Алексей Никитин - Маджонг Страница 21

Семенов собирал гравюры, но не любил места, где торгуют книгами. Когда-то давно, когда Енотом он уже был, а писателем еще нет, Семенов торчал на Петровке сутками и даже квартиру снял недалеко от рынка. Но что теперь вспоминать? С тех прошло много времени — жизнь прошла — Семенов сменил все, даже имя. Он женился дважды и дважды развелся, стал писателем и перестал читать книги. Кондитеры не едят шоколад, а писатели не читают чужие книги, что тут странного? Они читают только рецензии и статьи: критические статьи в литературных журналах и хвалебные в глянцевых. Возможно, у кого-то иначе, а у Енота Семенова именно так. Критики считают его плохим писателем, а глянцевые журналисты — модным. Несколько лет Семенов пытался выправить этот досадный перекос и даже что-то кому-то доказывал, но когда одна за другой у него вышли четыре книги в Европе — одна во Франции и три в Германии, — он решил, что доказывать уже ничего не нужно. Все и так доказано. В Европе и критики, и глянцевые журналисты были едины во мнении. Они определили Енота Семенова в категорию крепких беллетристов, готовых аккуратно выдавать роман в год. Большего от него не требовалось. И вроде бы жизнь наладилась, но в местах, где торгуют книгами, Семенов старался бывать пореже. Он бы там и вовсе не появлялся, когда бы не страсть к собиранию гравюр.

В левом нижнем углу несостоявшихся «Вулканов» Семенов разглядел едва заметный курсив: Wolfg Joseph Kadoriza del Lincij.

— Кадорица, — повторил он, глядя на приближавшегося к нему Бидона, пылавшего свежевыкрашенной шевелюрой. — Кадорица. Кирилл, кто такой Кадорица?

— Впервые слышу, — ответил Бидон, повертев в руках гравюру, и не соврал.

Если бы эта гравюра была груздем, он знал бы о ней все: кто рисовал, кто резал, что значат надписи и что — рисунок. Но квазивулканы он вывесил на продажу в том виде, в каком гравюра выскользнула неделю назад из-под супера какого-то черно-белого альбома. Даже в рамку не вставил. Его интересовали только грузди.

— Сколько же ты хочешь за гравюру… как его… Кадорицы? — Енот встал за Бидоном, разглядывая находку через плечо хозяина павильона.

— За сто гривен отдам, — Бидон пожал тем плечом, через которое заглядывал Енот.

— Варвар, — довольно буркнул Енот Семенов, сунул Бидону деньги, взял гравюру и тут же исчез.

Бидон похрустел сотней и отправился в свой угол, но прежде чем взяться потрошить новую книгу, глянул на стену, с которой Семенов пару минут назад снял гравюру. Без Кадорицы на стене было пустовато. Размышляя, что бы повесить на его место, Бидон вернулся к стене. Он прошелся вдоль стеллажей и тут заметил на полке с книгами чью-то кожаную папку.

«Енот забыл, наверное, — подумал Бидон. — Или не Енот».

Папку мог забыть кто угодно, мог даже кто-то, кого Бидон не знал. Зашел человек, порылся в книгах, не купил ничего и ушел. А папку забыл. Как-то был случай, у Бидона ребенка забыли. Мальчика. Ребенок оказался привычным.

— Меня папа уже четвертый раз забывает, — гордо сказал он озадаченному Бидону. — Один раз в троллейбусе забыл, один раз у себя на работе, потом летом на пляже, — старательно перечислял мальчик, — и вот здесь.

— И что? Он тебя потом долго искал? Тебя обычно быстро находят?

— Когда как, — покачал головой забытый мальчик. — В первый раз хуже всего было. Пока нашел депо, пока меня… Вы не волнуйтесь, он сейчас придет. Дойдет до метро и там вспомнит. А может, даже раньше.

Забытая папка оказалась увесистой. Бидон отнес ее к себе в угол и начал аккуратно перебирать содержимое. Аккуратно, на случай, если хозяин, например Семенов, все-таки заявит свои права на папку. Бидон знал, что Семенов собирает гравюры, но гравюры — это одно дело, а грузди — совсем другое. Вероятность найти груздь среди содержимого папки казалась ничтожной, но было бы глупо не посмотреть, что же пришло ему в руки.

Под исписанными листами бумаги Бидон обнаружил большой почтовый конверт. Еще раз глянув в сторону входа, он решительно выдернул конверт из папки и, холодея пальцами в предчувствии удачи, вытряхнул из него книгу. Кожаный тисненый переплет, золотой обрез. Бидон быстро перелистал книгу и тихо взвыл от острого и мгновенного счастья. Это был альбом немецких акватинт начала XIX века. Пасторальные пейзажи Южной Германии, горы, озера, замки. Сказочные, невероятные грузди… Бидон не мог и ни за что не вернул бы этот альбом ни Еноту, ни кому другому. Сейчас у него не было времени разглядывать сокровище, но время еще будет, и его будет достаточно, поэтому Бидон немедленно бросился уничтожать следы похищения.

