Пауло Коэльо - Алхимик Страница 22

Потом сила Любви хлынула из его сердца, и он начал молиться. Он ни о чем не просил в своей молитве и вообще не произносил ни слова, не благодарил за то, что овцы нашли пастбище, не просил ни посылать в лавку побольше покупателей хрусталя, ни чтобы женщина, которую он повстречал в пустыне, дождалась его. В наступившей тишине он понял, что пустыня, ветер и солнце тоже отыскивают знаки, выведенные этой Рукой, тоже стараются пройти Своей Стезей и постичь написанное на одной из граней изумруда. Он понял, что знаки эти рассеяны по всей Земле и в космосе и внешне в них нет никакого значения и причины. Ни пустыни, ни ветры, ни солнца, ни люди не знают, почему они были созданы. Только у Руки, Создавшей Все, были для этого причины, и только она способна творить чудеса: превращать океаны в пустыни, а человека — в ветер. Ибо она одна понимала, что некий замысел влечет Вселенную туда, где шесть дней Творения превращаются в Великое Творение.

И юноша погрузился в Душу Мира, и увидел, что она — лишь часть Души Бога, а Душа Бога — его собственная душа. И он может творить чудеса.

Самум дул в тот день как никогда. И из поколения в поколение будет передаваться легенда о юноше, который превратился в ветер и едва не уничтожил весь лагерь, бросив вызов самому могущественному военачальнику пустыни.

Когда же ветер стих, все поглядели туда, где стоял юноша, но его там уже не было. Он находился на другом конце лагеря, рядом с часовым, полузасыпанным песком.

Колдовская сила напугала всех. Лишь двое улыбались: Алхимик, гордившийся своим учеником, и вождь племени — он понимал, что ученик этот осознал могущество Всевышнего.

На следующий день он отпустил Сантьяго и Алхимика на все четыре стороны и дал им в провожатые одного из своих воинов.

Они ехали весь день, а когда стало смеркаться, Алхимик отправил воина обратно и слез с коня.

— Дальше поедешь один, — сказал он Сантьяго. — До пирамид три часа пути.

— Спасибо тебе, — отвечал юноша. — Ты научил меня Всеобщему Языку.

— Я просто напомнил тебе то, что ты знал и без меня.

Алхимик постучал в ворота монастыря. К нему вышел монах в черном, они о чем-то коротко переговорили по-коптски, и Алхимик пригласил Сантьяго войти.

— Я сказал, что ты мне поможешь.

На монастырской кухне Алхимик развел огонь в очаге, монах принес ему кусок свинца, и Алхимик, опустив его в железный сосуд, поставил на плиту. Когда свинец расплавился, он достал из кармана стеклянное желтое яйцо, отколупнул от него крохотный, не больше булавочной головки, осколок, обмазал его воском и бросил в расплавленный свинец.

Жидкость стала красной как кровь. Алхимик снял котел с огня и дал ей остыть, беседуя тем временем с монахом о войне в пустыне.

— Боюсь, что это надолго, — сказал он.

Монах досадовал: из-за войны караваны уже давно стояли в Гизехе. «Но на все воля Божья», — добавил он смиренно.

— Верно, — сказал Алхимик.

Когда котел наконец остыл, Сантьяго и монах в восторге переглянулись: свинец, принявший круглую форму сосуда, в котором лежал, превратился в золото.

— Неужели и я когда-нибудь научусь этому? — спросил юноша.

— Это была моя Стезя, — моя, а не твоя. Я просто хотел тебе показать, что это возможно.

Они снова вернулись к воротам обители, и там Алхимик разделил золотой диск на четыре части.

— Это тебе, — сказал он, протягивая одну монаху. — За то, что всегда радушно встречал паломников.

— За свое радушие я получаю слишком много, — возразил монах.

— Никогда так больше не говори. Жизнь может невзначай услышать и дать в следующий раз меньше, — ответил Алхимик и повернулся к Сантьяго. — А это тебе, взамен тех денег, что достались вождю.

Юноша тоже хотел сказать, что это золото стоит гораздо больше, но смолчал.

— Это мне, — продолжал Алхимик. — Я должен вернуться домой, а в пустыне идет война.

Четвертый кусок он снова протянул монаху:

— Это — тоже для Сантьяго. Может, понадобится.

— Но ведь я иду за сокровищами! — воскликнул тот. — И я уже совсем близко!

— И я уверен, что ты их найдешь, — сказал Алхимик.

— Но тогда зачем мне золото?

— Потому что ты уже дважды лишался всего, что имел. В первый раз тебя обманул мошенник, во второй обобрал вождь. Я старый суеверный араб и верю в правоту нашей пословицы, а она гласит: «Что случилось однажды, может никогда больше не случиться. Но то, что случилось два раза, непременно случится и в третий».

