Алина Знаменская - Венерин башмачок Страница 22

Адама запахнула на себе пеньюар, прошлась, повернулась, производя руками свои характерные движения, и прищелкнула языком. Лиза собралась было «проснуться», прервать спектакль, но услышала раздававшийся на лестнице голос Умару. Он поднимался.

Адама замерла в позе обманчивого кошачьего равнодушия, и Лиза замерла, а точнее сказать — съежилась. Она и сама не смогла бы объяснить своего состояния. Она как бы попала в чужую игру и не могла поймать момент, чтобы выйти из нее.

Умару поднялся и увидел Адаму в Лизином пеньюаре. Он что-то коротко сказал своей первой жене, а может, спросил. Та ответила негромко, махнула рукавом пеньюара в сторону спальни. Лиза испугалась. Она испугалась, что увидит какую-нибудь интимную ласку между ними. Вдруг он решит, что Лиза спит, и подойдет и обнимет Адаму? Лиза точно знала о себе: она этого не переживет. Она не сможет это проглотить. Как проглатывает молчаливая Адама с глазами-маслинами и грациозной шеей.

Умару что-то сказал Адаме и направился в сторону спальни. Пеньюар полетел ему вслед. Адама стремительно спускалась по лестнице.

Лиза сидела на кровати, ее колотила дрожь.

— Я не могу, не могу так! Не могу так больше! — повторяла она, чувствуя приближение слез.

Умару подсел, обнял ее большими руками и стал качать из стороны в сторону, как в ритуальном танце — равномерно и монотонна.

— Зачем она пришла на мою половину? Зачем?!

— Она включила тебе кондиционер. Видела, что ты страдаешь от жары, а спросить стесняешься. Она пришла с добрыми намерениями.

— Но зачем, зачем она берет мои вещи?

— Лиза! Не будь такой… жадиной. Адама видит, что ты — другая. И ты ей интересна. Она хочет подружиться с тобой.

— Она? Подружиться со мной? Да ты что?! Может быть, когда ребенок родится, она отнимет его и сама будет нянчить?

Умару пожал плечами. Он не видел в этом ничего особенного. Лиза была на грани отчаяния.

— Лиза, у Адамы нет детей. У нее дважды рождались мертвые дети, и она совсем отчаялась. Будь с ней помягче. Она хорошо к тебе относится!

— Я только это и слышу! — Лицо Лизы покрылось бисеринками пота. — Я не могу так жить! Я вышла за тебя замуж не для того, чтобы делить тебя с кем-то! Я не собиралась в гарем! Я не готова к этому! Если бы я знала, что у тебя гарем, я ни за что бы не поехала сюда!

— Где ты видишь гарем? — рассмеялся Умару. — Я недостаточно богат, чтобы содержать нескольких жен. Вот видишь, предстоят новые расходы. Теперь придется Адаме покупать пеньюар, чтобы она не трогала твой.

— Ты смеешься? — возмутилась Лиза. — Тебе весело? Так знай же: или я, или она! Если она останется здесь, я уеду домой!

Умару озадаченно смотрел на Лизу. А Лиза отвернулась, но ей все равно мерещились глаза Адамы — иссиня-черные, как маслины.

ГЛАВА 10

— Ларочка, это я…

В комнату проник круглолицый мужчина с животиком будды. Лицо его лоснилось, будто он только что наелся блинов.

— Я принес кое-какие бумажки, нужно их подписать… Ты ведь не забыла, дорогая, о чем мы беседовали прошлый раз? Или я…

— Я помню.

Лариса вышла из-за письменного стола.

— Адвокат приготовил документы о разводе? Я должна их подписать.

— А тебе читать не вредно? Над чем ты работаешь? — Стасик скосил глаза на бумаги, разложенные у Ларисы на столе.

Лариса бросила сверху журнал.

— Я здорова. Читать мне не вредно, писать тоже. Лариса взяла протянутые ей бумаги, стала просматривать.

Стасик подошел к столу и убрал журнал. Он, как бы от скуки, стал просматривать листки, исписанные убористым почерком его жены. Лариса подняла на него глаза. Ей было неприятно, что этот человек трогает и читает то, что она никому не показывала.

— Ты пишешь диссертацию? — Брови Стасика подпрыгнули.

— Разве тебе это интересно? — Лариса пожала плечами. — Занимаюсь чем хочу.

Она вовсе не стремилась, чтобы ее слова показались вызывающими. Но именно так они прозвучали. Стасик положил бумаги на место и накрыл их журналом. Он наблюдал, как Лариса один за другим подписывает документы. Он не ожидал, что все будет так просто. Он уже отлично знал: у Ларисы шок и большие проблемы с памятью — здесь помню, здесь не помню. И он приготовился к вопросам. И ответы тщательно продумал и даже отрепетировал. Но такого равнодушия, такого пофигизма он от своей жены не ожидал. И — растерялся.