Папка с содержимым полетела на пол, под грязный деревянный поддон, а альбом он сунул в пластиковый пакет и затолкал в щель между двумя стеллажами. Щель забил какой-то старой тряпкой.

Чтобы убедиться, что в павильоне все это время никого не было, Бидон не спеша пришел к выходу. Никого.

Возле двери ему встретился запыхавшийся Енот.

— Кирилл, — бросился Енот к Бидону. — Я у тебя папку забыл.

— Правда? — равнодушно переспросил Бидон. — Давай поищем.

— Ты же помнишь, — Енот подбежал к стене, на которой каких-то пятнадцать минут назад еще висели «Вулканы» Кадорицы, — я стоял здесь, перед гравюрой. А папку положил сюда, — Енот развернулся и протянул руку к одному из стеллажей. Там ничего не было.

— Пусто! — отчаянно крикнул он.

— Пусто, — пожал плечами Бидон и направился к себе в угол.

— Я еще поищу, — безнадежно простонал ему в спину Енот.

Бидон, не останавливаясь, равнодушно двинул плечами.

Какое-то время до него доносилось бормотание Енота: «Стоял здесь… тут гравюра… сюда… может, тут.» Потом бормотание сменилось мычанием, и Бидон уже не разбирал слов. Он бросил пару старых картонных ящиков на поддон, под которым валялась папка, и привычно взялся перебирать книжные лохмотья.

Енот подошел тихо и встал в проходе между стеллажами.

— Ее там нет.

Бидон устало глянул на него и, не говоря ни слова, продолжил возню с книгами.

— Нет там моей папки, — громко повторил Енот и уткнулся взглядом в Бидона.

— Значит, в другом месте оставил, — посочувствовал Бидон.

— Не было никакого другого места, — немедленно отбросил эту версию Енот и шагнул к Бидону. — Я дошел до метро и тут же вернулся. Нигде не останавливался. Другого места не было, ты понял?!

— Может, кто-то заходил и прихватил. Сейчас же знаешь как. А я мог и не заметить, мне отсюда не все видно. Сам посмотри.

— Звездочётов. — Казалось, Енот даже не слушал Бидона. — Урод ты крашеный! Ты куда пап ку дел?

— Да ты что?.. — вскочил и попятился Бидон. — Ищи! Ищи. Разве я тебе не даю?.. Пожалуйста. Я ее не видел даже, этой твоей папки.

— Врешь, скотина, я чувствую, что она где-то у тебя, — взревел Енот и бросился на Бидона.

Бидон чудом выскользнул из-под его руки и метнулся за стеллаж.

— С ума сошел?! — завизжал он оттуда. — Не знаю никакой папки.

— Сейчас узнаешь! — Енот начал раскачивать стеллаж, за которым скрылся Бидон. Всего через минуту стеллаж со страшным грохотом обрушился. Бидон взвыл.

— Я тебе этого не оставлю!.. Я тебе не оставлю, писатель хренов! — вопил Бидон уже из-за соседних полок.

— Это я тебе не оставлю, — тихо процедил Енот и взялся раскачивать второй стеллаж. — Груздей ему захотелось. Грибник с Петровки!

— Молчи! — оскорбился за груздей Бидон. — Что ты в этом смыслишь?

Второй стеллаж рухнул с сухим деревянным треском, подняв грибовидное облако пыли. Енот собрался перейти к третьему и тут чуть не наступил на пакет, который только что выпал из щели. Сквозь тонкий матовый пластик проглядывал золотой обрез альбома с немецкими акватинтами.

— Так, — хрюкнул Енот, перелистав альбом и убедившись, что все страницы на месте. — Так. Бидон! А альбом-то я уже нашел. Я же знал, что папка у тебя, скотина ты тупая. А ты врал. Так что, вернешь остальное?

Бидон не отвечал.

Енот осторожно заглянул за стеллаж. Бидона не было. Енот быстрым шагом пересек весь павильон. Бидон бежал, оставив за ним поле боя.

«Сейчас приведет кого-то», — понял Енот.

На Петровке любому продавцу, даже нелюбимому коллегами Бидону, всегда гарантирована поддержка. Бьют, как правило, не разбирая правых и виноватых, даром что рынок книжный. Если потом выяснится, что накидали невиновному, пострадавшему охотно нальют водки: «Ошиблись, мужик. Бывает». Оказаться пострадавшим Енот не хотел, тем более что два опрокинутых стеллажа не оставляли ему шансов договориться с приятелями Бидона. Поэтому, забрав альбом, Кадорицу и еще раз оглядев пустынный павильон — вдруг хищный Бидон бросил папку где-то на видном месте, — Енот выскользнул на улицу и поспешил к метро.