Олдос Хаксли - Желтый Кром Страница 22

—А куда вы дели остальных? — спросила она, заметив Дэниса. Он объяснил. Анне пришлось отправиться в постель, Айвор и Мэри все еще в саду. Дэнис выбрал книгу, кресло поудобнее и попытался, насколько позволяло его подавленное состояние, настроиться на вечернее чтение. Лампа лила безмятежный свет, в комнате стояла полнейшая тишина, нарушаемая лишь шелестом переворачиваемых Присциллой листов. Все тихо и все чертовски противно, тихо и чертовски противно... Айвор и Мэри появились только через час.

— Мы ждали, пока взойдет луна, — сказал Айвор.

— Она сейчас вступила в фазу между второй четвертью и полнолунием, — объяснила Мэри научную сторону вопроса.

—В саду так прекрасно! Деревья, запах цветов, звезды... — Айвор взмахнул руками. — А когда взошла луна, это уже было слишком для меня. Я просто расплакался!

Он сел за пианино и поднял крышку.

— Огромное количество метеоров, — сказала Мэри, обращаясь к любому, кто готов был ее слушать. — Земля, должно быть, как раз вступает в период летнего потока метеоров. В июле и августе...

Но Айвор уже ударил по клавишам. Он играл, изображая в музыке сад, звезды, запах цветов, восходящую луну. Он даже ввел соловья, которого на самом деле не было. Мэри смотрела и слушала с открытым ртом. Остальные продолжали заниматься каждый своим делом, не обращая на музыку сколько-нибудь серьезного внимания. В этот самый июльский день ровно триста пятьдесят лет назад сэр Фердинандо съел семь дюжин устриц. Установление этого факта доставило Генри Уимбушу особую радость. Он испытывал врожденное почтение к предкам, и для него было наслаждением отмечать памятные трапезы. Триста пятидесятая годовщина съедения семи дюжин устриц... Жаль, что он не знал об этом до ужина, а то распорядился бы подать шампанского.

Отправляясь спать, Мэри зашла к Анне. Свет в ее комнате был погашен, но она еще не спала.

— Почему вы не спустились с нами в сад? — спросила Мэри.

— Я упала и вывихнула ногу. Дэнис помог мне вернуться домой.

Мэри была полна сочувствия. Кроме того, она ощутила внутреннее облегчение, обнаружив, что отсутствие Анны объясняется так просто. Там, в саду, она что-то смутно подозревала, что именно — она и сама не знала, однако казалось, было что-то louche[18] в том, как она вдруг оказалась наедине с Айвором. Не то чтобы она не хотела этого, отнюдь нет. Но ей не нравилась мысль о том, что все это, возможно, было для нее подстроено.

— Надеюсь, завтра вам будет лучше, — сказала она, выражая сожаление по поводу всего, что Анна потеряла, лишившись этой прогулки, — сада, запаха цветов, метеоров, через летние потоки которых сейчас проходила Земля, восходящей Луны в фазе между второй четвертью и полнолунием. И потом, у них была такая интересная беседа. О чем? Почти обо всем. О природе, искусстве, науке, поэзии, звездах, спиритуализме, взаимоотношениях полов, музыке, религии. У Айвора, считала она, был интересный склад ума.

Молодые женщины расстались нежно.

Глава восемнадцатая

Ближайшая католическая церковь находилась в двадцати милях от Крома. Айвор, который всегда был педантичен в отправлении религиозных обрядов, спустился к завтраку раньше обычного, и без четверти десять его автомобиль уже стоял у дверей — изящная, дорогая машина чистого лимонного цвета, обитая внутри изумрудно-зеленой кожей. Мест было два; впрочем, если потесниться, можно было сесть и втроем; от ветра, пыли и непогоды защищал поднимавшийся над серединой кузова застекленный верх, придававший автомобилю сходство с элегантным экипажем восемнадцатого века.

Мэри, которой никогда не приходилось видеть службу в католической церкви, подумала, что это может быть интересно, и, когда автомобиль двинулся через большие ворота двора, свободное сиденье занимала она. Прозвучал сигнал, похожий на рев морского льва, потом звук его стал доноситься слабее, еще слабее, и они исчезли.