Главное — выражение лица у нее было… совершенно чужое! Ну как будто и не Лариса это. Не та Лариса, что хватала его за штаны и умоляла: «Не бросай меня!» И выражение глаз ведь у нее прежде было совершенно собачье! У них во дворе однажды собаку машиной сбило, и вот тогда у собаки было такое выражение глаз, как совсем недавно у Ларисы. А эта, сегодняшняя, Лариса была абсолютно чужая и незнакомая. Эта незнакомость ставила Стасика в тупик. А может, она что задумала? Контрплан? Или… она совсем умом тронулась?

К концу своего визита к жене Станислав Антонович Захаров пришел к выводу, что у жены не все в порядке с головой. И даже больше, чем предполагает ее тетка, эта врачиха-купчиха.

— У тебя — все? — поинтересовалась Лариса, отдавая мужу бумаги. Он видел — ей не терпится, чтобы он ушел.

Лариса действительно хотела скорее сесть за письменный стол. Ей нужно было записать свой последний сон. Она записывала сны. Они были как продолжение один другого. Записывать сны просил врач. Выполняя его задание, Лариса так увлеклась, что заметила — это занятие захватывает ее все больше. А сны, что проносятся в сознании человека летучей паутинкой, у нее развертываются обзорной панорамой, подробной историей.

И ее тяготил этот визит, она не могла вспомнить своих прошлых чувств к этому человеку. А в настоящем она не воспринимала его. Лариса не могла понять, как она могла любить эти дрожащие щеки, эти бегающие глаза и уши, прижатые к голове вплотную?! Поэтому она с облегчением вздохнула, когда он ушел. Она плотно закрыла дверь и стала писать: «Рогоз спал, привалившись к скале. Сныть лежал рядом, обнимая дубинку.

Чина скользнула к проходу в пещере, и секунду спустя ее поглотила тьма…»

Станислав благополучно миновал лестницу и уже пересек холл, когда входная дверь распахнулась и на пороге возникла Ларисина тетка. «Принесла нелегкая», — чертыхнулся Стасик. И внутренне съежился, хотя виду не подал.

— Как здоровьице, Инна Викторовна? — Захаров попытался скользнуть мимо бывшей родственницы, но та весьма конкретно преградила ему дорогу.

— Стоять!

Не ожидая подобной стремительности, Стасик отступил и вытянулся в струнку. Секунда — и Инна выхватила у него из рук пакет с документами.

— Инна Викторовна, вы бы полегче!

— А ты присаживайся, зятек. В ногах правды нет. Инна Викторовна, не глядя на гостя, двинулась в глубь гостиной.

Стасику ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. И почему он не догадался захватить с собой дипломат? Его выдали эти прозрачные файлы.

Инна уже восседала в мягком глубоком кресле, нацепив очки, и неторопливо пробегала глазами документы.

— Вы бы не напрягались напрасно, Инна Викторовна, — наконец опомнился Станислав Антонович. — Мы с Ларисой — взрослые люди. Мы и без вашего вмешательства, так сказать…

— Ух ты змеюка, Стасик! — выдохнула Инна Викторовна, оторвавшись от бумаг. — Ох ты ж и мокрица канцелярская…

— Ну-ну! Не надо этих ваших выражений. У нас с Ларисой обоюдное согласие.

Инна Викторовна медленно заливалась краской. Ей впервые в жизни было стыдно не за себя, а за другого человека.

— Воспользовался, значит, Ларочкиным состоянием, таракан ты мокроусый! Обвел Ларису, как младенца беспомощного, и сматываешься? А что ж не через окно?

— Надо было! Если б знал, что на вас напорюсь, то…

— Напорешься! Ты на меня еще напорешься, бородавка! Я тебя выведу на чистую воду! Ты думаешь, один такой умный? Мы все тут с высшим образованием!

Инна Викторовна тряхнула бумагами перед самым носом у Захарова. Он схватился за листы, но Инна Викторовна выдернула их. Поскольку пальцы у Стасика от волнения стали скользкими, бумаг он удержать не смог.

— Инна Викторовна! Это документы! Это вы у себя в клинике на подчиненных орите, а я вам вообще никто!

— Вот именно! Никто! А я думаю: кто он мне, этот мокрогуб? Неужели родственник? Да избавь меня Боже, от такой родни! Значит, квартиру, нажитую совместно с женой, ты оттяпал себе. Раз.

— Это, знаете ли, все по договоренности. Я Ларису — не на улицу, я…

— Ага. Не на улицу. Мало того, что ты у нее под носом шашни водил, так ты ее еще и в общагу выселяешь! Она и так пострадала! Да как ты, урод ты моральный, по земле-то ходишь после этого?

— Всегда знал, что вы, Инна Викторовна, грубая и бесцеремонная женщина. Вы меня не удивили!

— А вот ты, Стасик, меня удивил. Я знала, что ты от Ларки гуляешь. Знала, но молчала. Ну, думаю, мужик погуляет и успокоится. Но теперь вижу — зря молчала. И еще вижу — не мужик ты, Стасик, а так…