Джин Литтл - Слышишь пение? Страница 22

Все встали, читались имена выпускников школы, павших в сражениях на войне. Потом настало время сурового, торжественного молчания. Горнист из школьного оркестра сыграл военный сигнал вечернего отбоя. Он стоял позади всех, и звук горна будто летел у них над головами, прекрасный и удивительно грустный. Отец Анны сражался на стороне противника, да и имена эти ей ничего не говорили, но все равно у девочки сердце сжималось от боли при мысли обо всех юношах, убитых на поле боя. Они ведь тоже когда-то собирались в этом зале. Наверно, им не меньше, чем ей, хотелось жить.

Когда школьники, все еще храня молчание, сели, на сцену вышел мистер Апплби и заговорил:

— Многие из вас, наверно, заметили — поэт слышит пение жаворонков посреди ужасной, кровавой битвы. Отдаленное пение в небесной синеве. Об этом-то я и хочу поговорить с вами сегодня. Невероятно важно уметь слышать не только звуки стрельбы. Военное время — время отчаянья и страха, время одиночества и потерь. Беда еще далека от большинства из нас, но война уже идет, и трагические события вскоре могут затронуть многих, особенно тех, кто будет призван в армию. А ненависть, насилие и кровопролитие коснутся всех. Некоторые из вас это уже поняли — те, у кого родственники в Англии или в других странах Европы.

"Он знает, он все понимает, — подумала Анна. — Потому и говорил о нас, Зольтенах, в первый день занятий. Директор выбрал нашу семью, мы словно представляем всех остальных, Паулу, Карла…" Тут девочка постаралась больше не отвлекаться и снова сосредоточилась на словах мистера Апплби.

— Вам придется повзрослеть гораздо быстрее, чем школьникам, которые учатся в мирные годы. Впереди — тяжелые времена, и вы уже не дети, чтобы беречь вас от неприятностей и гладить по головке, когда вам больно.

Директор помедлил. Сотни учеников сидели не шелохнувшись, не проронив ни звука.

"Он разговаривает с нами как с большими, будто мы что-то значим", — вдруг пришло в голову Анне.

— Но в годину испытаний вы в силах поделиться со всеми остальными самым важным. Вашей молодой верой. Однажды на молитвенном собрании я слышал слова проповедника: "Вера — это когда слышишь пение птички еще прежде, чем она вылупилась из яйца". Мне показалось, что лучшего определения не придумаешь, вот я и запомнил его.

Учителя так верят в учеников, а иначе они не могли бы учить. Учителя видят возможное будущее там, где никто не в силах его заметить. И благодаря своей вере они неустанно трудятся — стараются это будущее претворить в жизнь. У многих людей есть такая вера.

Но мне кажется — вы просто верите в мир, в будущее. Грядет время, когда мир обернется к вам своей жестокостью и ужасами, возможно, многие потеряют надежду. Но ваши молодые глаза видят яснее, значит, вам должно глядеть глубже. Храните веру в то, что где-то, как и прежде, есть доброта, красота, радость, любовь. А когда вы их найдете, не забудьте поделиться с другими.

Мне кажется, мир — то самое насиженное яйцо. Старые люди переполнены горечью страдания, они скажут вам, что мир давно прогнил и спасать его уже нет смысла. Но вам надо согреть мир, как птица согревает яйца в гнезде. Согревайте мир, тогда в нем снова проснутся жизнь и любовь. Для молодых, таких, как вы, невероятно важно слушать пение.

Тогда треснет скорлупа старого мира, и из него вылупится новый, ваш мир. Будущее зависит от веры в мир и в самих себя. От вас зависит, будет ли еще слышно пение.

Мне трудно найти верные слова. Просто помните о поэте, слушающем жаворонков. И о проповеднике: вера — это когда слышишь пение птички еще прежде, чем она вылупилась из яйца. От вас зависит, сумеете ли вы сохранить веру… и слушать пение.

Обычно директор заканчивал свои речи шуткой, но сегодня он просто умолк, глядя на море лиц перед собой. Анна подняла на него глаза, ей хотелось закричать: "Я сохраню! Я попытаюсь!". Казалось, все ученики, как один, обещают то же самое. Мистер Апплби улыбнулся, тихо произнес: "Спасибо вам", и собрание закончилось.

Анна выходила из зала вместе со всеми. Ей думалось — вот оно, самое важное открытие, теперь, наконец, понятно, ради чего она живет сегодня и сейчас.

Вечером она пересказала речь директора папе.

— До чего же замечательный человек, — восхитился отец. — А ну-ка, повтори еще разок.

Потом он немного помог ей с французским, а про вязание девочка решила просто не упоминать.

