Пауло Коэльо - Вероника решает умереть Страница 21

Она хороший адвокат и знает, что делает, – сказала себе секретарша. Скорее всего, уже завтра начальница попросит у нее прощения.

Но «завтра» не наступило. В ту ночь Мари долго говорила с мужем и описала ему все симптомы того, что с ней происходит. Вдвоем они пришли к выводу, что учащенное сердцебиение, холодный пот, отчужденность, беспомощность и потеря самоконтроля – все это можно назвать одним словом: страх.

С помощью мужа Мари попыталась проанализировать ситуацию. Про себя он подумал – а вдруг это рак мозга, – но ничего не сказал. Мари, в свою очередь, все больше укреплялась в подозрении, что случившееся с ней – лишь начало чего-то в самом деле ужасного, и тоже промолчала. По здравом размышлении, как и подобает умным и зрелым людям, они попытались прийти в разговоре к какому-то общему знаменателю.

– Наверное, тебе стоит пройти обследование.

Мари согласилась, но при одном условии: никто ничего не должен знать, даже их дети.

На следующий день она попросила у себя в адвокатской конторе 30-дневный отпуск за свой счет. Муж хотел отвезти ее в Австрию, где имеются лучшие специалисты по болезням мозга, но Мари отказывалась выходить из дома – теперь приступы были все чаще и все более продолжительными.

С большим трудом – главным образом при помощи успокоительных – они добрались до ближайшей больницы, где Мари прошла всестороннее обследование. У нее не нашли никакой патологии, включая и аневризму, и это принесло хоть какое-то успокоение.

Но сами приступы беспричинной и неодолимой паники никуда не исчезли. Муж ходил за покупками и готовил, а Мари ограничилась ежедневной обязательной уборкой, чтобы хоть как-то отвлечься. Она принялась читать подряд все, какие только могла найти, книги по психиатрии, но вскоре их забросила: ей казалось, что любая из описанных там болезней есть и у нее.

Самым ужасным было то, что приступы теперь стали привычными, но все равно она чувствовала все тот же страх перед той совершенно чуждой реальностью, в которую снова и снова попадала во время очередного приступа, все ту же неспособность контролировать себя. К этому прибавились угрызения совести – ведь мужу теперь приходилось работать за двоих, взяв на себя почти все домашние обязанности.

Тянулись дни, а ее состояние никак не улучшалось, и Мари начала чувствовать – и все чаще проявлять – крайнее раздражение. Достаточно было малейшего повода, чтобы она вышла из себя и заорала на мужа или на первого, кто под руку попадет, после чего неизменно начинались истерические рыдания.

Через несколько дней после того, как закончился отпуск, а Мари так и не вышла на работу, к ним домой явился один из ее сотрудников. Он звонил ежедневно, беспокоясь о ее здоровье, но Мари не поднимала трубку или просила мужа сказать, будто сейчас занята. В тот день он просто пришел и звонил в дверь до тех пор, пока она не открыла.

То утро выдалось сравнительно спокойным. Мари приготовила чай, они поговорили немного о работе, и затем он спросил, когда же она собирается вернуться в контору.

– Никогда.

Он вспомнил разговор о Сальвадоре.

– Ну что ж: конечно, вы вольны поступать по собственному усмотрению, – сказал он примирительным тоном, – хотя мне кажется, что именно работа в данном случае лучше всякой психотерапии. Поезжайте, повидайте мир, будьте полезной там, где в вас нуждаются, – но помните, что двери конторы для вас всегда открыты, можете вернуться, когда пожелаете.

Услышав это Мари расплакалась, – теперь это с ней случалось на каждом шагу.

Коллега подождал, пока она успокоится. Опытный адвокат, он ни о чем не спрашивал, зная, что иной раз легче добиться ответа молчанием, чем задавая вопросы.

Так и случилось. Мари рассказала обо всем, что с ней происходило, начиная с посещения кинотеатра и до недавних истерических припадков при муже, который так ее поддерживал.

– Я сошла с ума, – сказала она.

– Это возможно, – ответил он с видом знатока, но с нежностью в голосе. – В таком случае у вас два выбора: лечиться или продолжать болеть.

– То, что я переживаю, неизлечимо. Я остаюсь в совершенно здравом уме, а напряженность чувствую оттого, что такая ситуация сохраняется уже давно. Но у меня нет таких обычных симптомов безумия, как потеря чувства реальности, безразличие или неуправляемая агрессивность. Только страх.

– Все сумасшедшие говорят, что они нормальны.

