Питер Гент - Сорок из Северного Далласа Страница 21

— Я едва знаком с этим сукиным сыном. Он любит ездить с командой и отираться вокруг игроков. Ходит на все вечеринки, даже если его не приглашают.

Музыка кончилась. Шарлотта встала и перевернула пластинку. Когда она подошла к окну, в свете, падающем снаружи, я отчётливо видел контуры её тела под лёгкой тканью платья. Девушка щёлкнула выключателем. Наружное освещение погасло. Теперь комната наполнилась мелькающими отблесками пламени. Она опустилась на диван.

— Ты женат?

— Был. Мы развелись. — Я подошёл к камину и подбросил дров. — Обычная история. Звезда футбола из бедной семьи пробивает себе дорогу в жизни. Он не может рассчитывать на чью-то помощь. Упорство приносит свои плоды. Он заканчивает колледж, становится знаменитым атлетом и женится на девушке из богатой семьи. Но даже дома звезда не может забыть о трудностях своей профессии. Неприятности заставляют его всё чаще заглядывать в бутылку. Жена начинает искать утешение на стороне и находит его… в линии нападения… в полузащите… у трехчетвертных… и так далее. Всё забавно до отвращения.

Я потёр нос — нервная привычка, приобретённая мной в школьной баскетбольной команде. Мне казалось, что сотни зрителей не сводят с меня глаз, с нетерпением ожидая промахов. Обычно им не приходилось ждать слишком долго.

— Хочешь марихуаны?

— Да, — тут же ответил я.

Шарлотта встала и вышла из кабинета. Её не было довольно долго. Она вернулась в выцветших джинсах и просторной мексиканской блузке, которые надела вместо платья.

— Это моя одежда для курения.

Я неуклюже опустился на пол около неё, вытянул ноги и застонал, отчасти от боли и отчасти от жалости к себе. Сверху ко мне опустилась горящая сигарета. Я взял её, глубоко затянулся и передал обратно. После двух или трёх затяжек я заметил, как быстро она действует.

— Чёрт, — пробормотал я, стараясь удержать дым, обжигающий мне лёгкие. — Если цитировать… отсутствующих друзей… это… настоящий динамит. — Мой голос превратился в какой-то хрип.

— Джон прислал мне из Вьетнама целый рюкзак, — объяснила Шарлотта. — Не кури слишком много — тебе станет нехорошо. — Она глубоко затянулась и передала сигарету мне.

Меня бросило в дрожь от того, что я курил марихуану, принадлежащую мёртвому.

— Тебе надолго хватит.

Я встал, подошёл к окну. Тени деревьев превратились во вьетконговцев и поползли к дому.

— Чем ты занимаешься кроме телят? — спросил я, не оборачиваясь. Вьетконговцы были уже рядом с домом, маленькие жёлтые человечки с автоматами в руках.

— Особенно ничем. Люблю читать и ездить на лошади. Солдаты исчезли за углом дома. Залаяли собаки. Я повернулся к Шарлотте.

— Ты ведёшь приятную жизнь.

— Да, у меня большой участок, и я люблю бродить по нему. Я подошёл к дивану и наклонился. Она поднесла сигарету к моим губам. Я затянулся, прижал губы к её рту и выдохнул дым.

Я просунул руку под блузку и начал ласкать её пышную грудь. Шарлотта задрожала, отпрянула, затем снова прижалась ко мне. Я снял блузку через голову, стал целовать груди, соски призывно набухали. Джинсы соскользнули вниз и застряли на бёдрах, обнажив белую полоску тела. Я наклонился и поцеловал её. Её ответный поцелуй был нежным. Затем она встала и вышла. Через мгновение вернулась с большим пледом, который разостлала на полу около камина. Я снял рубашку, ботинки и лёг на плед, рядом с Шарлоттой.

Наркотик превратил нашу любовь в галлюцинацию. Всё моё тело обрело зрение. Когда она содрогнулась и застонала, я так и не понял, где была реальность, а где — фантазия.

Огонь в камине погас. Светились одни угли. Я подполз к камину и подбросил ещё дров. Я был спокоен и счастлив. Шарлотта повернулась на бок, глядя в огонь невидящими глазами. Я опустился рядом.

Мне чудилось, что я еду по шоссе вслед за грузовиком. В кузове был скот. Коровы и бычки, прижавшиеся друг к другу, то и дело ударялись о борта грузовика, водитель которого торопился скорее добраться до бойни.

Я подумал, а знают ли бессловесные животные, куда их везут, куда торопится мужчина, чья волосатая, татуированная рука свисает из окна кабины. Вряд ли. Возможно, они беспокоятся, испытывают неясную тревогу. Но откуда им знать, что скоро их встретит мокрый от пота чернокожий мужчина, который, беседуя с ними ласковым, тихим голосом, внезапно, с точностью скульптора, нанесёт им сильный удар между глаз. Когда я начал обгонять грузовик, на мне остановился взгляд коричневых глаз, смотрящих через деревянные планки. Это были мои глаза, и я стоял в грузовике, глядя на Шарлотту в моём автомобиле. Она плакала. Б. А. сидел за рулём, а на заднем сиденья я увидел Максвелла, машущего мне рукой и поднимающего вверх банку с пивом. Я проснулся.

