Михаил Веллер - Живы будем – не помрем Страница 22

Он сидел перед пылающей печкой с видом заговорщика на конспиративной квартире — обдумывал то, что узнал за последние дни от Ларика, и составлял планы.

13. Знакомые бывают крайне некстати

Осуществление планов началось в ближайшую субботу. В субботу Игорь повел Валю «выпить чашку кофе, посидеть», предусмотрительно заказав два места во вполне престижном и дорогом заведении — варьете «Кронверк».

Зальчик был уютен, музыка ненавязчиво тиха, заранее задобренный официант фамильярно-услужлив, заказ продуманно дорог — атмосфера светской жизни, скромного времяпрепровождения для избранных.

— Не жалеешь, что зашли сюда?

— По-моему, здесь неплохо. — Она улыбнулась, коснулась его руки.

Потом свет мягко угас, направленные лучи сложились в шатер, возникли почти нагие танцовщицы, извиваясь в согласном ритме. Из темноты блестели белки глаз и рдели сигаретные огоньки. И то, что за стеной чернел морозный вечер, а здесь, в комфортном тепле, припахивающем кухней, баром и духами, под вкрадчивую музыку переступали на высоких каблуках стройные раздетые женщины, создавало особенное настроение причастности к тайному, естественности того, что обычно не дозволяется, как бы разрешение на интимность. Зрители изображали, что смотрят не более чем простое эстрадное представление.

Игорь счел уместным заметить, что танцуют они неважно: здесь те, кто не попал ни в балет, ни в мюзик-холл (полушепотом слегка разрядил возникшее напряжение). «Хорошие фигуры», — ответила Валя, отметив и его такт, и нарочитый тон завсегдатая, и налитую ей рюмку. Интересно, что чувствуют танцовщицы? Просто работа? Преодолевают стыдливость — или наоборот, испытывают от этого удовольствие? А в остальном они нормальные женщины — или профессия накладывает отпечаток на поведение? Или она просто ханжа?

Номер сменился, певец во фраке запел по-английски с хорошим петербургским акцентом. В зале расслабились, заговорили, звякнули вилками.

После перерыва сбоку площадки устроилась группа, грянула во все децибелы мощных колонок, вмерзшее в лед дерево корабельного корпуса запело в резонанс. Пошли танцевать.

Сделалось жарко и весело. Каблуки били в палубный настил. Конец мелодий покрывался аплодисментами. Хлопало шампанское, и пробки летели сквозь обручи табачного дыма. Праздник качал списанный в плавучие кабаки корабль.

Игорь извинился и вышел. Она отпила остывший кофе. К столику приблизился парень в вареной джинсовке:

— О, кого я вижу! Привет! — И прежде чем она успела ответить, хозяйски приобнял и мазнул поцелуем.

— Вы с ума с-сошли!.. — (Врезать ему? Где Игорь? Драка будет?)

— Валечка, ты на меня еще сердишься? За что?

— Вы с ума сошли?!

— С каких пор мы на вы, Валька?

Вернувшийся Игорь с изумлением вникал в их беседу. Незнакомец обернулся, и на лице его отразилось понимание ситуации.

— Занята — так и сказала бы, чего комедию ломать, — бросил он тихо, но не настолько, чтоб Игорь не расслышал. И вдруг — узнал, расплылся:

— Игорек! Вот кого не ожидал увидеть, — дружелюбно протянул руку.

Тот машинально пожал ее. Навис традиционный вопрос: «В чем дело?» Оказавшийся знакомым незнакомец повел себя непринужденно и расторопно:

— Это твоя дама?

— Именно, — как можно более весомо и значительно ответил Игорь. — Что за дела, Толя?

— Надо ж так обознаться. — Толя засмеялся, развел комически руки и, словно не веря глазам, внимательно взглянул на Валю еще раз. — Вы удивительно похожи на одну мою знакомую. (Постарался принять джентльменскую позу.) И вот в этом полумраке, под легким градусом, я принял вас за нее.

— Смотреть лучше надо, — выпалила Валя, злясь уже на Игоря, не вовремя отошедшего и имеющего таких знакомых, а сейчас туповато стоящего истуканом вместо того, чтоб осадить хама как подобает.

— Простите великодушно, — куковал Толя. — Я еще удивился — и зачем она прическу сменила? Старик, у тебя прекрасный вкус, поздравляю. Девушка, ваш кавалер — бывшая звезда курса, блистал в… короче, блистал. Дорогой, если даже незнакомые клюют на твою избранницу — значит, она стоящая, эта… человек. Простите, простите, я пьян, исчезаю, — он поклонился Вале преувеличенно вежливо, с каким-то заговорщицким видом, Игоря хлопнул по плечу покровительственно — и быстро удалился.

