Борис Евсеев - Юрод Страница 22

- Ну вставай, вставай. Чего там.... - Серов открыл глаза. Его тряс за плечо какой-то другой (не тот, что стрелял), пожилой, вислоусый мильтон. - Теперь-то чего пугаться. Теперь - всё! Кончим теперь эту шайку-лейку.

- Петух... Петух черный! У-у нечисть! Все с земли нечистое к петуху такому пристает! Он пауков не клюет! Гнус летящий не лопает! Ушел петух... Врача хоть взяли?

- Водилу взяли. Да и другой навряд уйдет. Ладно, вставай, пойдем.

- Куда?

- Ну, куда, куда?.. В отделение, конечно. Все положенные действия производить.

Сам понимаешь, паря...

Серов внимательней глянул на вислоусого.

- Отпустил бы ты меня, дядя... Ноги мерзнут... А вам я не нужен! Я тут с боку припеку! Все, что надо, - водитель расскажет. А я в другом месте говорить буду!

Только вот жену разыщу, ну хоть позвоню ей, - и начну говорить. Свободно теперь могу... Ты слушай, ты меня не перебивай, дядя! - заторопился Серов, не давая вступить вислоусому. - Слушай! Тебе первому скажу! Россия - спрячется! Пока, на время! В себя уйдет. В бомжи, в нищие, в юроды! Но потом из раковины, из будки, из норки тесной, из лохмотьев юродских - выскочит! Да как пойдет плясать по заулочкам... Как пойдет цепами молотить! И скоро уже! Скоро... А ты... Отпусти, дядя! Я б тебе еще сказал, да нельзя тебе больше! Отпусти? А? Я к Кремлю пойду.

Босой пойду, ползком поползу! На Васильевском спуске сяду! Все как есть говорить буду... Все молчат - я расскажу. Всему свету скажу! Все что будет - скажу! А там... там, глядишь, юродство мое и кончится. Ну? Отпустил?..

Мильтон тоскливо оглянулся. Ему перед пенсией не хватало только какого-нибудь серьезного служебного проступка! Служебного разбирательства не хватало!

Замаячило тут же перед вислоусым начальство, затем вдруг запел с чего-то крестьянский коровий рожок. Милиционер поднял руку, чтобы захватить ею как следует кисть бородатого, но рука сама собой бессильно опустилась.

- Иди, - вдруг неожиданно для себя, отворачиваясь к монастырским кельям, тихо сказал вислоусый. - Иди.

Монастырь, как заведенный вверх и в сторону огромный колокол, вмиг перевернулся, качнулся, ударил, поплыл перед мильтоном в туманце рваном влажным тяжелым звуком...

Но тут же монастырь и встал на место:

- Иди.

Круглый дурак Ганслик, проникший на Новодевичье через запасные, мало кому известные воротца и битый час шуровавший на закрытом уже кладбище, остановил в воротах монастыря вислоусого, тощалого дедка в ментовской форме. Брезгливо морщась на луковичный, шибающий от мента на километр дух, Ганслик показал ему удостоверение.

- Что здесь происходит? Трупы, кровь...

- Шайку накрыли... - нехотя ответил вислоусый.

- А человек с бородкой вам тут не попадался? Да вот и фото. Гляньте... - маленький Ганслик (пусть, пусть он играет в служебное время в шахматы, пусть!

Зато он очень предусмотрительный и совсем неглупый! просто он выжидает удобного момента, чтобы показать себя по-настоящему), маленький Ганслик важно полез в бумажник, ловко выдернул оттуда серовское фото.

- Вглядитесь внимательней, - строго приказал Ганслик. - Для вас... Ганслик знал свои преимущества и хотел казаться важным. - Для вас в данную минуту нет ничего ответственней этого!

Вислоусый долго и внимательно глядел на улыбающегося щеголя с бородкой, отдаленно напомнившего десять минут назад отпущенного человека.

- Нет. Не видал такого, - сказал вислоусый и, тяжко двигая уработанными за день ногами, двинулся к машине "скорой". ногами, двинулся к машине "скорой".