Грэм Грин - Путешествия с тетушкой Страница 21

– Кажется, так и есть, – ответила девушка. – Что-то в этом роде.

– Мы тут с ней говорили о том, что… Простите, дорогая, повторите, как ваше имя?

– Тули.

– Тули везет с собой сумку с провизией. Можешь представить себе. Генри, что в Восточном экспрессе нет вагона-ресторана? Увы, времена меняются. До турецкой границы ресторана не будет. В перспективе у нас два голодных дня.

– У меня полно молочного шоколада, – сказала девушка. – И немного ветчины.

– А что, если захочется пить?

– У меня есть десять бутылок кока-колы, но они уже успели нагреться.

– Когда я вспоминаю, как мы тут однажды пировали, в этом самом поезде, с мистером Висконти и генералом Абдулом… Икра, шампанское. Мы буквально жили в вагоне-ресторане. Просиживали там дни и ночи.

– Я вас очень прошу, берите, когда понадобится, у меня кока-колу. И шоколад. И ветчину, конечно, но ее, правда, не очень много, – сказала девушка.

– Проводник по крайней мере обещал нам утром кофе и croissants [булочки (франц.)], – сказал я.

– Я постараюсь поспать подольше, – заявила тетушка. – А потом на станции в Милане мы сможем перекусить. С Марио, – добавила она.

– Кто такой Марио? – спросил я.

– Остановки будут в Лозанне и в Сен-Морисе, – сказала всезнающая девушка.

– Швейцарию, по-моему, можно вынести только зимой, когда она одета снегом, – сказала тетушка. – Почти как некоторых людей можно выносить только под одеялом. Ну а теперь я прилягу. Молодые люди, надеюсь, вы достаточно взрослые и за вами не надо присматривать.

Тули поглядела на меня с подозрением, будто у нее не было окончательной уверенности, что я вдруг не обернусь тигром.

– Я тоже сейчас на боковую, – сказала она. – Жутко люблю поспать.

Она взглянула на свои огромные часы с алым циферблатом, на котором было всего четыре цифры. Часы она носила на широченном ремешке.

– Оказывается, еще нет часу, – сказала она нерешительно. – Я, пожалуй, приму таблетку.

– Уснете и так, – заявила тетушка тоном, не допускающим возражений.

12

Я проснулся, когда поезд отходил от станции в Лозанне. Я увидел озеро между двумя многоэтажными жилыми домами, мелькнула красочная реклама шоколада, потом реклама часов. Разбудил меня проводник – он принес кофе и бриоши (хотя накануне я заказывал croissants).

– Вы не знаете, дама из семьдесят второго купе встала?

– Она просила не тревожить ее до Милана.

– Это правда, что у вас нет вагона-ресторана?

– Да, мсье.

– Но завтрак хотя бы вы дадите нам завтра утром?

– Нет, мсье. Я только до Милана. Будет другой проводник.

– Итальянец?

– Югослав, мсье.

– Говорит он по-английски или по-французски?

– Едва ли, мсье.

Я почувствовал себя безнадежно за границей.

Допив кофе, я вышел в коридор и стал смотреть на проплывающие мимо швейцарские городки: дворец Монтре – эдвардианское барокко, – в таком доме, наверное, жил король Руритании [выдуманное королевство в романе английского писателя Энтони Хоупа (1863-1933) «Узник Зенды»; название «Руритания» стало нарицательным для обозначения маленького государства, разъедаемого политическими интригами], а позади из моря утреннего тумана, словно плохо проявленные негативы, вставали бледные горы: Эгль, Бекс, Висп… Мы останавливались на каждой станции, но почти никто не выходил.

Пассажиров-иностранцев, так же как и тетю Августу, Швейцария без снега не интересовала, но именно здесь у меня явилось искушение покинуть тетушку. С собой у меня было на пятьдесят фунтов туристских чеков, а Турция меня не привлекала.

За окном проносились луга, старинные замки на холмах, поросших виноградниками, девушки на велосипедах – все казалось ясным, упорядоченным, надежным, как моя жизнь до матушкиных похорон. Я подумал с тоской о своем саде: я соскучился по георгинам. На маленькой станции, где почтальон, сидя на велосипеде, раздавал почту, я увидел клумбу с лиловатыми и красными цветами. Я уверен, что сошел бы там с поезда, если бы девушка по имени Тули в этот момент не дотронулась до моей руки. И что плохого было в моей любви к мирной жизни, из которой я был насильно исторгнут тетей Августой?

– Выспались? – спросила Тули.

– Да, конечно. А вы?

– Так и не уснула.

Она смотрела на меня глазами китайского мопса, словно ждала куска с моей тарелки. Я предложил ей бриошь, но она отказалась.

– Нет-нет, что вы. Большое спасибо. Я только что сжевала плитку шоколада.

