Андреас Окопенко - Киндернаци Страница 21

В воздухе носятся разрозненные слухи. Никто ничего точно не знает. Один солдатик рассказывал, что скоро начнется война, и получил за это страшный разнос от полковника. Через несколько дней слухи усиливаются. За Бугом, напротив нас, стоят русские. Что делается там, мы не знаем. Однажды утром в туманной дали за рекой показываются столбы дыма, они тянутся до самого горизонта. Один из гражданских рассказывает, что русские жгут деревни.

Вместе с майором Н. я разглядываю в бинокль таинственный потусторонний берег. Н. тревожно покачивает головой: «Слушай, скоро война!» В том же смысле высказался и присоединившийся к нам венец фельдфебель Клемент, он выразился лаконично: «Ну, вроде бы заваривается каша!» Я сам такого же мнения.

Беспрерывное состояние боевой готовности. Раздали дополнительные боеприпасы и ручные гранаты. Когда-то грянет первый выстрел! Все ненужное давно отправлено в тыл. Оставлено только то снаряжение, с которым ходят в атаку. Реквизируются кони и телеги, их просто отбирают у мужиков. Их мнения теперь уже не спрашивают. Все, что нужно, берут и выносят из домов. Заодно прихватывают много чего ненужного.

Мой хозяин, у которого я жил, уже увел свою жену в землянку. Вся семья ушла из дома подальше в поле. Хозяин иногда только наведывается, чтобы присмотреть за домом. Он очень встревожен: «Пан, через месяц пора будет убирать урожай. Нет коней, нет телеги, как же работать? Что тут затевается?»

Из деревни ушли почти все жители. И только несколько старух недовольно бродят по улицам. Да, это очень тяжело. Почта не работает. Что происходит — неизвестно. Дел у меня хватает. До поздней ночи — совещания. С четырех часов утра — опять все на ногах. Передвижения частей, занятие исходных позиций. Все позиции вдоль границы уже заняты. Свободное передвижение теперь невозможно. Даже для офицеров. Не разрешается заходить на соседний участок, за этим ведется очень строгий контроль.

В лесах, по ту сторону границы, раздаются выстрелы. Что там делается? Ночью туда отправляется группа разведчиков — и не возвращается. Атмосфера крайне напряженная. Ночью то и дело поднимается ложная тревога, выкрикиваются команды, движется техника, неразбериха невообразимая. Мы уже и не раздеваемся. Такое положение скоро станет просто непереносимым. Хоть бы уж скорее началось. И при всем при том запрещены разговоры о войне.

Подвозят понтоны, саперный инструмент. Все это громоздится в кучи. Никто уже не разберется, где что лежит. Высоко в синеве медленно кружит одинокий аист.

Слухи за слухами. Свободный проход по территории России, чтобы вступить в Персию и Турцию. Россия выводит свои войска из Восточной Польши. Это еще цветочки. А вообще столько всякой несуразицы слышишь, что всего и не перечесть. Кто-то краем уха что-то услышал, подхватил, и через десять минут то, что изначально было всего лишь высказано в виде предположения, докатывается до другого конца деревни в качестве достоверного факта.

21-е июня, вечер — боевая готовность. В шесть часов — всем отдыхать. Завтра утром в 4 часа 10 мин. начнется. Ну, вот и дождались!

Хотя и приказано отдыхать, ни о каком сне не приходится даже мечтать. Изучение карт. Еще одна короткая поверка. Осмотр материала, проверка оружия. Установление связи с соседней ротой. И только в 12 часов я ненадолго прилег отдохнуть на соломенной подстилке. Я приказал, чтобы меня разбудили в час. Через десять минут нас подняли по тревоге. Приказ начальника боевого участка. Рота перебрасывается приблизительно на четыре километра левее и занимает там позиции у самого Буга. Все имущество остается на месте. Отправляются только люди со снаряжением для атаки. Нам приходится сделать крюк, пробираемся по бездорожью. После двухчасовых поисков наконец прибываем на место. Пехотный капитан указывает нам наши позиции. Затем объясняет мне наше расположение. Мы находимся в трехстах метрах от реки. В этом месте ширина Буга составляет тридцать метров. На другой стороне, в трех-четырех сотнях метров от реки, располагаются три-четыре обнаруженных бункера. Однако за ними, возможно, есть и другие. Мое задание. Как только ударная рота окажется на том берегу, начать наведение понтонного моста через Буг. Строительный материал уже подготовлен. В мое подчинение прикомандированы двадцать саперов, которые уже получили инструктаж и ознакомились со строительным материалом. Это все. Мы пожимаем друг другу руки. Удачи, солдат!

