Павел Мухортов - Всякая всячина. Маленькие истории, возвращающие нас в детство Страница 21

— Хорошо, я найду его.

Мальчишка, под кличкой Огурец, подталкиваемый в спину старшими товарищами, поплелся за худым. Тот стоял в зале в окружении каких–то ребят. Огурец оценил их помощь.

— Не бойся, мы подпишемся! — услышал он сзади. Крепыш действительно боялся, но не тех, с кем стоял худой пацан, а его самого: в душе он жалел, что выбрал в «жертву» этого психа. Подобрался, похлопал по плечу, тот ничего не подозревая, обернулся… Но удар в челюсть у Крепыша не получился. Обернувшийся мгновенно среагировал и отвел голову назад, и тут же левой заехал Огурцу в зубы. Враг отлетел и больше не подходил. Худой тоже не бросался, стоял и ждал.

Стеной подошли те, кто стоял за крепышом. У худого тоже образовался заслон: его одноклассники. Как две древние армии, выровнявшиеся ровными фалангами перед боем, стояли ребята друг напротив друга. Впереди каждой группировки, как выбранные для поединка, богатыри — виновники инцидента. Те, кто были за крепышом, поняли: если сделают хоть шаг — дело кончится свалкой, а в зубы получать не хочется. Худой это понял тоже, но по–своему: за что страдать остальным?

— Послушай, — он обратился к Огурцу. — Пойдем один на один!? Глаза Крепыша, маленькие и хитрые, забегали по сторонам, он не знал, что ответить.

— Иди, иди…

— Иди…, — советовали ему за спиной. Он долго мялся, чувствовалось, отказаться боялся, но… отказался:

— Нет!…

1983 г.

НА РЕКЕ

РАССКАЗ

— Что барахтаешься, как карась?! Плавать что ли не умеешь? — невысокий, лет десяти, коренастый, смуглый от загара мальчишка кричит хитро и задиристо, стараясь раздразнить детское самолюбие Володьки. Тот, в самом деле, болезненно реагирует на кривляние подплывающего рыжеватого пацана. Он видит в этом поступке нечто нечестное: незнакомец задевает, заранее зная, что восьмилетний для него не представляет никакой опасности. Бессилие еще больше угнетает Володьку: силой ему не взять, но ведь надо доказать, что он тоже умеет плавать и воды не боится.

— Это я‑то не умею? А ну, давай на тот берег! — и делает несколько шагов вглубь. — Плывешь?!

Рыжий улыбается и, легко оттолкнувшись от илистого, пухлого дна, плывет без особых усилий, телодвижениями напоминая лягушку.

Два берега разделяет заливчик. Расстояние всего ничего — метров тридцать. Но для Володьки, ни разу не плававшего самостоятельно, он кажется непреодолимым океаном. Он боится. Но желание сильнее страха. Володька отталкивается, плывет, хотя ни разу не плавал, только видел, как это делают другие. Он судорожно молотит руками, ноги поднимают горы брызг. Набрав воздуха полные легкие, он не дышит. Лицо его, с широкими от испуга и восторга — он чувствует, что плывет, — глазами: страшно. Отработанный воздух распирает грудь, хочется выдохнуть и вдохнуть свежего, но Володька чувствует, что забыл и не знает, как это сделать, вернее боится. Ему кажется, что воздух в груди — единственное спасение, которое и держит на плаву его тело.

Половина пути позади. Володька фыркает, и воздух покидает легкие с шипением, как из продырявленной камеры. Он словно забывая, как плыл до этого, уходит под воду… Зеленая теплая муть еще не скрыла глаз, и Володька видит, как рыжий, мокрые всклоченные волосы которого блестят и переливаются, словно заморский клад, протягивает к нему руку, хватает за плечо. Мокрое белое тело не дается, соскальзывает. Володька под водой, глаза не закрываются, изумрудная муть растягивает их и выедает. Или так кажется?! Но закрыть их нет сил. Увидеть бы еще чего–нибудь — скромное желание утопающего. Володька ощущает на макушке чью–то пятерню, которая сильно тянет вверх. И снова он над водой. Интуитивно делает вдох, пытается крикнуть, но не может, хватается за рыжего, и они вместе скрываются под водой, идут ко дну, но не надолго. Под ногами противный, засасывающий, чем–то напоминающий извилистое студеное тело змеи, ил. Они отдергивают ноги, но затем, как по команде, снова упираются в него, чтобы оттолкнуться. Через секунду они над водой. Володьке удается хапнуть глоток воздуха. Как хорошо! И тут он слышит истерический крик рыжего:

— Отпусти дурень! Вместе утопнем! Отпусти — я тебя спа… — Слова тонут в бульканье. Они снова уходят на дно. Отталкиваются. И снова глоток воздуха. Рыжий отбивается от мертвой хватки Владимира.

