Анатолий Елисеев - Страна Эмиграция Страница 21

Платили мне немного, но продвигался по служебной линии я довольно быстро, так, что через полгода уже был назначен на должность stock manager. Оклад увеличился, были надежды, но не было желания.

Часто я замирал над своим каталогом — я уже не имел отношения к складу и сидел в оффисе — и с тоской думал, что до пенсии просижу принимая и отпуская какие нибудь «infrared detector XZ-254» или «sensor 25B-345» Со временем, возможно, переберусь на второй этаж — там сидело начальство — но оторваться от сенсоров и детекторов вряд ли смогу.

Так бы и случилось, но неожиданно мне повезло…

Повезло! Странное слово, которое выражает всё или ничего. Конечно есть бесспорные везения. Вернулся живым с войны — повезло! Могли бы и убить. А если вернулся, но искалеченным? Повезло?

В нашей заграничной судьбе такие «везения» были на каждом шагу — пошли в аэропорту с людьми из Chabad'а — повезло? А если бы пошли с Троицким? Как повернулась бы наша судьба? Многое могло быть другим, но на пользу или во вред? Кто может снова проиграть судьбу, проверить, перепрограммировать?

Так же относительно в конечном счете и мое следующее везение. Кем бы я был сейчас? Где бы я был? Но случилось то, что случилось.

Случилось, что нас навестил один человек. Мы знали его по кейптаунскому летнему лагерю «Bikkur Cholim» куда наши дети ездили два года подряд в 1992 и 1993 году. Лагерь был благотворительный, собирали туда детей из неимущих или малоимущих еврейских семей и везли в Мюзелберг, куда мы сами добрались совсем недавно. Жили они там в палатках, ездили на экскурсии, устраивали представления, праздновали все вместе дни рождения — чем не пионерский лагерь времен наших родителей… Один из «вожатых» и зашел к нам как-то на огонек. Был он и правда чем-то похож на первых вожатых-комсомольцев, одержимостью, влюбленностью в свое дело что-ли, только вместо красного галстука носил «кипу» и был не ортодоксальным ленинцем, а не менее ортодоксальным «хасидом».

Далее события (везения, совпадения) разворачивались стремительно. В ходе разговора выяснилось, что в одну вновь открываемую школу нужен учитель экономики и что принципал (директор) этой школы хороший его знакомый. Через несколько дней я был приглашён на интервью, а еще через две недели начал новую жизнь в качестве учителя в государственной «multi-racial» йоганнесбергской школе.

На первых порах, конечно было нелегко — я не имел ни малейшего представления ни о моем учебном предмете — «accounting», ни о самой профессии учителя. Всему пришлось учиться уча, в том числе и английскому — специфический, профессиональный язык мы в школе не проходили.

А такой казалось бы незамысловатый вопрос, как имена учеников. Для меня поперву все эти Нтомбифути, Нкосинати, Номатомсанквы были совершенно непроизносимы и незапоминаемы.

Но это был переходный период — май 1993 года — и новое дело в преддверии новых времен было новым для большинства учителей, не только для меня.

Жаль, что моя книга так и останется недоступной для моих коллег, как много тёплых слов я мог бы сказать о многих из них. Нет не о всех, встречал я конечно и открытую «нелюбовь», скажем так, особенно среди чистокровных гордых британцев. Меньше всего, чувствовал я аромат ксенофобии, когда общался с «хозяевами» этой страны — белыми — «африканерами» и черными — зулу (а не «зулусами», как почему-то называют их в России), хкосо (вместо «х» должен произноситься некий щелкающий звук доступный по-моему только им самим), ндебели — удивительно талантливым народом, врожденно и ярко самобытным и всеми другими — венда, басуту и т. д., из ведь в ЮАР только официально 9. Казалось бы, за что им нас — пришельцев — любить, да что там любить, просто терпеть, а вот ведь! Кто доверил мне учить детей — африканер Де Бир. Положим у него мог быть собственный интерес — украсить новую, открывающуюся школу доктором наук, но тем не менее он принял меня на работу, сделал что мог для меня и для моей семьи.

Кто возил меня в Преторию оформлять документы на регистрацию и создавал «режим наибольшего благоприятствия» на первых порах моей школьной карьеры? Чистокровный африканер Херт (не Герт — он сам учил меня выговаривать это имя) Фан Фирен.

Итак я начал работать школьным учителем и работаю в той же самой школе уже более десяти лет.

