Давид Фонкинос - Наши расставания Страница 21

Ушли мы вместе. Наши хозяева внутренне ликовали, довольные, что так удачно провернули дельце. Хороший получился вечер. Он как будто обещал что-то новое. Я не особенно ломал себе голову. Проводил Соню до дома, и мы остановились у подъезда. Типичная для первого свидания ситуация. Мы понравились друг другу, в этом не было никаких сомнений. А что дальше? Подняться к ней? Выпить еще бутылку вина? Меня раздирали противоречивые мысли, и я понимал, что сам не способен сделать выбор. Неопределенность меня бесила, но я совсем забыл, как действует механизм первой встречи, как будто внутри у меня что-то заржавело. Мы простояли довольно долго, и в конце концов я уже не мог к ней не подняться, не рискуя выглядеть последним дураком. Нерешительность с какого-то момента становится синонимом согласия. Так мы оказались у нее в гостиной, где слушали музыку, кажется Шуберта — или это были «Битлз»? Века у меня в ушах наслоились друг на друга. Мы прилично выпили, и, по-моему, она не без удовольствия вырвалась из оков своей привычной робости. Все было очень просто. Мы поцеловались, даже не узнав, сколько каждому из нас лет.

Осложнения начались наутро. Не знаю почему, но я испытал ужасный дискомфорт оттого, что находился рядом с такой чудесной и почти незнакомой женщиной. Определить причину своего смятения я не мог, но с первыми проблесками зари четко осознал, что все это — не для меня. Надо было притворяться, а я не мог, потому что мое сердце все еще сохло под проливным дождем. Я ушел, даже не оставив записки. Полагаю, пробудившись, Соня поняла, что больше мы не увидимся. Я не поленился потом адресовать ей пространное письмо, что было явно неуместно: в конце концов, ничего такого не случилось, два взрослых человека провели вместе ночь, только и всего; мы ведь не давали друг другу никаких обещаний, но почему-то мне обязательно надо было объяснить ей, что со мной происходит. Я не пожалел слов, хотя довольно было бы одного короткого предложения: не могу.

Два дня спустя она прислала мне очень изящный ответ. Несколько красиво составленных фраз, смесь разочарования и надежды на то, что я изменю свое решение, и все это — самым дружеским тоном. У меня гора с плеч свалилась. Но навалилась снова, когда мне позвонил Поль, узнавший, что я сбежал.

— Мы просто в ярости! — негодовал он. — Соня — замечательная девушка!

— Знаю. Именно поэтому у меня ничего с ней не получится.

— И что ты собираешься дальше делать? Перебраться на необитаемый остров? Твое право! Только учти, мы с Виржини — тебе не компания!

— Но послушай…

— Никаких «послушай»! Если ты не желаешь жить, то мы с тобой прощаемся! Все!

Я в себя не мог прийти от его неожиданной резкости. Раньше он никогда не повышал на меня голос. Наверное, хотел, чтобы меня хорошенько шарахнуло. И ему это удалось. Может, не сегодня и не завтра, но я не сомневался, что рано или поздно его слова возымеют на меня действие.

8

Бесславное завершение истории с Соней привело меня к убеждению, что я снова смогу разделить жизнь с женщиной (у каждого свои парадоксы). Из этой неудачи родилось стремление к чему-то позитивному. Успеху нередко предшествует провал; мало того, именно благодаря этому провалу в дальнейшем и добиваешься успеха. Таким образом, ночь с Соней дала толчок всему последующему развитию моих отношений с женщинами.