Игорь покачал головой и сел, посмеиваясь. Однако изгадить настроение куда проще, чем поднять. Что-то мешало ему отнестись к происшедшему как к мелкому и исчерпанному недоразумению…

— …Милые у тебя однокашники, — дергала плечиком Валя.

Но через десять минут им уже опять было весело, все сгладилось, все было хорошо, когда он замолчал. Спросил:

— Откуда он знает, как тебя зовут?

— Понятия не имею. Он же сказал, что ошибся!

— Значит, его знакомая не только похожа на тебя, но еще и тезка?

Он завертел головой, встал, прошел по залу, выискивая Толика. Того уже не было.

14. Если друг оказался вдруг…?

Подозрение легко заронить и трудно рассеять. Проходящие дни не изгладили инцидент в памяти Игоря: «Та ли она, какой хочет казаться?» Как известно, ничто так не похоже, как полная невинность и большая опытность. Теперь при каждой встрече он приглядывался к Вале внимательнее, и сомнения язвили его самолюбие: неужели с другим, серым и заурядным его однокурсником, она?.. Валя почувствовала перемену в нем, была то кротка, то обидчива, он махнул рукой — перестал думать о неприятном: так хорошо, когда все хорошо…

И тогда позвонил Толик — спросил с подтекстом:

— Старик, может, посидим, поговорим?

В животе у Игоря тихо и тягуче заныло. Они не виделись два года, никогда не были друзьями, — какой же есть повод для встречи, кроме того случая?

Толик ждал его в «Невском». Коньяк пили французский, сигареты курили американские, а девиц именовали Дженни (жгучая брюнетка!) и Дарья (русая коса). Ох не так прост этот Толик, ох жучок.

Толик возгласил тост, расточая Игорю комплименты. Девицы снизошли до беседы: моды, чеки и курорты. Вечер завился веревочкой, когда Толик трезво и улыбчиво проговорил:

— Старик, я невольно поставил тебя три дня назад в «Кронверке» в неловкое положение.

— Чем это? — небрежно возразил Игорь.

— Своей бестактностью, как бы скомпрометировав при тебе твою даму. Кстати, знаете, в чем разница между тактом и вежливостью? Когда джентльмен, войдя в незакрытую ванную и увидев там моющуюся женщину, говорит: «Простите, миледи», — это вежливость. Когда он говорит: «Простите, сэр! — это такт».

— Ты ведь извинился за ошибку.

Толик снисходительно потрепал Дженни:

— Заяц, я похож на человека, совершающего ошибки?

— Не слишком…

— А на человека, встающего другу поперек дороги? Какая-то девочка не стоит того, чтоб… э, их так много, а друзей так мало. — Он достал из роскошного бумажника фотографию и протянул изображением вниз: — Возьми. Больше я с ней незнаком. Будь здоров, хлопнем!

На фотографии Валя стояла у Эрмитажа, глядя вдаль, а Толик обнимал ее за плечи. Снимок был некачественный, любительский, но ошибка исключалась: знакомый норвежский свитер в крупную шашку, джинсы с наколенным карманом.

— А знаешь, что в ней лучше всего? — с мужской доверительностью наклонился Толик. — Родинка на левом плече. Пикантна — чудо!

Игорь усмехнулся деревянно. Значит, правда. Мммм… Дрянь! И с кем — с этим ничтожеством…

— Откуда, собственно, столько благородства? — спросил понебрежней, стараясь ставить себя выше собеседника и ситуации.

— Может, и ты мне ответишь когда-нибудь добром за добро, — с дружеским цинизмом сказал Толик. (Намекает на семейные связи?) — Не всю жизнь мне бабки делать, надо думать и о карьере, так?.. А куда ткнуться? Глядишь, друг-однокашник и замолвит словечко, на кого ж еще в жизни опереться, верно?

Рюмка услужливо наполнилась. Время убыстрилось в карусельный галоп. Ресторан уже закрывался. Красавица Дарья смотрела на Игоря с открытым призывом.

Ревущий, как авиалайнер, ансамбль объявил последний танец. Женщина льнула к нему, как лоза, длинная стройная нога обвивала его ногу.

— Я провожу… тебя… вместе… — составил он фразу.

Алкоголь, обида, вожделение баюкали его. Вдруг оказались погасшими огни в зале. Толик уходил с обеими девушками под руки. В гардеробе не находился номерок в вывернутых карманах. Промерзлый до звона Невский понес страдальца наискось.

Телефонная будка заиндевела. Он разбудил Валю звонком:

— Я все знаю!..

— Что — все?

— Все. Сейчас к тебе приеду.

— Что случилось? Уже ночь, родители спят. Что случилось?

— А-а, спят…

Ненависть, одиночество, жжение одураченности мешали находить слова, и так ускользающие.