– Почему вы не могли уснуть?

– Да так, мелкие неприятности.

Вдруг я вспомнил, как в бытность мою кассиром такие вот робкие лица возникали за стеклом, отделяющим кассу, на котором висело объявление, обязывающее клиентов, во избежание инфекции, все переговоры вести через узкую щель, прорезанную слишком низко и потому неудобную… Я едва удержался и не спросил, нет ли у нее превышения кредита.

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Нет, я просто хочу поговорить.

Мне ничего не оставалось, как пригласить ее в купе.

Пока я стоял в коридоре, постель убрали, превратив ложе в диван, на который мы и сели, чинно, друг подле друга. Я предложил ей сигареты, обыкновенный «Сениор сервис», но она разглядывала их со всех сторон, будто видела впервые.

– Английские? – спросила она.

– Да.

– А что значит «Сениор сервис»?

– Флот, – сказал я.

– Вы не обидитесь, если я буду курить свои?

Она вынула из сумки жестяную коробочку из-под ментоловых пастилок и достала маленькую, похожую на самокрутку сигарету. Подумав, она протянула мне коробочку, и я решил, что с моей стороны было бы нелюбезно отказаться. Сигарета была нестандартного размера и какая-то подозрительная на вид. У нее был странный привкус травы, не лишенный, однако, приятности.

– Никогда не курил американские сигареты, – сказал я.

– Эти я достала в Париже через одного приятеля.

– Французских я тоже не пробовал.

– Ужасно был славный человек. Обалденный.

– О ком вы говорите?

– Я его встретила в Париже. Ему я тоже рассказала о своих неприятностях.

– А в чем они заключаются?

– Я поссорилась… ну, в общем, с моим другом. Он хотел ехать в Стамбул третьим классом. Я сказала, это сумасшествие, в третьем классе мы не можем спать вместе, а у меня есть деньги. Как по-вашему, я не права? Он сказал, не нужны ему мои вонючие подачки. «Продай все и раздай бедным» [искаженная евангельская цитата: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое, и раздай нищим» (Евангелие от Матфея, 19:21)] – так он сказал. Это ведь цитата? Но откуда? Я ему сказала, что это бесполезно, отец все равно пришлет еще. Он сказал: «Он и не узнает». Но у отца повсюду источники информации. Он, вообще-то, занимает большой пост в ЦРУ. А он тогда сказал: «Ну и подотрись своими деньгами». Это у вас в Англии такая поговорка? Он англичанин. Мы познакомились, когда сидели вместе на Трафальгарской площади.

– Кормили голубей? – спросил я.

Она фыркнула и закашлялась от дыма.

– У вас есть чувство юмора, – сказала она. – Мне нравятся ироничные люди. Мой отец тоже человек ироничный. Вы, пожалуй, с ним чем-то похожи. Ирония – очень ценное литературное качество. Вам не кажется? Так же как и страсть.

– Не спрашивайте меня о литературе, мисс Тули. Я большой профан.

– Не надо называть меня «мисс Тули». Друзья зовут меня просто Тули.

В Сен-Морисе по платформе прошла группа школьниц. Все девочки была благонравного вида – никаких мини-юбок, никакой косметики. На спинах у них были надеты небольшие аккуратные ранцы.

– Непонятно, красивая страна – и такая скучища, – задумчиво сказала Тули.

– Почему скучища?

– Травку они тут не курят. Не балдеют и никогда не будут. Хотите еще сигарету?

– Благодарю. Они очень мягкие. И приятные на вкус. От них совсем не дерет горло.

– Здорово вы о них говорите. Они и правда обалденные.

Я чувствовал себя гораздо бодрее, чем обычно чувствую в этот час утра. Общество Тули было для меня открытием. Я был рад, что тетушка спит и мы можем познакомиться. Мне все время хотелось защитить ее от чего-то. Недурно было бы иметь дочь, но я как-то никогда не мог представить себе мисс Кин в роли матери. Мать не должна сама нуждаться в защите.

– Этот ваш друг в Париже, видимо, хорошо разбирается в сигаретах.

– Колоссально. В смысле – он по-настоящему кайфовый.

– Он француз?

– Нет. Он из черной-пречерной Африки.

– Негр?

– Мы их так не называем, – сказала она с укором. – Мы называем их цветными или черными. Как им больше нравится.

У меня неожиданно мелькнуло подозрение.

– Его случайно не Вордсворт зовут?

– Мне он известен как Зак.

– Это он. А не вас ли он провожал на вокзале?

– Ну конечно, меня. Кого же еще? Я не ожидала, что он придет, но он стоял у входа, пришел попрощаться. Я купила ему перронный билет, но мне кажется, он чего-то опасался. Дальше не пошел.

– Он знает и мою тетушку тоже, – сказал я. Мне не хотелось ей говорить, для чего ему понадобился билет.