Мне понадобилось время, чтобы это понять. В следующий раз, когда я с кем-нибудь познакомлюсь, я буду готов. И все начнется сначала. Кем будет эта женщина? Как я найду ее среди трех миллиардов? Где она, та, что обладает столь любимым мною полурусским-полушвейцарским выражением глаз? Ясное дело, сидя взаперти, я ее точно не встречу. Разве что обратить внимание на соседку? Но, судя по тому, сколько у нее кошек, вряд ли она интересуется мужчинами. Так что же делать? Дать объявление? Повторить опыт Поля и Виржини? Но сколько неудач придется пережить, пока не случится чудо? Я не испытывал ни малейшего желания часами сидеть с незнакомой женщиной в кафе, рассказывая о себе, объясняя, чего я хочу, и приходя в восторг, едва на горизонте замаячит хоть какая-то точка соприкосновения. В эти дни я часто вспоминал о Соне и мечтал снова с ней увидеться. Но было слишком поздно. У нее уже кто-то появился. Другой мужчина, живший под солнцем моего отказа. Обязанный своим счастьем моей неспособности к счастью. Я размышлял над любовными историями, поражаясь тому, как порой из-за какой-нибудь дурацкой мелочи целые десятилетия жизни идут наперекосяк. Где-то я вычитал фразу: «Есть замечательные люди, которых мы встречаем в неподходящий момент, и есть люди, замечательные потому, что мы их встретили в подходящий момент». У меня все не шел из головы этот самый подходящий момент, так что под конец, как мне кажется, я уже вплотную приблизился к подходящему моменту самого подходящего момента. Но главное, во мне снова проснулось желание. Я проводил время, сидя под зонтиками кафе и наблюдая за женщинами. Вон та, например, или вот эта — какая изящная походка, прямо-таки рапсодия коленок, только вот беда: она ведет на поводке собаку, а мне что-то не очень нравятся женщины, которые держат собак. Но я не терял надежды — где-то вдали мне уже слышался перестук тонких каблуков новой незнакомки. Я любил эти минуты, посвященные сотворению мечты, кропотливому изучению частиц женского космоса, каждая из которых представлялась мне обещанием новых возможностей.

Аби Варбург (1866–1923), искусствовед, специалист по истории итальянского Возрождения и змеиному ритуалу индейцев хопи. Отличался большими странностями (утверждают, что разговаривал с бабочками). Помимо прочего, прославился как великий библиотекарь. Страстно увлекался собиранием книг и предложил несколько теорий их расстановки на полках, в том числе теорию «добрососедства». Согласно последней, книга, которую ищешь, далеко не всегда та, которую хочешь прочитать.

Примерно в это время произошли события, изменившие мою жизнь. Все началось с банального дня рождения. А именно дня рождения моего крестника в конце недели, и я воспользовался этим предлогом, чтобы позвонить Полю.

— Хотя бы ради Гаспара пустишь меня в дом? — спросил я.

— Конечно. Приходи в субботу.

— Мне тебя не хватало, — неожиданно признался я.

— Мне тебя тоже не хватало. Но я надеюсь, ты подумал над тем, что я тебе сказал.

— Да, подумал. Я очень много над этим думал.

— Только думал?

— Да, но теперь я думаю переходить к действиям.

Мои слова рассмешили Поля, и от его смеха у меня сразу потеплело на душе. Конечно, он был прав, что взял меня в оборот, просто я не мог двигаться вперед слишком быстро. Перспектива увидеться с ними в субботу подняла мне настроение. Соответственно, совершенно особое значение приобрел выбор подарка.

Я отправился в поход по игрушечным магазинам. Все рассмотрел и даже попробовал собрать парочку конструкторов под внимательными взорами продавщиц, принимавших меня за большого ребенка. Покупательницы, в основном, полагаю, мамаши, тоже поглядывали на меня, и я понял, что отдел игрушек — идеальное место, чтобы заводить знакомства. Разговоры здесь завязывались сами собой: а вашему сколько, а что он умеет, ах, вам эта игра тоже не понравилась, о, знаете, с пазлами — как с одеждой, надо брать на вырост, и так далее и тому подобное. Я провел в этом параллельном пространстве восхитительный день и в конечном итоге обрел свое счастье. Оно явилось мне в виде обыкновенного плюшевого мишки. Я изучил бесчисленное множество развивающих игр и супернавороченных машинок, но ничто так не тронуло мое сердце, как этот маленький красный мишка. Я решил, что это будет очень личный подарок, и, как знать, может быть, в душе Гаспара мой образ навсегда останется связанным с плюшевым медвежонком.

Оплатив покупку, я попросил упаковать ее в подарочную бумагу, и мне кивнули на девушку, которая этим занималась. Я медленно двинулся к ней с мишкой в руках. Меня удивила широкая улыбка, с какой она меня встретила (если только она улыбалась не мишке). Я протянул ей игрушку и произнес фразу, которая подразумевалась сама собой:

— Упакуйте, пожалуйста, в подарочную бумагу.

— Конечно, давайте.

Девушка взяла лист бумаги, и я обратил внимание на ее руки. У нее были невероятно красивые пальцы. Мне тут же захотелось к ним прикоснуться. Это было скорее смутное желание, хотя понравилась она мне вполне конкретно. Она работала проворно, но очень изящно, и волнение во мне росло. Подарочный пакет был уже почти готов. Мне надо было срочно что-то сказать, отпустить какую-нибудь запоминающуюся реплику, требующую ответа, причем развернутого, а не просто «да» или «нет».

— Это для моего крестника, — пролепетал я. — У него в субботу день рождения.