Валентин Черных - Женская собственность. Сборник Страница 22

Он учился в пятом классе, когда директор их школы организовал экскурсию в Москву. Тогда это было привычным мероприятием. На каникулы из сельских школ ехали в Москву или Ленинград и обычно размещались в пустующих московских школах. На такие экскурсии брали в основном старшеклассников, он попал, потому что директор доводился отцу троюродным братом.

Приехали вечером и остановились в школе на юго-западе Москвы. Директор разрешил старшеклассникам погулять по Ленинскому проспекту, а сам, захватив его, поехал к своему однокурснику по институту.

На троллейбусе они проехали по Ленинскому проспекту, потом вошли в метро «Октябрьская площадь» и доехали до метро «Площадь имени Свердлова». Однокурсник директора жил в начале улицы Горького во дворе огромного гастронома, который москвичи называли «кишкой».

Друг директора тоже был директором школы и жил в большой трехкомнатной квартире, такие большие квартиры он видел только в кино. И мебель в квартире была тяжелая и огромных размеров: огромные шкафы, огромный диван и огромные кресла, обитые кожей. Наверное, его отец тут же прикинул бы, сколько голенищ для сапог можно было выкроить из этой обивки. Когда они возвращались в школу на Юго-Запад, он спросил, где продают такую мебель, директор ответил:

— Нигде. У моего друга отец был генералом и привез эту мебель из Германии.

Весь вечер, проведенный в гостях у друга директора, он запомнил в подробностях. Жена друга была в коротком красном стеганом халате, красных брюках и красных матерчатых туфлях. Друг в суконной куртке, расшитой золотым шнуром, серых брюках и кожаных блестящих ботинках. Такие ботинки были в деревне только у председателя колхоза, и тот их надевал только на майские праздники, на Троицу, и на Яблочный Спас.

Поздороваться с ними вышла младшая дочь директора, девочка лет двенадцати, она расспросила его о школьных занятиях, наверное, он показался ей неинтересным, к тому же она училась классом старше.

Он услышал ее разговор с матерью:

— Света, — говорила мать, — мальчик — наш гость, и нехорошо его оставлять одного.

— Он долдон, — отвечала Света. — С ним неинтересно говорить. Я говорю, а он молчит, помолчать он может и в одиночестве. Дай ему журналы с картинками. Извини, но я договорилась с девочками о встрече.

Жена друга дала ему польские журналы, он перелистывал их, рассматривал белокурых полек и очень хотел писать. Он слышал, как уже четыре раза спускали воду из бачка в туалете, значит, в нем побывали все трое взрослых, а кто-то сходил в туалет и второй раз. К слышимости в квартирах он так и не сможет привыкнуть, живя в городе. В деревне сортир стоял во дворе, потом отец сделал пристройку к коридору, и, конечно, из-за плотной двери в доме ничего не было слышно, да и слышать нечего без работы сливного бочка.

В передней хлопнула дверь, и он услышал грудной женский голос, молодой, сочный, и подумал, что такие голоса бывают у женщин с большой грудью. Его детские наблюдения потом подкрепились взрослыми знаниями, все знаменитые оперные певицы с сильными голосами были очень грудастыми.

— У нас гости, — предупредила хозяйка.

— Кто?

— Однокурсник отца и мальчик, его родственник. Мальчик смотрит журналы в вашей комнате.

— Тогда начну знакомство с мальчика.

Она вошла в комнату, и, хотя он еще не знал, что, когда входит женщина, надо вставать, он встал, потому что она была, как ему тогда показалось, ослепительно красива. Темные блестящие волосы, черные глаза и очень нежная с румянцем после мороза кожа. Но особенно его поразила ее фигура. Трикотажное платье джерси облегало грудь, бедра, даже небольшую округлость живота. В этом платье она была почти голой. Он еще не видел таких женщин, которые не стеснялись, а, наоборот, подчеркивали все свои выпуклости. В деревне женщины не скрывали, но и не подчеркивали ни своей груди, ни задницы. Если что есть, от этого никуда не денешься, но демонстрировать перед всеми свои женские достоинства считалось уже некоторой распущенностью.

— Меня зовут Татьяной. Я старшая дочь у родителей и старшая сестра у Светки.

Он назвал свое имя и решил, что женится на Татьяне, когда подрастет, и будет жить в такой же большой квартире и попросит ее всегда ходить в таких платьях. Только теперь, через много лет, он понял: Марина ему понравилась, потому что была похожа на Татьяну.

— Ты знаешь польский? — спросила Татьяна.

— Я смотрю картинки, то, что мне дали.

— Я сейчас тебе дам картинки для мальчиков.

Она положила перед ним несколько журналов и спросила:

— Уже ужинал?

— Нет.

— Когда позовут ужинать, положишь журналы на самую нижнюю книжную полку. Обычно ни отец, ни мать так низко не нагибаются.

Он открыл журнал. Это был «Плейбой». Тогда еще не было видеомагнитофонов, вернее, они были за рубежом и у тех, кто мог привезти видео оттуда, и порнофильмы, которые сегодня смотрят школьники, тогда видели немногие взрослые. Он впервые видел эротический журнал. Вначале он просмотрел бегло, потом рассматривал в подробностях. И положил журналы на нижнюю полку, когда его позвали ужинать.

— Как журналы? — спросила Татьяна.

— Очень интересные!

— Очень-очень?

— Очень-очень! — подтвердил он.

— Иди мой руки и к столу, — сказала Татьяна.

Он не решился зайти в туалет и пописал в раковину. Он не запер дверь, чтобы не подумали, что он писает в раковину. Он писал и переживал, боясь, вдруг кто-то зайдет и увидит, как он писает в раковину. Но обошлось.

Теперь через шестнадцать лет Татьяна вилами переворачивала мокрые комья земли, а за нею с ведром шла пожилая женщина, из старших научных сотрудниц, и подбирала картошку в ведро.

— Здравствуйте, Таня! — сказал он.

— Здравствуй, начальник! — ответила Татьяна. Ветеринарные работники его знали.

— Как поживает отец? — спросил он. — Он по-прежнему директорствует в школе?

— Все по-прежнему, — ответила Татьяна.

— А как Светлана? Замуж вышла?

— Уже даже развелась. — Татьяна улыбнулась. — Вы знакомый Светланы?

— И ваш тоже. Вы разве меня не помните?

— Конечно помню, — сказала Татьяна.

Помнить того десятилетнего мальчика она явно не могла, значит, будет задавать наводящие вопросы.

— Приходите ко мне в гости! — предложил он.

— А вы живете здесь?

— Да, на центральной улице в двадцатом коттедже, вход слева.

— И когда я могу прийти в гости? — спросила Татьяна.

— Сегодня.

— Приду, — пообещала Татьяна и, наверное, подумала, приду в гости и пойму, кто ты такой и где мы пересекались. Не поймешь, подумал он.

Он вспомнил, что за ужином тогда в Москве директор их школы спросил Татьяну:

— Чем занимаешься?

— Закончила ветеринарную академию и поступила в аспирантуру научно-исследовательского института.

Он прикинул ее возраст. Если академию она закончила в двадцать два и год в аспирантуре, следовательно, она старше его на двенадцать или тринадцать лет. Когда мужчине двадцать шесть, а женщине тридцать восемь, разница в возрасте, конечно, большая, но еще возможная, но женщина в сорок восемь — уже пожилая, а мужчина в тридцать шесть еще молодой мужчина. Но возрастные подсчеты он будет делать позже, а сейчас он хотел, чтобы она пришла к нему в коттедж. Хорошо бы ее попросить, чтобы она пришла в том трикотажном платье, но вряд ли платье могло сохраниться за те шестнадцать лет, что они не виделись. Но если сохранилось, он обязательно попросит надеть то платье.

Школа, где разместили ветеринаров, была всего метрах в пятидесяти от его коттеджа.

Татьяна оставила в передней заляпанные грязью резиновые сапоги, он вынес ей тапочки большого размера, он всегда предлагал женщинам тапочки большого размера, пусть думают, что они единственные и неповторимые.

Она вошла в ванную, и он услышал, как она обрадовалась:

— Горячая вода! — И, выглянув из ванной, сказала: — Я приму душ!

Ванная комната не запиралась, он сам снял задвижку. В ванной побывало не так уж много, но и не мало женщин. Он обычно стучал в дверь и вносил большую махровую простыню, говоря:

— Простите, я забыл повесить простыню.

У женщин было только два стереотипа поведения. Одни закрывали ладонями грудь, другие поворачивались спиною.

И на этот раз он внес простыню. Татьяна, нагнувшись над ванной, стирала свои трусики и футболку. Она разогнулась, дала ему возможность рассмотреть себя, потом повернулась спиной и спросила:

— Осмотром доволен?

— Очень, — подтвердил он.

— Тогда принеси мне свою чистую рубаху и что-нибудь потеплее, вроде спортивного костюма, пока не подсохнет мое бельишко.

Потом она сидела за столом в его спортивном костюме «Адидас» и пила водку, разбавленную клюквенным сиропом.