Альбер Коэн - Любовь властелина Страница 22

— Вот что, жалко, что ты не подождала меня прямо там, в холле, ты бы увидела, как мы выходили из кабинета, прогуливались по коридору, беседовали, как добрые приятели, и он даже взял меня под руку! Ты представляешь, та же рука, которая держится за руку самого сэра Джона, та же рука держалась за руку твоего покорного слуги. Да, кстати, когда он уходил, велел передать тебе поклон. Так и сказал, поклон. Это очень мило, мне кажется, если учесть что он с тобой не знаком. Короче, это хорошо воспитанный джентльмен. — Он похлопал ее по щеке. — Ну что ж, моя Риасечка, с первого июня — в ранг «А». Почему с первого — по бюджетным соображениям, сейчас еще нет такой вакансии, а через месяц Сундар уйдет, он возвращается в Индию и будет руководить там отделом писем, вероятно, в должности директора, это настоящая синекура, везет же ему! Ну ты представляешь себе! Для начала двадцать две тысячи пятьсот пятьдесят золотых монеточек в год, затем пойдут ежегодные прибавки! А потом, с моральной точки зрения, это имеет огромное значение! Ранг «А» — это означает восточные ковры, кожаные кресла, в которых всегда полно посетителей, застекленный книжный шкаф, запирающийся на ключ, а не какие-нибудь полки, как у ранга «Б». Это уже крупный чиновник! — Он был очень возбужден, листал досье, даже не замечая, что делает, закрывал одно, открывал другое. — Кожаные кресла — оттого, что чиновник ранга «А» зарабатывает гораздо больше, это уже должность государственной важности, переговоры, поездки по всему миру. И, ты ж понимаешь, я теперь могу позволить себе повесить на стену одну или даже две современные картины! В ранге «А» все себе можно позволить. Не реалистическую живопись, нет, абстрактные полотна! И дамасскую табакерку на столе для шикарных сигарет, чтобы предлагать посетителям. Так я буду более начальственно выглядеть. А на стол поставлю фотографию зама генсека с надписью на память! Я у него как-нибудь между делом ее попрошу. У человека-то, который со мной прогуливается под руку, я имею право попросить фотографию, как ты думаешь?

— Да, может быть.

— Только «может быть»?

— Я хотела сказать «конечно».

— А, ну ладно. То есть ты думаешь, что я могу в будущем попросить у него фотографию?

— Да, я так думаю.

— Согласен с тобой. И потом, представляешь, отношения с членами постоянной мандатной комиссии примут совершенно другой характер. Я уже смогу разговаривать с такими людьми, как Вольпи (он президент комиссии, и к тому же маркиз), совсем с других позиций. А командировки, которые тотчас последуют одна за другой! Ведь чиновнику в ранге «А» поручают тонкие, государственной важности задания, требующие дипломатии, такта, понимания ситуации! — Он сильно ударил себя по лбу. — Ох, как же так, я забыл самое главное! Поскольку он был в таком прекрасном расположении духа, я решил ковать железо, пока горячо, и пригласил его на ужин! Чтобы он уж точно согласился, я позволил себе сказать, что ты будешь счастлива пригласить его ужинать, и так далее, я даже сказал, что ты знала, что я к нему иду, и велела мне со всей настойчивостью добиваться, чтобы он принял приглашение, короче, я в своем роде призвал к его галантности. Неплохая идея, а? Что ж ты хочешь, иногда надо уметь применить дипломатию. Короче, он согласился, но только на первое июня, то есть через месяц, он пока занят, ну ясно, что его просто рвут на части! А может, он выбрал именно первое июня, потому что это мой первый день в ранге «А», это была бы очень тонкая мысль, ты не находишь? Кстати, понадобятся разные вина к каждому блюду. В моих записях есть список лучших вин по годам. Ты, рыбка моя, в вечернем платье, нарядная — а что, твой муж крупный чиновник ранга «А»! За столом, он сидит справа от тебя, и ты такая прелестная, с глубоким декольте! Ты рада, моя Риасечка, такому высокому гостю за ужином? Что ты молчишь?

— У меня голова болит, мне надо вернуться домой, — сказала она, вставая.

— Ну конечно, я тебя быстренько отвезу.

— Нет, мне нужно побыть одной. Я чувствую, мне сейчас станет плохо.

Он не настаивал. Знал, что ее лучше не трогать, когда она произносила роковую фразу, ежемесячный сигнал опасности, предзнаменование капризов, дурного настроения, приступов плача по любому поводу. Она делалась невыносима, особенно за день до «этого». Ему надо сидеть смирно, со всем соглашаться, пережидать.