Они сели на коней.

— Хочу рассказать тебе историю о снах, — молвил Алхимик. — Подъезжай поближе.

Юноша повиновался.

— Так вот, жил да был в Древнем Риме, во времена императора Тиберия, один добрый человек, и было у него два сына. Один стал воином и отправился служить на самую дальнюю окраину империи. Второй писал стихи, приводившие в восхищение весь Рим.

Однажды старику приснился сон, будто к нему явился небесный вестник и предрек ему, что слова, написанные одним из его сыновей, будут известны во всем мире, и люди спустя много сотен лет будут повторять их. Старик заплакал от счастья: судьба была к нему щедра и милостива, ибо даровала высшую радость, какую только может испытать отец.

Вскоре он погиб — пытался спасти ребенка из-под тяжелой повозки, но сам попал под колеса. Поскольку жизнь он вел праведную, то прямо отправился на небеса, где повстречал вестника, явившегося к нему во сне.

— Ты был добрым и хорошим человеком, — сказал он ему. — Жизнь твоя была исполнена любви, а смерть — достоинства. Я могу выполнить любую твою просьбу.

— И жизнь была ко мне добра, — отвечал старик. — Когда ты явился мне во сне, я почувствовал, что все мои усилия были не напрасны. Ибо стихи моего сына будут переходить из поколения в поколение. Для себя мне просить нечего, но всякий отец гордился бы славой того, кого он пестовал, учил и наставлял. А потому мне бы хотелось услышать в далеком будущем слова моего сына.

Вестник прикоснулся к его плечу, и оба они в мгновение ока очутились в далеком будущем — в огромном городе, среди тысяч людей, говоривших на неведомом языке.

Старик опять прослезился от радости.

— Я знал, что стихи моего сына переживут века, — сквозь слезы сказал он. — Ответь мне, какие его строки повторяют все эти люди.

Вестник ласково усадил старика на скамейку и сам сел с ним рядом.

— Стихи твоего сына прославились на весь Рим, все любили их и наслаждались ими. Но кончилось царствование Тиберия, и их забыли. Люди повторяют слова другого твоего сына — того, что стал воином.

Старик воззрился на вестника с недоумением.

— Он служил в одной из далеких провинций, — продолжал тот. — И стал сотником. Он тоже был справедлив и добр. Как-то раз заболел один из его рабов — он был при смерти. Твой сын, услышав, что появился некий целитель, пустился на поиски этого человека. А по пути узнал, что этот человек — Сын Божий. Он встретил людей, исцеленных им, услышал его учение и, хоть и был римским сотником, перешел в его веру. И вот однажды утром предстал перед ним. И рассказал, что слуга его болен. И Учитель — как называли этого человека — собрался идти за ним. Но сотник был человеком веры, и, заглянув в глаза Учителю, он понял, что стоит перед Сыном Божьим. Вот тогда твой сын и произнес слова, которые не позабудутся во веки веков. Он сказал так: «Господи! Я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой».

Алхимик тронул лошадь.

— Каждый человек на земле, чем бы он ни занимался, играет главную роль в истории мира. И обычно даже не знает об этом.

Сантьяго улыбнулся. Он никогда не думал, что жизнь может быть так важна для пастуха.

— Прощай, — сказал Алхимик.

— Прощай, — ответил юноша.

Два с половиной часа Сантьяго ехал по пустыне, внимательно прислушиваясь к тому, что говорило сердце. Именно оно должно было указать ему, где спрятаны сокровища. «Где сокровища, там будет и твое сердце», — сказал ему Алхимик.

Но сердце говорило о другом. С гордостью оно рассказывало историю пастуха, бросившего своих овец, чтобы сделать явью дважды приснившийся сон. Напоминало о Своей Стезе и о многих, одолевших ее, — о тех, кто отправлялся на поиски новых земель или красавиц и противостоял рассудку и предрассудкам своих современников. Оно говорило о великих открытиях, о великих переменах, о книгах.

И только когда Сантьяго начал подниматься по склону бархана, сердце прошептало ему: «Будь внимателен. Там, где ты заплачешь, буду я, а значит, и твои сокровища».

Юноша взбирался медленно. На усыпанном звездами небе снова появилась полная луна — целый месяц шел он по пустыне. Луна освещала бархан, и тени играли так причудливо, что пустыня казалась волнующимся морем, и Сантьяго вспоминал тот день, когда, простившись с Алхимиком, бросил поводья и дал своему коню волю. Луна освещала безмолвие пустыни и оставшийся позади путь, свершаемый теми, кто ищет сокровища.