Повезло? Да, потому что нашел своё призвание (возможно), потому что работа мне нравится, потому что… Можно найти много «потому, что…».

А может быть не повезло — в конце концов я всего навсего школьный учитель с весьма скромной зарплатой, которой постоянно не хватает, работа нервная и изматывающая…

В связи с моей работой интересно упомянуть, что по состоянию на 2002 год я был единственный русский учитель в государственных школах Южной Африки, эту информацию я случайно получил в нашем «ОблОНО» — наверное так лучше всего перевести название Gauteng Educational Department.

Пустячок — а приятно!

Если в моей несуществующей южно-африканской трудовой книжке так и останутся две записи, то трудовая деятельность моей жены была более разнообразной и многосторонней. Она начала работать буквально с первых дней нашего пребывания в ЮАР и сменила много рабочих мест далеко не всегда соответствующих её профессии — в прошлой жизни она была врачом.

Я уже писал, что наши российские квалификации оказались невостребованными в эмиграции. Посудите сами, кому может быть нужен советский экономист, если все в мире знают, как блестяще провалилась советская экономическая система.

По уровню непригодности для заграницы моя специальность отставала пожалуй только от преподавателя марксизма-ленинизма или научного коммунизма.

С профессией моей жены история была посложнее и это требует отдельного рассказа.

Глава 15

Дело врачей

Нет зубным врачам пути -

Очень много просятся,

А где на всех зубов найти?

Значит — безработица!

1992 год. Лето (южно-африканское разумеется). Начало воскресного дня. Большая светлая гостиная в доме в Сандтоне. За столом, накрытым для чайной церемонии много, не меньше дюжины, мужчин и одна женщина. С одной стороны стола в традиционной «кипе» — хозяин дома, преуспевающий частный врач — и представители уже не раз упомянутого «Chabad House», на другой стороне — новые эмигранты — российские врачи, специалисты. Зачем собрались они в это утро в этом доме, почему обстановка в комнате, несмотря на чай и вежливые улыбки, такая скрыто напряженная, почему вскакивает и выбегает в сад подтягивая на ходу спадающие штаны один из эмигрантов, коренастый мужчина с красным раздраженным лицом?

Начать придется издалека, с разговора о профессиях и профессиональной пригодности для заграницы.

Не хочу касаться вопроса, какая профессия самая лучшая для эмиграции — не хочу, потому что не знаю. Кто-то считает, что лучше всего устраиваются компьюторщики, кто-то уверен, что лучше всего уметь что-то делать руками.

Я встречал безработных компьютерщиков и электриков и считаю, что очень многое зависит от человека — при достаточно проявленном упорстве даже специалист по истории КПСС имеет шанс устроится на нормальную работу. Во всяком случае наверное никто не потребует от него специальной регистрации и сдачи экзаменов за университетский курс.

Зато я знаю, что одной из самых непригодных профессий в Южной Африке оказалась профессия врача. Говорят, что в Америке и Канаде положение российских врачей даже хуже — вполне допускаю, что при насыщенности медицинскими кадрами они пытаются защитить рабочие места от «варягов», к тому же считается, что уровень подготовки медиков у них лучше (если вы не согласны — опровергните). Но в Африке, где на одного врача, особенно в сельской местности приходится черт знает сколько жителей, где в провинциальных больницах не хватает не только врачей, не хватает всех — так, что в больнице может работать одна медсестра, она же акушерка, она же первая и последняя инстанция…

Для провинциальных госпиталей государство даже организовало экспорт врачей с Кубы — им оказалась не нужна регистрация, а в то же самое время врачи, которые приехали из России, страны подготовившей тех самых кубинских врачей, были с самого начала лишены возможности работать.

Небольшое пояснение. В Южной Африке, как и во многих других странах (кроме может быть Папуа Новой Гвинеи, я там не был — не знаю) врачу получившему врачебный диплом за границей, для начала врачебной практики необходимо подтвердить его или сдать экзамены, чтобы получить две степени регистрации:

— первая или лимитированная, дающая право на работу в государственных госпиталях и — вторая или полная, дающая право открывать частную практику и работать в частных госпиталях.

До 1991 года, когда и приехало из России сюда большинство врачей, существовал закон, согласно которому все медицинские специалисты получившие гражданство Южной Африки могут рассчитывать на лимитированную регистрацию без сдачи экзамена и через год на полную регистрацию.