была бита подсвечниками. Но долго злиться на Рыбу было невозможно. Наши с ней отношения были неоднозначными, но прекрасными. Неоднозначными потому, что в интернатуре Рыба научила меня многому. Всему, что до дверей в оперблок. Став полноправно-полноценным дежурантом, я, конечно, орала на Рыбу. Но Рыба, хулиганка, прикидывалась глухой. Я поменяла тактику и во время заплыва Рыбы по родзальным морям торчала в помещении, как Трёхглазка у коровушки с Алёнушкой.

В общем, Рыба была прекрасна и удивительна. Если бы она ещё не храпела, как полковая лошадь, можно было бы сказать, что она совершенство. Впрочем, децибелы искупались совершенно искромётным чувством юмора и жизнелюбием. А ещё Рыба удивительно вкусно жарила картошку и властно управлялась с самыми спесивыми санитарками.

В одну из совместных ночных дистанций в родзал перевели девочку из отделения патологии. Прекрасную девочку – медсестру неонатологического отделения. Ну, про своих врачи в курсе. Девочка тихо постанывала и неслышно шуршала по коридору всю ночь. Ну, не буду тут о врачебной тактике, только поверьте, всё было правильно. Но девочка влетела во вторичную слабость родовой деятельности. Показаний к кесареву не было, а роды всё больше напоминали присказку «то потухнет, то погаснет». С грехом пополам и божьей помощью мы подползли к потужному периоду. И у нас началась слабость потужного периода. Был вызван анестезиолог, и девочке-медсестре дали подышать чудесной закисью азота с целью отдохнуть, расслабиться и развеселиться. Атмосфера в родзале была самая радушная. Анестезиолог обещал девочке Гавайские острова и большую любовь. Рыба поглядывала в промежность. Я слушала сердцебиение после каждой потуги. В общем, всё как положено.

Рыба сопротивлялась мыться так рано и укладывать девочку на рахмановку[35] и добродушно бурчала в мою сторону, мол, выучили вас на свою голову, надо было роженице ещё постоять, а Рыбе чаю попить. А вот фиг! Потому что Рыба – она, конечно, молодец. Только в истории и журнале родов моя подпись, извините, на большее количество проблем тянет. Девочка слушалась. Она вообще была очень умилительная. Всё время извинялась. Ещё в первом периоде. Пукнет – и извиняется полчаса. Вырвет – и опять-снова давай волынку тянуть. Мы уже ей поклялись на списке резервных доноров, что и не такое видели и вообще мы обожаем, когда роженицы пукают, какают и всячески демонстрируют своё непосредственное участие в процессе! Но девочка вела себя, как будто вовсе не медучилище заканчивала, а наоборот – Смольный институт. А закись азота – штука коварная. Она гладкую мускулатуру расслабляет. Всю. Не только маточную.

Девочка дышит, пукает, извиняется и хихикает. Анестезиолог веселит и гладит. Анестезистка давление меряет. Я сердцебиение слушаю. А Рыба помытая вся уже в промежность зрит и бурчит. И тут я, значится, поглаживая девочке живот, говорю: «Начинается!» – ну, в смысле потуга и чтобы Рыба там рамсила внимательнее руками, а не бубнила уже под нос. А Рыба – помним – глухая тетеря! – забурчалась и не услыхала. И надо же было такому случиться, что на сей раз девочка не только мило пукнула, а и выдала направленную струю, как из брандспойта. До кафельной стены достало. А на «линии огня» что? Правильно. Рыбий фейс. Но рефлексы старых мастеров – наше всё. Рыба руки помытые профессионально куда надо сунула и с рыком: «Юрьевна, г…но с очков протри!» – приняла плод живой доношенный пола женского с оценкой по Апгар 8 баллов.

Анестезиологу хорошо. Он в коридор повеселиться выскочил.

На следующий день Рыба сказала мне, что хочет вскрыть себе вены. Потому что медсестра преследует её с целью ещё раз извиниться. И ещё раз. И ещё раз. И ещё раз. И ещё раз. За то, что съела очень много мандаринов во время первого периода родов. Мы ей разрешили два-три, но отвлеклись. Не стали в пакетах рыться – это же личная собственность. А ей казалось, что всё ещё два-три. А тут – закись.

Рыбу долго доставали. Потому что анестезиолог божился на курочку Рябу, что Рыба маску надеть не успела и облизнулась. Чисто рефлекторно. А Рыбе по фигу – она ж глухая. Главное, что акушерские рефлексы в норме. А заведующий пел ей песню: «Наша служба и опасна, и трудна». А как Рыба шутила в ответ и в рифму, я вам не расскажу. Оставлю простор для творчества.

Послеродовое закаливание

В те времена, когда в наших широтах в январе было примерно так же, как сейчас, шли мы шумною толпою к родильному дому. Шумная толпа состояла из профессора, главврача, начмеда, главной и старшей медсестёр, стайки доцентов, заведующих отделениями, вашей покорной слуги и пары-тройки весьма улыбчивых и жизнерадостных американцев. Граждане Соединённых Штатов Америки были накормлены пельменями под завязку, напоены от души, но не сильно, ознакомлены с «потёмкинскими деревнями» в виде достижений нашей женской консультации на ниве планирования семьи и теперь хотели в роддом. Смотреть, любить и вообще гуманитарно наслаждаться.

А в любом роддоме есть обсервационное отделение. А в любом обсервационном отделении – изолятор. И надо же было такому случиться – а случалось это достаточно часто, если не сказать регулярно, – в изоляторе у нас пребывала родильница с ярко выраженной ломкой. Эти пользовательницы инъекционных наркотиков, как правило, такие маленькие, тоненькие, прозрачненькие. Но когда «синдром отмены» – товарняк за бампер потянут и не хрюкнут. А умелые какие становятся – любой слесарь обзавидуется. И сия ярая приверженка опиатов кустарного производства решила встать и идти. За дозой. А как идти, если в сторону родзала дверь на замке и та – бронированная, а что на улицу – закрыта. Со стороны родзала – хорошо обученная на задержание санитарка. Но идти НАДО!

Браншей пулевых щипцов[36] – позже в изоляторе инструменты не оставляли ни в каком виде – она вскрыла бронированную дверь от хвалёной фирмы и двинула за продуктом. Накинув на себя синий больничный халат и одеяло, но почему-то босая. Хотя тапки были.

Итак, со стороны ЖК к роддому идём мы шумною толпою, а в это время со стороны изолятора, обогнув роддом, к нам приближается сия фея. Расстояние между нами стремительно сокращается. Американцы видят – а нам уже поздняк метаться, – недоумевают и спрашивают, мол… what is… далее неразборчиво, ну и глазки закатывают. То ли от культурного шока, то ли от шока неясной этиологии. Профессор их фейсы оглядел, на девицу взгляд кинул и мне моментально:

– Переводи!

– Чего переводить? Вы ж ничего не сказали!

– Не перебивай, а переводи! Новая метода! Прогрессивное закаливание в послеродовом периоде! И ещё какой-нибудь жизнерадостной ереси добавь! И улыбайся, мать твою, улыбайся!

Американцы офигевшую девку даже по плечам похлопали. Всё-таки доверчивые они, как дети. А что профессор родильнице пообещал за хорошее поведение и понимание международной обстановки новые белые тапочки или убить быстро и не больно… Но анестезиолог в изоляторе был через пятнадцать минут. Профессор своё слово сдержал. Хотя уж больно трудна процедура списывания наркотических препаратов. И КРУ[37] может за кое-что неприятно взять холодными руками.