Голова разрывалась от боли. Часы на стене показывали пять утра. Я попытался собраться с мыслями. Боль начала возвращаться в моё тело вместе с чувством реальности.

Шарлотта лежала на боку, сжав мою руку. Её прекрасное лицо выглядело мирным и спокойным во сне. Я долго смотрел на неё. Что она думает обо мне? Что вообще она обо мне знает? Чего она ждёт от меня? Надеюсь, ничего. Я ничего не мог дать ей. Я огляделся вокруг. Всё казалось нереальным, каким-то фантастическим сном. Огонь погас и даже угли превратились в пепел. В комнате было холодно.

От волнения и прилива сил, охвативших меня вчера, не оставалось и следа. Неужели я действительно был близок с этой женщиной? Или всё это — фантазия наркомана?

Я давно понял, что главное в жизни — выживание и что страх и ненависть — всего лишь эмоции. Если ты не можешь преодолеть чего-то с помощью ненависти, ты должен испытывать страх. И с каждым днём становилось всё труднее ненавидеть и всё легче бояться. Я накрыл Шарлотту пледом; она застонала и пошевелилась. Она не казалась испуганной, и уж её-то я не мог ненавидеть. Я нашёл блокнот и написал, что позвоню ей.

Положив записку с ней рядом, я взял со стола связку ключей, прошёл в кухню, открыл дверь и вышел наружу.

Предрассветная тишина нарушалась время от времени птичьими голосами. Я стоял рядом с автомобилем и смотрел на пурпурно-розовое сияние, обещавшее стать четвергом. Там, за горизонтом, ожидали меня бесчисленные события. Пусть приходят. Я никогда не забуду среду.

Четверг

Были ещё сумерки, когда я въехал в Южный Даллас и остановился у придорожного кафе.

Заказав завтрак, я купил газету. Подойдя к музыкальному автомату, выбрал Джерри Льюиса «Она даже разбудила меня, чтобы попрощаться». Сейчас мне особенно нравились первые слова: «Наступило утро… Боже, боже, как я страдаю…» Я выпил шесть чашек кофе и прочитал газету. Учёный, принимающий участие в секретном исследовании, был найден мёртвым в одном из центральных отелей. Подозревалась его связь с гомосексуалистами. Молодая домашняя хозяйка была изнасилована и обнаружена с перерезанным горлом. Это был третий подобный случай за неделю. Муниципальный советник, связанный с мафией, обвиняется в биржевых спекуляциях. Я редко читаю раздел спорта.

Яичница из трёх яиц, картошка, ветчина и два толстых куска техасского жареного хлеба вернули мне силы. Я мог продолжать путь.

Неуклюже шагая, я подошёл к машине; солнце и далласский воздух превратили пурпурно-розовый рассвет во флуоресцирующее зарево. Утро пахло дизельным топливом.

Если я и превысил скорость, то действительно не замечал этого до тех пор, пока полицейский автомобиль не включил сирену. Рыдающие звуки напугали меня до смерти, и я тут же свернул на обочину, лихорадочно разыскивая водительское удостоверение. Когда полицейский подошёл к машине, я уже протягивал документы в окно. Он не обратил на них внимания.

— Выйдите из машины, пожалуйста, — сказал он, глядя через тёмные очки, скрывающие глаза.

Я последовал за полицейским. Мы остановились между нашими машинами. Мимо мчался утренний поток автомобилей. Он посмотрел на меня, сравнивая моё лицо с фотографией. Это был старый снимок, волосы у меня отросли, и полицейский был в замешательстве.

— Дата рождения? — спросил он меня, положив правую руку на рукоятку никелированного пистолета 45-го калибра, висящего сбоку.

— Вы что, хотите предсказать мне будущее? — раздражённо заметил я.

Он снял очки и пристально посмотрел на меня.

— 12 августа 1942 года. Под созвездием Льва.

— Вы ехали со скоростью сто километров в час в зоне, где ограничение семьдесят километров, Бертран.

Моё полное имя Бертран Филип Эллиот, но я скрываю это.

— Я не знал, извините, — сказал я, стараясь казаться раскаявшимся, но без подхалимажа.

Полицейский осмотрел меня с ног до головы. Я был немного помятым. Он попытался заглянуть в машину.

— Пили спиртное?

— Очень жаль, но не пил. — Я потёр глаза и почесал в затылке. — Я ехал всю ночь из Нового Орлеана. Я выступал там на футбольном банкете.

Полицейский уставился на меня, затем снова посмотрел в удостоверение. Его лицо расплылось в широкой улыбке.