В приходской церкви Крома мистер Бодиэм избрал темой проповеди стих восемнадцатый из шестой главы Третьей Книги Царств «На кедрах внутри храма были вырезаны подобия огурцов», — проповедь эта имела непосредственное отношение к местным делам. В течение последних двух лет проблема военного мемориала занимала умы всех, у кого было для этого достаточно досуга, энергии или групповой заинтересованности. Генри Уимбуш всецело стоял за библиотеку — библиотеку литературы о здешних местах, где были бы собраны материалы об истории графства, старинные карты, монографии, посвященные местным древностям, словари диалектов, справочники по геологии и естественной истории края. Ему доставляло удовольствие думать о том, как местные жители, вдохновленные подобным чтением, будут по воскресеньям после обеда целыми компаниями отправляться на поиски окаменел©стей и кремневых наконечников для стрел. Сами же местные жители поддерживали идею мемориального резервуара и системы водоснабжения. Но самая деятельная и речистая партия во главе с мистером Бодиэмом требовала соорудить что-нибудь религиозное по своему характеру — вторые ворота на церковном кладбище, или витраж в церкви, или мраморный памятник, или, если возможно, и то, и другое, и третье. До сих пор, однако, не было сделано ничего, частью потому, что члены комитета по возведению мемориала гак и не смогли прийти к согласию, а частью по более веской причине: пожертвования были еще слишком ничтожны, чтобы осуществить любой из предложенных проектов. Каждые три-четыре месяца мистер Бодиэм читал проповедь на эту тему. Последний раз он произнес такую проповедь в марте, и теперь было самое время освежить память прихожан.

— На кедрах внутри храма были вырезаны подобия огурцов...

Мистер Бодиэм слегка коснулся храма Соломона, от него перешел к храмам и церквам вообще. Что отличало эти здания, посвященные Богу? Несомненно, их совершенная, с человеческой точки зрения, бесполезность. Это непрактичные здания — «с вырезанными подобиями огурцов». Соломон мог бы построить библиотеку — в самом деле, что больше отвечало вкусам мудрейшего человека в мире? Он мог бы выкопать резервуар — что было бы более полезного в таком иссушенном зноем городе, как Иерусалим? Но он не сделал ни того ни другого. Он построил дом с вырезанными подобиями огурцов, бесполезный для практических нужд. Почему? Потому что он посвящал эту постройку Богу. В Кроме ведется много разговоров о строительстве военного мемориала. Военный мемориал по самой природе своей посвящен Богу. Это символ благодарности зато, что первая стадия всемирной войны увенчалась победой праведности. Это в то же время зримо воплощенная мольба о том, чтобы Бог не откладывал надолго своего пришествия, которое одно лишь способно принести вечный мир. Библиотека? Резервуар? Мистер Бодиэм осудил эти идеи с презрением и негодованием. Это деяния, посвященные человеку, а не Богу. И для военного мемориала они совершенно не подходят. Предлагалось возвести крытые ворота на кладбище. Это сооружение полностью отвечает определению военного мемориала: бесполезная постройка, посвященная Богу и украшенная вырезанными подобиями огурцов. Верно, одни такие ворота уже есть. Но нет ничего легче, чем построить еще одни. Выдвигаются и другие предложения. Витражи в церкви, мраморный памятник. Оба эти предложения заслуживают восхищения, особенно последнее. Пора уже возвести военный мемориал. Скоро может быть поздно. В любой момент, как тать в ноши, может явиться Бог. Между тем на пути осуществления идеи возникли трудности. Средства, собранные на строительство, недостаточны. Все должны внести пожертвования соответственно своему состоянию. От тех, кто потерял родственников на войне, естественно ожидать пожертвований, равных тем расходам, которые они понесли бы на похороны, если бы эти родственники скончались дома. Дальнейшее промедление грозит катастрофой. Военный мемориал должен быть построен немедленно. Он взывает к патриотизму и христианским чувствам всех своих слушателей...

Генри Уимбуш шел домой, думая о том, какие книги он подарит мемориальной библиотеке, если она когда-либо откроется. Он решил пойти тропинкой через поле: это приятнее, чем по дороге. У первого перелаза через изгородь собралась, дымя сигаретами и разражаясь приступами грубого хохота, компания деревенских парней, неотесанных мужланов в безобразных мешковатых черных костюмах, которые делают каждое воскресенье или праздничный день в Англии похожими на похороны. Парни посторонились, пропуская Генри Уимбуша, и притронулись к своим кепкам, когда он проходил мимо. Он ответил на их приветствие, при этом его котелок и лицо были как одно целое в своей невозмутимой серьезности.

Во времена сэра Фердинандо, подумал он, во времена его сына, сэра Джулиуса, эти молодые люди не были бы лишены своих воскресных развлечений даже в Кроме, далеком и глухом Кроме. Они состязались бы в стрельбе из лука, играли в кегли, плясали, то есть принимали бы участие в общественных увеселениях, чувствуя себя членами общины. Сейчас у них нет ничего, ничего, за исключением аскетического «Клуба юношей», основанного мистером Бодиэмом, да редких танцев и концертов, организуемых им самим. Выбор у этих бедных молодых людей невелик — либо скука, либо развлечения в главном городе графства. Деревенских забав больше не существовало: их искоренили пуритане.