Пехотинцы уже находятся в замаскированных окопах. Все как на подбор молодые ребята не старше двадцати одного года. Мои люди укрываются за избушками с соломенными крышами. Все тихо. Никаких разговоров. Иногда шепотом передается распоряжение. Курить строго запрещено.

До чего же медленно двигается стрелка часов. 3.05 — значит, остался еще целый час. Мы не обнаружены. Вокруг — ни звука. Как в обыкновенную ночь. В ста метрах от нас холмистая возвышенность, скрывающая нас от противника. Воздух прохладен, и меня познабливает. Я пытаюсь осмотреть мостовой материал. Ничего не выходит. Слишком темно. Разыскиваю фельдфебеля, начальника двадцати приданных мне саперов. Фельдфебель меня успокаивает. Он все знает назубок, так как сам принимал и укладывал. Мы переговариваемся шепотом.

Четыре часа. Еще десять минут. Подталкиваемый беспокойством, я пробираюсь вперёд. Крадучись пробираюсь к холму, ложусь на влажную от росы землю. Впереди в серых сумерках чернеет низина. Ничего не разглядеть. Не видно даже реки. Сказали, что ее ширина — тридцать метров. Пытаюсь мысленно представить себе это расстояние. Кое-где обмелевшие, заболоченные места.

Немного выше по течению — брод, ниже, на участке соседней части, тонкий деревянный мостик, длиной приблизительно в пятьдесят метров. 4 часа 8 минут… 4 часа 9 ми…

Скачет секундная стрелка, незаметно рассвело. Стрелка уже отчетливо видна на циферблате. По ту сторону реки возвышается холм, точно так же, как тут у нас. Хотя там холмик немного пониже. За ним лесистая местность. Жиденькие перелески. На горизонте зажелтела бледная полоса.

И тут вдруг — в 4 часа 10 минут, с точностью до секунды, — вздымается огненная стена вдоль всего фронта. Темные клубы дыма высотой в сотни метров, воздушная волна следующего залпа каждый раз выталкивает их все выше в атмосферу. Все гремит и грохочет так, словно настал конец света. Земля дрожит. В воздухе стоит гул. Артиллерийский огонь прекращается. С воздуха наносят удары первые эскадрильи бомбардировщиков. Вторая эскадрилья, за ней третья. Самолеты разворачиваются и уходят. Снова артиллерия. Пехота отдельными группами выходит из укрытий, идут в атаку. Заговорили пулеметы.

Серая стена на востоке заметно посветлела. Сквозь дым и туман пробивается луч восходящего солнца, крадется по мокрым от росы кустам, ложится на бледно-желтую болотную траву. В излучинах реки болотной слизью густеет зеленая вода. Пахнет разложением и смертью.

На востоке занимается новый день. Новый мир. Железный занавес поднимается!..

Эпизод 42. Июль 42-го

Шлезак приехал погостить. Каникулы в Хозяйстве. Неправда, что лето уж слишком затянулось. Радостно, по-летнему солнечно.

— Ну, Венку! Сегодня к тебе приедет Венку. Ты рад?

Но сегодня эта шутка особенно раздражает. Каждый друг — это целый особый мир, и если сейчас приглашен нынешний, то другому, тому, что был в Ремети, полагается оставаться в царстве призраков. Уж эти их шуточки! Нашли, чем дразнить человека!

Нервное ожидание: друзья еще ни разу не были друг у друга в гостях. Хозяин снова принимается расставлять все как следует: аппарат Морзе для двоих — от него хорошо несет асфальтовой вонью, потому что поставлены новые батарейки; наколотые карты для фокусов; бездонный бумажный мешок с деталями для модели самолета и деревянными рейками, заляпанными все еще оглушительно пахнущим лаком.

Шлезак, долгожданный друг, надолго пропавший после своего побега из лагеря, исключения из школы, которое произошло, когда эта дружба еще только зародилась и не успела созреть; недели в лагере, который без него опустел, нетерпеливое ожидание сегодняшней радости, когда после всего наконец-то друг приглашен и настает happy-end с дружбой на всю оставшуюся жизнь, а я при чтении «Виннету» почему-то краснею. Неужели яблочко оказалось с червоточинкой? Витров не переставая говорит и говорит; включение аппарата Морзе:

— А зачем тебе два?

Витров весь красный как рак, как свекла. Говорить, говорить что-нибудь умное! И тут в какой-то момент тебе с безучастным взглядом:

— Ладно, сам знаю.

Ты умолкаешь, принимаешься качаться на кольцах, повешенных в дверном проеме.

— Давай, теперь ты!

Шлезак со скучающим выражением принимает предложение, но только на один качок.

— Осторожно! Смотри, чтобы тебя не стукнуло, а то они еще качаются!