«Я же дышал. Я поплыву» — Володька не боится, злится и скорее отталкивает от себя рыжего–спасателя, который в испуге уже бьет его по лицу.

На берегу, конечно, замечают происходящее. Тройка взрослых ребят бросается на помощь. А Володька и рыжий тем временем вновь появляются на поверхности, и бешено работая руками и ногами, плывут дальше, как ни в чем не бывало. Пловцы, кинувшиеся их спасать, не могут поспеть за тонувшими.

Вот и далекий берег. Тяжело дыша, Володька выбирается на корягу. «Как хорошо! Я переплыл!»

— Ну ты идиот! — обиженный крик рыжего. Он сидит рядом и тоже еле отдувается.

— Эй, шутники! Еще такая шуточка, и по шее схватите! — это уже кричат «спасатели».

Володька сейчас не знает чего в нем больше: пережитого страха, гордости или признательности к рыжему, бросившемуся на помощь, или злости к этому искусителю и злости на себя. Но он переплыл! Он герой! Но на обратный путь Володька уже не решается и обходит залив по берегу. «Хватит пока».

1983 г.

КУРТКА

РАССКАЗ

Октябрь уже заканчивался. Небо уже не ослепляло своей жгучей осенней синевой, оно было до серого дымчатым, как будто в ожидании суровых снежных туч. Утром и вечером крепенький морозец гнал людей, спешащих по делам, в тепло душных автобусов, не оставляя времени на неспешный шаг. Днем еще, правда, было тепло даже расстегнутым можно было идти по городу. Но Иван Борисович, молодой радиоинженер не позволял себе этого: его темно–синий с отливом плащ с шелковой подкладкой явно не соответствовал сезону, и рукава, как назло, были по летнему узки, и в них невозможно было втиснуться в темном мохнатом свитере. Иван Борисович всегда теперь почти бегом добирался из дома на работу, с работы домой. В принципе осень сухая, и кое–кто щеголял еще в костюмах на свитер. Но себя к закаленным Иван Борисович не относил, постоянно страдая в холодную пору насморком и ангиной. А теплое на кроличьем меху, демисезонное пальто, купленное в чековом магазине, как назло украли на прошлой неделе в кинотеатре: Иван Борисович, попив кофе перед сеансом, забыл пальто на кресле, а когда вспомнил, сидя уже в зрительном зале, и выскочил в холл, собственности не оказалось. Иван Борисович, махнув рукой, досмотрел тогда фильм, а вечером по телефону, смеясь, рассказывал друзьям о случившемся. Он не был из людей удручающихся даже по самому скверному случаю. Но пальто было конечно жаль, еще более себя, ибо становилось день ото дня холодней. За полторы недели в промерзлом утренними и вечерними передвижениями, даже скорее перебежками на работу из дома и с работы домой, теле Ивана Борисовича окрепла мысль: в субботу после получки на толкучку и без теплой куртки не возвращаться.

Пришел желанный день. Иван Борисович достал из–под телевизора сто заначеных рублей, приложил к ста полученным вчера и, плотно от души позавтракав, а аппетит был под настроение, отправился на толкучку. Такое место, где можно купить все: от нижнего женского белья до фирменных магнитофонов — есть в каждом городе. В городе Ивана Борисовича место это находилось прямо в центре: не в тихом переулке, а в огромном сквере на глазах у прогуливающихся в выходной.

Желтенький «Икарус» быстренько довез его до нужной остановки. Пересекая площадь, на которой ютились одна к другой многолюдные остановки транспорта, Иван Борисович внимательно осматривал ожидающих, присматриваясь к верхней мужской одежде. Еще несколько проулков и он вышел к нужному скверу. Время было раннее, и не очень людно. И наверно, поэтому сразу заметил Иван Борисович девушку на лавочке.

Она казалась совсем маленькой: упершись локтями в колени, положив голову на кулачки, она всхлипывала, вздрагивая. И уже проходя мимо, Иван Борисович увидел на щеке ее черный подтек от туши небрежно стертых ресниц. «Видимо давно плачет», подумал он, уже удаляясь.

Увиденное было настолько жалостливым, что Иван Борисович, отойдя на шагов пятьдесят, остановился. С минуту смотрел в сторону девушки, и улыбнувшись неизвестно чему, смело зашагал к ней; подсел рядом, почти вплотную, как старый приятель и сразу с предложением:

— Девушка, у вас что–то не ладится!? Я вас развеселю. Хотите анекдот?

Девушка резко отвернулась, перестала всхлипывать и сквозь зубы процедила:

— Катись к черту, мальчик.

Лицо Ивана Борисовича действительно вытянулось в изумлении, но он опять усмехнулся и широко жестикулируя руками, громко продолжил: