Тарьей Весос - Птицы Страница 21

— Что поделывал сегодня?

Начало оказалось неудачным. Усталый парень мрачно поглядел на Маттиса.

— А сам ты что поделывал? — резко спросил он и хотел пройти мимо.

Маттис дрогнул было, но в такую минуту он не разрешил себе испугаться.

— У меня к тебе важное дело, — упрямо сказал он. — А спросил я так просто, для начала.

Парень знал Маттиса и потому заговорил по-другому.

— Косил я, с покосом еще не все управились, — ответил он. И уселся на каменную тумбу, стоящую на обочине. — Давай, Маттис, выкладывай, что там у тебя, а то я устал и хочу есть.

— Даже не знаю, как об этом сказать, — важно' начал Маттис. — Быстро тут не скажешь.

— Тогда поговорим в другой раз. Идет?

Вместо ответа Маттис кивнул на сухие осины, в одну из которых ударила молния.

Парень торопился.

Если ты не можешь сразу сказать, в чем дело, лучше…

— Я же киваю, — сказал Маттис, ошеломив парня своим ответом.

— Ну и что?

— Видишь, на что я киваю?

— На лес.

— Да, но не на весь лес, — ответил Маттис, глядя прямо на осины.

— Кажется, я понял, — сказал парень и вдруг смутился.

Маттис увидел, что имеет дело с проницательным человеком.

— Значит, ты умный, — сказал он парню. — Это уже легче.

Парень и не подозревал, как высоко ценит Маттис это качество.

Теперь Маттису было важно подобрать правильные слова.

— Вон одна, вон другая, видишь? — спросил он и остался доволен собой.

— Вижу.

— А видишь, что с одной сделала молния?

— Да, это тебе не шутки, — ответил проницательный парень.

Теперь — вперед!

— А кто это?

Наконец-то Маттис задал свой вопрос, но дальше дело не пошло, парень сразу переменился.

— Не понимаю я тебя, — коротко бросил он, желая прекратить разговор.

Маттис не поддался. Парень небось все понял. Потому-то и не хочет больше говорить об этом.

— Это та, что сидит сейчас дома? — спросил Маттис, ужасаясь собственному греху. Он понимал, что сделал черное дело.

— Это ты про кого? — Вид у парня был глупый.

Маттису стало жутко. Про кого? То-то и оно-то. Ему было страшно даже подумать об этом.

— Да нет, ничего, — испуганно пробормотал он. — Ты неправильно понял, я так не думал. Она сидит дома и варит кофе, понимаешь! Сидит дома и варит кофе, как все!

Парень встал с камня, у него явно не было охоты продолжать разговор.

— Ну, мне пора, — сказал он. — Завтра опять на покос, сам знаешь.

Но искушение оказалось сильнее Маттиса: ведь разгадка была совсем близко. Он попробовал зайти с другой стороны:

— Как зовут одно дерево и как зовут другое? — спросил он.

— Не знаю, — отрезал парень, пресекая дальнейшие вопросы.

И ушел.

Маттис остался на дороге один, так ничего и не выяснив, к тому же его мучил страх из-за того, что он наговорил. Больше он не осмеливался обращаться к людям с таким вопросом.

В глубине души Маттис не сомневался: предупреждение касается Хеге — это ее осину поразила молния. Ведь Хеге была старше, и вообще. Он не хотел признаваться себе, что думает об этом, это думал не он, а какой-то негодяй.

— Теперь мы с тобой живем в неизвестности, — сказал он Хеге.

— Как это понимать? — За свою жизнь Хеге привыкла задавать Маттису такие вопросы.

— Объяснить не могу, но это ужасно, — ответил он. — Когда я сказал про неизвестность, я сказал про что-то очень плохое.

— Не бойся, все обойдется, теперь, как и всегда, — успокоила его Хеге. — У меня больше заказов, чем я успеваю сделать.

Он понял: Хеге думает о том, будет ли у них что есть.

— Ты думаешь о еде?

— Я должна о ней думать.

Маттис был удручен. Ему казалось — он видит опасность, грозящую Хеге. Ее следовало предостеречь.

— Ты помнишь подстреленную птицу?

— Да.

— Но вообще-то дело не в ней.

Хеге молчала, она ждала.

— То, о чем я говорю, касается одного из нас, — многозначительно сказал он.

— Что бы там ни было, все будет в порядке, — наугад сказала Хеге. — И вообще, — вдруг прибавила она, — в последнее время ты стал так много думать, что тебя не узнать.

От этого замечания Маттис просиял. Хеге умела его обрадовать, если хотела. Он решил пройтись, чтобы в одиночестве насладиться своей радостью.

И там, в одиночестве, он вдруг испугался: об этом-то я и не подумал! Если Хеге и есть та птица, сказал он себе и продолжил свою мысль: то что же будет со мной?