Оба рассмеялись, и она вновь налила чаю. Они говорили о погоде, об успехах словенской независимости, о напряженности, возникшей теперь между Хорватией и Югославией. Мари целыми днями смотрела телевизор и была хорошо обо всем информирована.

Прежде чем попрощаться, коллега снова затронул эту тему.

– Недавно в городе открыли санаторий, – сказал он. – Иностранный капитал, первоклассное лечение.

– Лечение чего?

– Неуравновешенности, скажем так. Ведь чрезмерный страх, как и все чрезмерное, – это неуравновешенность.

Мари пообещала подумать, но так и не приняла никакого решения по этому вопросу. Прошел еще месяц. Приступы паники повторялись, и она, наконец, поняла, что рушится не только ее личная жизнь, но и ее семья. Она снова попросила какое-то успокоительное и решилась выйти из дому – во второй раз за шестьдесят дней.

Она поймала такси и поехала к «новому санаторию». По дороге таксист спросил, едет ли она кого-нибудь навестить.

– Говорят, что там очень удобно, но еще говорят, что сумасшедшие буйные и что лечение включает применение электрошока.

– Мне нужно кое-кого навестить, – ответила Мари.

Одной лишь часовой беседы было достаточно, чтобы прекратились длившиеся два месяца страдания Мари. Руководитель заведения – высокий мужчина с крашеными темными волосами, который отзывался на имя «доктор Игорь», – объяснил, что речь идет всего лишь о заболевании Паническим Синдромом – болезнью, недавно вошедшей в анналы мировой психиатрии.

– Это не означает, что болезнь новая, – пояснил он, стараясь быть правильно понятым. – Бывает, что страдающие ею люди скрывают ее из опасения, что их примут за сумасшедших. Тогда как это – всего лишь нарушение химического равновесия в организме, как в случае депрессии.

Доктор Игорь написал рецепт и предложил ей возвращаться домой.

– Я не хочу сейчас возвращаться, – ответила Мари. – Даже при том, что вы мне сказали, я буду бояться выйти на улицу. Моя супружеская жизнь превратилась в ад, мне нужно, чтобы мой муж тоже пришел в себя после того, как ухаживал за мной эти месяцы.

Как всегда происходило в подобных случаях, учитывая, что акционерам хотелось, чтобы лечебница работала на полную мощность, доктор Игорь согласился на госпитализацию, дав, однако, ясно понять, что необходимости в ней нет.

Мари получила надлежащее лечение, психологическую поддержку, и симптомы стали слабеть, а потом и совсем прошли.

Однако тем временем слухи о госпитализации Мари распространились по небольшому городу Любляне. Ее коллега, с которым она дружила много лет, разделив с ним бессчетное число часов радости и огорчений, пришел навестить ее в Виллете. Он похвалил ее за то, что она послушалась его совета и нашла в себе силы просить о помощи. Но затем объяснил причину своего прихода:

– Наверное, теперь вам следовало бы выйти на пенсию.

Мари поняла, что стояло за этими словами: никому не хотелось поручать свои дела адвокату, который лечился в психиатрической больнице.

– Вы же говорили, что работа – лучшая терапия. Я должна вернуться, хотя бы на время.

Она ждала, что он как-нибудь отреагирует, но он ничего не сказал. Мари продолжала:

– Вы же сами мне советовали пойти лечиться. Когда я думала об увольнении, мне хотелось добиться успеха, реализовать себя, уйти совершенно добровольно. Я не хочу оставлять свою работу просто так, оттого, что потерпела поражение. Дайте мне хотя бы шанс вернуть самоуважение, и тогда я сама попрошусь на пенсию.

Адвокат кашлянул.

– Я вам советовал лечиться, а не ложиться в психиатрическую клинику.

– Но это был вопрос выживания. Я просто не могла выйти на улицу, рушилась моя супружеская жизнь.

Мари знала, что лишь бросает слова на ветер. Что бы она ни делала, отговорить его не удастся – как-никак, на карту поставлен авторитет фирмы. И все же она предприняла еще одну попытку.

– Здесь мне приходилось сталкиваться с двумя типами людей: теми, у кого нет шансов вернуться в общество, и теми, кто теперь совершенно здоровы, но предпочитают притворяться душевнобольными, чтобы избегать житейской ответственности. Я хочу, мне необходимо снова ощутить, что я довольна собой. Я должна убедиться, что в состоянии самостоятельно принимать решения. Мне нельзя навязывать то, чего я сама не выбирала.

– В жизни мы можем совершать много ошибок, – сказал адвокат. – Кроме одной: той, которая для нас разрушительна.