Подъема чувств хватило на несколько дней, но сохранить его было нелегко. Она устала от мыслей о войне, но как от них отделаешься? От тети Тани по-прежнему никаких известий. И на войне, похоже, ничего не происходит. Ровным счетом ничего.

Глава 14

В конце ноября, когда она перестала и беспокоиться, мистер Мак-Нейр, наконец, обнаружил Аннины нелады с алгеброй.

Она сама во всем виновата.

Девочка уже столько раз списывала домашнее задание у Паулы, что перестала считать это жульничеством. Не контрольная же — списал, а тебе хорошую оценку поставили.

Конечно, она ни разу не поднимала руку и не вызывалась отвечать. Мистер Мак-Нейр знал об ее плохом зрении и сам тоже не спрашивал. Сначала, когда он вызывал по списку тех, кому надо идти к доске и перед всем классом объяснять решение задачи, у девочки холодело в животе. Анна не сводила глаз с доски и надеялась, даже молилась, чтобы учитель на нее не обратил внимания. И в конце концов, когда он вызвал других по три, четыре, а то и пять раз, а ее все не трогал, она расслабилась и почувствовала себя в полной безопасности. Он не будет к ней придираться, знает, что она не такая, как все. Чудесный учитель!

В тот пасмурный осенний день я, Анна, привыкшая, что бояться нечего, повернулась к Мэгги и принялась шепотом пересказывать шуточку Франца, услышанную за завтраком. Мэгги от восторга забылась и громко хихикнула. Тут добрый, понимающий, расчудесный мистер Мак-Нейр произнес:

— Анна, пожалуйста, к доске, покажи-ка нам, как решить задачу номер семнадцать.

Девочка ушам своим не верила. Она продолжала сидеть, надеясь, что произошла ошибка, он сейчас вспомнит…

— Анна, ты меня слышишь? — переспросил учитель. — Наверно, слишком занята болтовней с Мэгги, да?

Теперь до нее дошло — деваться некуда.

— Да, сэр, — запиналась девочка, — я хочу сказать, нет, сэр.

— Тогда не заставляй весь класс дожидаться тебя, — учитель махнул рукой в сторону доски.

Анна взяла учебник и неуверенно двинулась навстречу своей несчастливой судьбе. Она знала — учебник брать к доске можно, а тетрадку нельзя. Знала девочка и другое — у нее нет ни малейшего представления, откуда начать и как взяться за задачу номер семнадцать. Нет, неправда, начало она помнит.

Анна написала дрожащей рукой — мелок при каждом движении издавал противный скрип:

ВозьмемX- неизвестную величину.

Что дальше? Девочка беспомощно застыла, сжимая мелок в кулаке, в голове — полная пустота.

— Ну давай же, Анна, — поторопил ее учитель.

Анна стояла не двигаясь, не открывая рта.

— Ты слышала, про какую задачу я спросил?

— Да, сэр.

— Сделала домашнее задание?

Девочка кивнула.

— Дай мне свою тетрадь.

Она вернулась к парте, мистер Мак-Нейр склонился над ее домашней работой. Задачка на месте, решена правильно, аккуратно переписана с тетради Паулы.

— Но… — в недоумении начал учитель, а потом вдруг посмотрел ей прямо в глаза. — Ты списала?

— Да, сэр, — лицо девочки побагровело.

— Зайди ко мне после уроков, в четыре часа.

Он ее не ругал, стал разбираться, в чем дело, когда она впервые перестала усваивать материал. Пришлось признаться — ни одной домашней работы она не сделала сама. Учитель был так добр, что Анне хотелось только одного — все выучить наизусть. Даже не разу не выбранил за жульничество. Ей только и оставалось, как честно объяснить — ей ровным счетом ничего не понятно.

— Вы говорите, когда вычитаешь отрицательное число, измени минус на плюс и сложи?

— Ну и… — посмотрел на девочку мистер Мак-Нейр. Этот материал они проходили месяц назад.

— Но тут же должно быть вычитание, — упрямо и безнадежно повторяла Анна.

Она знала — сколько ни объясняй, ей ничего не понять. Учитель взял карандаш и принялся покрывать лист тетради маленькими, аккуратными значками.

— Видишь, вот так. Теперь дошло?

От смущения Анна не нашла в себе сил признаться: она совсем не видит цифр. Даже пиши он крупнее, все равно, чтобы уследить за появляющимися значками, надо почти уткнуться носом в его руку. Да и объяснения учителя ничуть не помогали. Зачем складывать, когда нужно вычитать? Совершенно непонятно!

— Да, сэр. Спасибо, сэр, — другого ответа в голову не приходит.

— Попроси Руди помочь, Анна. Твой брат — мой лучший ученик за все годы работы в школе, блестящий математический ум. Кстати, а как у него дела в университете?