Егор Радов - Борьба с членсом Страница 22

Но дальнейшее не принесло облегчения и возврата к привычной скуке: Слад все еще был здесь. Тогда-то и некоторая кучка их, отчасти заинтересовавшись, а отчасти и устав от сладкого почвенного бездумья, потянулась к страшному и странному белому кубу, в котором терпеливо пребывал ждущий их небесный пришелец. Они встали поодаль, ничего не делая и ожидая, и наконец появился Слад с поднятыми вверх двумя своими отростками и радостно постанывая.

— Луч вам! — сообщил он немедленно, как-то на миг воссияв. -

— Да будет новое, да сгинет прежнее, да зажжется настоящее, да возгорится будущее!

Солнышки затрепетали, но остались на своих местах.

— Вы будете не ползать, но ходить, вы будете говорить, вы будете работать и… Впрочем, об этом потом. За мной идет другой, ну, а пока я здесь, старайтесь подняться над собой, чтоб почуять свой вес!!!

Слад расхохотался, опустив свои верхние щупы.

— Вначале: никакой почвы! Точнее, никакой убаюкивающей, удебиливающей, уносящей вдаль, усыпляющей, оцепеняющей почвы! Иначе — луч! Я говорю, я — Слад!

— Но нам надо есть… — вдруг произнес некто на языке Слада и тут же чуть не свихнулся от неожиданности этого произнесения.

— Почву вашу дам вам, сама почва — вон — ничего не жрет, и все хорошо. И вы не заботьтесь, да вы и не заботитесь. Так вот, надо, надо заботиться!! Будете приучаться кушать воздух, или вообще вакуум… Но это потом. А ты — молодец, уже говоришь. Вы все будете говорить! И ходить! А ну-ка, подползи сюда! Ты, ты!

Слад властно указал на солнышку, который только что обращался к нему. Тот медленно приполз, дрожа.

Говорю тебе: встань и ходи!

Слад протянул к нему свой отросток, и из него вырвался резкий голубой луч, поражающий солнышку в самый центр. Все вмиг вжались в почву; образовалось зеленое облако.

— Не бойтесь, смотрите, смотрите!

Облако рассеялось, тот самый солнышко теперь действительно стоял, почти как Слад, на трех своих щупах, остальные произвольно расположив вокруг центра. Его лик позеленел от ужаса, глаза мрачно смотрели вперед.

— Сделай первый шаг, попрыгай, попробуй самого себя!..

— Я…

— Затычка от коня! Пошел!..

Солнышко вытянул вперед свой правый щуп и вдруг обнаружил, что тот отвердел, как ничто другое на планете Солнышко. Он поставил его осторожно перед собой, переместил на него вес своего изменившегося тела и начал медленно подтягивать два остальные

щупа. Они тоже отвердели! Солнышко напрягся, запыхтел, каким-то образом согнул все-таки эти щупы, почти коснувшись торсом с центром родной почвы, но тут щупы как будто сами резко разогнулись, и солнышко взлетел невысоко ввысь, немедленно вслед за этим упав.

Слад радостно похлопал своими верхними щупами друг о друга.

— Молодец! Молодец! Взлетел! Прыжок! Молодец! Молодец! Взлетел! Прыжок!

— Я что, всегда так теперь буду? — спросил с почвы омертвелый от страха и омерзения, преображенный солнышко.

— Вы все так будете! Все! И не только так! Вы будете скакать, летать, пролетать! Я поведу вас на высь — к казуарам, к лучам, туда, туда… И еще выше. Но об этом потом!

27

И началась бурная новая жизнь. Луч скакал туда-сюда, превращая солнышек в каких-то ходячих попрыгунчиков; они исправно говорили и пытались питаться воздухом, что, однако, давалось труднее всего, но никто уже из примкнувших к Сладу больше не блаженствовал от почвы и от самого себя — ужас перед убийственным лучом медленно, но верно, внушал им к этому стойкое, неотвратимое отвращение.

Слад создал им жилища, наподобие своего белого куба, только у них кубы были коричневыми.

— Что соответствует вашей сути! — заявил Слад, резким лучом производя первое из этих жилищ. — Вы должны ночью быть там!!

Солнышки послушно выполняли все, что только ни требовал и ни просил их неожиданный повелитель, ничего не понимая, но ни о чем не спрашивая.

Но однажды он собрал их всех, помолчал и серьезно сказал:

— Детки мои, которых я сделал прямыми и упругими! Возлюбленные сотоварищи, есть еще те, кто не хочет жить по-новому, а все еще строит свою личную реальность по-старому. Так-то! Как же так?

Солнышки насупленно молчали.

— Вот скажи ты, Бедрила, — Слад дал всем солнышкам имена, — хорошо ли это, правильно ли? Нормально?

Бедрила попятился, но негромко произнес:

— Нет.

— А теперь ты скажи, Зудик, разумно ли терпеть отщепенцев, нарушающих ваш общий приход… к новым высям?

Зудик вообще отпрыгнул со страху куда-то влево, но тоже сказал:

— Нет. Нет!

— Так что с ними делать? — спросил неугомонный Слад.

Солнышки молчали, глядя в почву, которая была одновременно близка, и так невыносима далека и запретна.

— Что с ними делать? А? Что?

Солнышки молчали.

— Ладно, подумайте, и я подумаю. А ну-ка, все в свои кубы до утра!!

Солнышки напряженно запрыгали в свои коричневые обители, скрывающие их теперь на ночь и не дающие им ничего, кроме очередного недоумения.

На следующее утро неугомонный Слад вновь вернулся к вчерашней неприятной теме, чреватой самыми гнусными и греховными последствиями. Солнышки насупленно молчали, вытянув свои тела; Слад мрачно расхаживал вдоль них, пощелкивая отросточками верхних

щупов и высекая из них мгновенные резко-синие искры, падающие в почву.

— Ну что, Бедрила, ты подумал? — вдруг буквально взвизгнул Слад, топнув нижним щупом, так что из-под него поднялось какое-то грязно-желтое облачко.

— Я… Я…

— Кусочек от меня! Неужели вы будете терпеть столь разительную разницу между вами нынешними — прямыми, говорливыми, прыгучими, и теми минувшими — тупыми, ползучими, скучными?! Новый мир требует новой пустоты. Будущее ждет жертв и чистоты. Нам нужно пространство без всего лишнего и скучного! Так, Бедрила?

— Так, — мрачно кивнул Бедрила, чувствуя поднимающийся вверх, по своему вытянутому телу, холод.

— Убить их всех к зуду! Уничтожить — всех!

— Что?… — осоловел Зудик.

— Что-что!.. Убить, я сказал!

Молчание разорвалось страхом над стоящими во дрожи солнышками. Мрак парализовал их, ноящая жалость и ужас забились в них непереносимыми позывами вырваться наружу и поглотить их, словно всепобеждающая волна сладковато-желчной тошноты. Горечь пронзила их дротиком всамделишноти происходящего. И эта реальность существовала.

— Нет! — вдруг воскликнул Зудик.

Мгновенный луч — и Зудик спекся, обратившись в грязный пепел.

— Кто еще? — нагло спросил Слад.

— Может, дадим им еще время? — осторожно предложил Мыля, рассудительно повращав в воздухе свой щуп.

— Хватит! — отрезал Слад. — Мы давали им полно времени, а у нас его нет! Нет уже! Приближается тот, кто идет за мной, кто поведет вас за собой, кто возьмет вас в бой… Убить их!

Вновь возникло резкое молчание.

— Ну и убей, — сказал Бедрила. — Ты же все можешь!

Слад рассмеялся, широко раскрывая рот.

— Нет уж, это должны сделать вы.

— Но мы не можем!

Слад насмешливо отошел немного назад, постоял там, закрыв глаза, затем вновь подошел к солнышкам и добродушно сказал:

— Бедрила, вытяни-ка один из своих верхних щупов и направь его на Мылю.

— Зачем? — недоуменно полюбопытствовал Бедрила.

— просто так. Хочу проверить твою подвижность. Или это тоже опасно?

— Да нет, — смешался Бедрила, — пожалуйста…

Он неспеша вытянул щуп, подвигал им туда-сюда, и наконец зафиксировал его, обращая прямо в центр Мыли.

Слад отошел вновь назад, и тут же из щупа Бедрилы вырвался молниеносный желтый луч, который вмиг спалил всего Мылю, превратив его в грязный пепел.

Бедрила отшатнулся, отдернул свой щуп, зашатался и упал на почву навзничь.

— Что это… Что это… Я не хотел… Мыля! Мыля!

— Вот так вот! — громогласно заявил Слад. — Я вас всех зарядил таким же оружием, которое имею я. Теперь вы можете убить своих бывших собратьев, и вы должны это сделать.

Ответом ему был дружный взмах щупов всех стоящих здесь солнышек и множество желтых лучей, направленных в него.

Но сойдясь в какой-то невидимой точке, прямо у рта Слада, все лучи там сгинули, и только в небе вдруг раздался шумный треск и возникло желтое, перламутрово заблестевшее зарево, которое через миг погасло.

— Ну как вам? — спросил довольный, невредимый Слад. — Да, я зарядил вас тем оружием, которое имею я. Но я не дал вам защиты! Итак, вперед, друзья, пойдемте убивать!

28

Слепящая желтизна озаряла воцарившийся полдень. Красная почва была везде, и кое-где сверкали голубые пруды. На Солнышке стояла вопиющая тишь, не предвещающая ничего хорошего. Долины и пригорки замерли в ожидании грядущих нашествий, или бурь. Все окружающее накрыл какой-то приторный зной.

За одним из прудиков, рядом с пригорком, расположились не принявшие Слада и его превращений солнышки. Тихо и сладко им жилось; великолепием теперь казалась им их скука, блюдом неба представлялась им сейчас их почва, даром высот они теперь считалисвое косноязычие, свою вечную согбенность, свое бессмертие, свой убогий мир. Теперь практически все уже претворяли почву в блаженный счастливый субстрат, и почти всегда пребывали в спокойном, воспаренном, тупо-радостном состоянии, где не было ни лучей, ни неба, ни Слада, ни прыжков. Эта вечность была мягкой, обволакивающей, приятной и теплой. И, в конце концов, гибель была личным выбором каждого, и они забыли про нее, пребывая каждый в самом себе, как в лучшем укрытии благодати, или в колыбели рождающейся любви. Ничто не могло быть лучше того, что уже дано, а изменения и всякие рывки производят гнусь и мрак. И всякая личинка самоценна, и имаго — уже венец, ибо новое — это смерть старого, и любое усилие рождает печаль.