Об этом я не подумал.

Как ни поверни, все плохо.

Он поскорей отогнал эти мысли, вернулся к Хеге и сказал;

— Давай больше не будем говорить об этом.

— Я тоже так думаю, — согласилась Хеге.

Лодку свою Маттис залатал, законопатил, и на ней снова можно было плавать. В то лето он много рыбачил, иногда вытаскивал несколько жалких рыбешек, но больше просто плавал по бескрайнему озеру, к берегам, которых раньше не видел. Грести у него получалось — мысли непосредственно передавались веслам, не создавая помех, как бывало, когда он работал на берегу.

Этим летом на озере что-то изменилось. Ингер и Анна больше не показывались на его безбрежном просторе. Встретиться с ними не было никакой надежды… и все-таки, кто знает. Почему бы им не выплыть вдруг из какого-нибудь заливчика? Или из-за какого-нибудь мыса? Большего и не требовалось.

Маттис заплывал далеко, чтобы его отовсюду было видно.

Они не показывались.

Дома он остановился перед Хеге.

— Ты тоже уже не такая, как раньше?

Она не ответила. Но слова его ей не понравились, это он видел.

— А по-твоему, я должна измениться? — наконец сказала она.

Он не спускал с нее глаз.

— Кто знает, — ответил он. — Похоже, что так. Можно я посмотрю тебе в глаза?

Этого Хеге не позволила. Чего она опасалась? Его охватил страх. Может, это касается его?

— Только не бросай меня! — выпалил он.

Теперь она подняла глаза.

— Нет, Маттис, я тебя не брошу. Ведь я уже давно могла бы это сделать.

Обычно этого бывало достаточно, чтобы он успокоился, но сегодня все было иначе. Он не находил себе места. И еще это вязание!

— Отложи хоть на минуту свое вязание! — Он схватил кофту и швырнул ее на стол. Потом схватил Хеге за руку.

В глазах у нее мелькнул испуг.

— Что с тобой?

— Только не бросай меня!

В голове у него пронеслись неясные мысли: молния ударила в дерево Хеге. Он сам так решил, чтобы спасти свою жизнь. И может, поэтому Хеге находится сейчас в смертельной опасности. Маттис схватил ее за руку и заставил встать. Она не противилась, словно понимала, что рано или поздно этот взрыв неминуемо должен был грянуть.

— Идем!

Она пошла с ним.

На дворе он сказал испуганно и нерешительно:

— Нет, здесь нам тоже нельзя оставаться. Нам надо далеко. Очень далеко.

Хеге невозмутимо сказала:

— Мы не можем просто так взять и уйти, сперва надо приготовить еды в дорогу и всякое такое.

— Как это?

Его поразил ее спокойный голос.

— Пойми, если мы пойдем далеко, к этому надо подготовиться.

Она говорила так, словно в том, что они пойдут куда-то вместе, нет ничего необычного. В своей тревоге он поверил ей. Потом он понял, что глупо было даже предлагать это.

— Давай пройдемся хоть недалеко, если нельзя иначе! — взмолился он. — Тут, рядом, если нельзя иначе!

Хеге опять не стала противиться и сразу согласилась:

— Пошли.

Маттиса терзали угрызения совести.

— Ты еще не знаешь, что я с тобой сделал, — сказал он. — Но это очень опасно, Ты должна быть осторожной, чтобы сохранить свою жизнь.

Хеге невольно вздрогнула.

— Замолчи, ради бога! Ты сегодня не в себе. Мы с тобой будем жить еще долго, и ты и я.

— Но ведь это уже сделано, — с трудом произнес Маттис. — Я только не могу рассказать этого.

Таким Хеге его еще не видела, он был так жалок. Теперь уже она схватила его за руку.

— Идем же, — сказала она. — Я пойду с тобой. Не стой так.

Не раздумывая, они направились к ельнику, лежащему между озером и дорогой, туда вела узкая тропинка.

Но Маттис должен был продолжать тот разговор, ему хотелось объяснить, что его мучит.

— Я сам виноват, но я не могу рассказать тебе об этом, все так и есть, поверь мне.

— Ну и пусть, — успокоила его Хеге. — Я не хочу ничего знать. Считай, что все в порядке. Ясно? И покончим на этом.

— Правда? — обрадовался он.

Они шли быстро, словно куда-то спешили. Маттиса подгоняло раскаяние, Хеге еле поспевала за ним. Они миновали болотце, где Маттис переписывался с вальдшнепом на птичьем языке. Маттис ни словом не обмолвился об этом. Хеге все испортила бы, если б усомнилась в их переписке.

Оставив за спиной болото, они углубились в лес, здесь трава уже не росла, лишь бурая хвоя да островки зеленого моха покрывали голую землю.