— Как хочешь, дорогая, — сказал он, скромный и предупредительный — как все мы, впрочем, в такие моменты, и как все мы, братья, покорно ожидающие неминуемого явления таинственного дракона женственности. — Ты права, ангел мой, тебе лучше будет поехать домой, залезть в душ. Хорошо, что ты на машине. Может, примешь аспирин перед выходом, у меня здесь есть. Нет, хорошо, дорогая, я совершенно согласен. Тогда я, пожалуй, посижу еще здесь, сейчас пять минут девятого, но что делать? Нужно же все-таки как-то взяться за этот меморандум. Я вернусь поздно — часов в одиннадцать или даже в полночь, но что делать. Ранг «А» обязывает. — Высунутый на мгновение язычок. — Я провожу тебя до выхода?

— Нет, спасибо.

— Ну, как хочешь. Тогда до свидания, дорогая. Скажи Мамуле и Папуле, что меня задержали чрезвычайные обстоятельства, но не говори о моем назначении, я хочу сам им сообщить.

Когда его жена вышла за дверь, он склонился над британским меморандумом. Но на четвертой странице поднял голову от текста. Фотографию зама генсека с надписью на память лучше будет поставить здесь, на письменном столе, или же дома, в гостиной? Поставить на столе — Веве точно закроет пасть, а зато дома, в гостиной, его увидят все гости и тут же поймут, какие у него связи. Каждый из вариантов неплох. Может, попросить две фотографии с подписью? Нет, это будет выглядеть странно и глупо.

— Эврика!

Ну конечно, проще простого, в те вечера, когда он станет приглашать кого-то, можно уносить фотографию из кабинета, пряча ее в чемоданчике, и вешать в гостиной до прихода гостей, а наутро возвращать в кабинет! Одним ударом двух зайцев! А времени-то сколько? Восемь часов девятнадцать минут.

Он закрыл меморандум. Нет, конечно же нет, он чудовищно голоден. Он не собирается умереть от истощения в угоду фантазиям господина Веве. Его жизнь все же поважней, чем все измышления этого вонючего Министерства колоний. Ох, если представить себе выражения лиц Мамули и Папули, когда они узнают! Надо будет, приехав домой, сначала изобразить расстройство, сказать, что его понизили, что он теперь член вспомогательного отдела — и только потом выдать им новость! И сразу поцелуи! Мамуля рыдает! Шампанского! А меморандум этот подождет. В конце концов, через четыре недели он перейдет в ранг «А». А душой — он уже «А»! И плевать на Веве! Он ему отправит свои комментарии, но в удобное для него время, в час «А». Он снял трубку, набрал номер консьержа.

— Такси для господина Дэма, немедленно! — высокомерно приказал он и энергично повесил трубку.

Он смело хлопнул дверью (войлочная обивка не подведет) и вышел из кабинета. В коридоре он встретил коллегу ранга «Б», неистового трудягу, недавно переведенного из Международного бюро труда, который сохранил тамошние привычки и поэтому задерживался на работе до восьми-девяти вечера. Адриан особенно сердечно поприветствовал его, едва удержался от искушения поделиться с ним великой новостью, это ему стоило некоторых душевных мук. Но осторожность прежде всего, кто знает… Пока приказ о его повышении не будет висеть на доске объявлений, где отмечаются все продвижения по службе, ни в чем нельзя быть уверенным, вдруг это решение отменят. Так что сейчас — молчок, рот на замок, никому ничего не рассказывать, чтобы не спровоцировать зависть и интриги. Он свое возьмет после первого июня. И тогда еще он продаст свой «крайслер» и купит «кадиллак»! А Ариадне — маленький «фиат» только для нее одной! Она сегодня была такой милой, ведь так? Ясно, женщины любят победителей, это всем известно.

— Ты видишь, — прошептал он в лифте своему отражению. — Перед тобой, дорогуша, чиновник ранга «А»!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Адриан Дэм вздохнул с облегчением, гордый собой: ему удалось ловко поставить машину между двумя «кадиллаками». Он вынул ключ зажигания, убедился, что все стекла подняты, закрыл дверь на ключ, для пущей уверенности подергал несколько раз за ручку и с нежностью посмотрел на машину. Шикарный у него «крайслер», на ходу просто великолепен. Тихий, но мощный, вот. Держа под мышкой толстую трость, с достоинством неся свой чемоданчик-дипломат, он весело зашагал к входу. Сегодня вторник, двадцать девятое мая. Через три дня, первого июня, он будет повышен в ранг «А» и станет зарабатывать для начала двадцать две тысячи пятьсот пятьдесят золотых франков, а потом будут ежегодные прибавки, пока жалованье не достигнет двадцати шести тысяч! Есть чем гордиться, а?

Войдя в вестибюль, он как бы невзначай направился к доске объявлений, убедился, что никто за ним не наблюдает, и, как и все дни до этого, сполна насладился изумительными словами, провозглашающими его повышение. Восхищенный и сраженный наповал, затаивший дыхание как перед богоявлением, он так стоял несколько минут, изучая эти слова, проникаясь ими до глубины души, впитывая их в себя, всматриваясь в них до головокружения. Да, это был он, это точно был он, тот самый Дэм, чиновник ранга «А» начиная с первого июня. Уже через три дня, а? Возможно ли это? Да, обещание было прямо перед ним, державное и официальное.