Mike Lebedev - 94, или Охота на спящего Единокрыла Страница 22

— Много «капусты» уже нарубили? — еще более нежным голосом поинтересовался Армеец.

Вот с этим, конечно, дело обстояло пока похуже. То есть, если интегрально просуммировать все возможные перспективы, включая «наработки», «наметки» и даже уже почти что запланированные «переговоры» — то выходило, судя по всему, неплохо. Но вот если констатировать, так сказать, по факту наличия прихода, то…

— А я вам говори-и-ил, — сладко потянулся Армеец, полностью удовлетворенный нашим ответом, — Говорил. Зря.

Зря тогда ко мне не пошли. Сейчас бы уже сами в «супервайзерах» ходили, да… И Армеец убедительно похлопал себя по полам плаща, отчего они затрепетали словно крылья тщетно пытающейся взлететь подстреленный птицы.

— Душу не трави, — хором посоветовали своему другу обе звезды рекламного небосвода, — Футбол пришел смотреть? Вот и смотри.

— Да-да-да-да-да-да-да, — произнес Армеец своё излюбленное, вспоминая, что получил от вечера еще не все возможные удовольствия…

В целом, ход игры полностью просоответствовал имевшемуся в наличии «тренду». Мяч, проведенный спартаковцами на первой же минуте, вселил было в нас робкий лучик Надежды. Но уже к исходу первого тайма под напором превосходящих обстоятельств всё рухнуло — и стремительно понеслось в неизбежное…

— Пять банок! — счастливо констатировал Армеец как итоговый счет матча, так и количество собственноручно выпитого пива. Прочие пайщики просмотра, довольствовавшиеся, исходя из нарубленной «капусты», отечественным продуктом бутылочного разлива, лишь засопели от дополнительно полученного унижения. — Ну, адьё! Я пошел. И помните, что дверь моя для вас по-прежнему открыта!

— Иди давай уже, — горестно сказали мы. …Высочайшие светоотражающие свойства белоснежного плаща даже с высоты пятнадцатого этажа позволили нам прекрасно разглядеть, как наш друг медленно выплыл к опустевшей уже трассе и, царственным жестом проголосовав, укатил куда-то во мрак… а мы остались. Да, мы остались.

«И с тебя станется тоже!» — молча заверили мы его…

Что видит единокрыл во сне, когда однажды он все-таки засыпает? Хороший вопрос.

Помнит ли он свой сон, или всё улетучивается в тот самый миг, когда единокрыл, проснувшись, сладко потягивается и расправляет перья? Сумел бы он рассказать, если бы знал, как говорить — или все равно не отыскал бы нужных слов? Случается ли так, что сны будто тянутся вереницей, и он никак не может понять — привиделось ли ему всё это только сейчас, или снилось уже тысячу лет назад? Или Северный город, в который он попадает — не обернется ли так, что он все-таки существует, примостившись где-то на самом краю Географии и терпеливо ожидая одного лишь своего Часа? И сон — он цветной, или нет? И если все-таки цветной — есть ли такие краски в этом мире? Или, во всяком случае, по эту сторону бездонных единокрыльих глаз?

Живительно, но всё это — чистая правда.

Потому что мы, и всё, что изредка происходит вокруг нас — это всего лишь и есть сон спящего Единокрыла…

…Минуло еще несколько унылых в своей небывалой калейдоскопичности дней. Делание ЭТОГО (или так называемая «работа») вошло у наших героев в накатанную колею — естественный первичный отбор вызывающих доверие мест, звонки, «наработки», определение нужных нам людей и попытки вызвать их на задушевный разговор о судьбах Рекламы как в рамках одной отдельной взятой коммерческой структуры, так и в масштабах извечного стремления человечества к Счастию в целом. Разговоры эти всякий раз получались разными: по продолжительности (преобладали короткие), использованной лексике (случалась и нецензурная) и набору аргументов, которыми Высокие договаривающиеся стороны щедро снабжали друг друга (с нашей стороны — веские и убедительные, с контратакующей — вялые и бездоказательные, на уровне «ну, мы не знаем», «трудно сказать» и «всё, конечно, хорошо, но…» и так далее). Одинаковым выходил лишь итог — предложение вернуться к беседе через определенный промежуток времени, как правило, довольно значительный. Постороннему наблюдателю могло показаться, что всё приключение пока укладывалось в какую-то пару неполных недель — для нас же всё выглядело так, будто мы занимается ЭТИМ по крайней мере уже целую вечность. Я же и говорю — в молодости время течет иначе. Особенно изнутри.

Знание наше (поскольку мы и так уже знали ПРАКТИЧЕСКИ ВСЁ) нарастало теперь не столь стремительными темпами — зато неимоверно оттачивалось Мастерство. Уже по первому «Алло» (а также «алёу», «слушаю», «да», «ну» и «Вас приветствует наша прекрасная организация и желает вам доброго дня!») мы могли выстроить дальнейший ход дискуссии исходя из ожидавших нас подводных камней. Мы уже эмпирическим путем установили, что, несмотря на различные точки зрения всевозможных «Вадиков», «Шуриков» и «Варвар Александровн» из многочисленных «отделов», «департаментов» и «подразделений» — в любой конторе существует один, максимум всего лишь один человек, чьё мнение для нас может оказаться решающим. ОДИН, невзирая на все «правления», «советы директоров» и прочие формы коллективного бессознательного. И, кстати, возвращаясь к теме «моноговоров» — это зачастую вовсе не тот, кто на них «моно-говорит». Поиск такого человека чем-то напоминал детскую (хотя детскую ли?) игру в «мафию» с её самыми хитроумными методами. Например таким, как внимательное прослушивание разговоров сотрудников во время положенной на стол на период ожидания телефонной трубки — о, натренированному уху даже обрывок случайно брошенной фразы может поведать очень многое! Да, что и говорить — получалось у нас уже очень и очень многое.

Не получалось пока лишь Главного: обменять наше Сокровенное Знание и Мастерство на хотя бы один-единственный доллар чистой прибыли. Пусть бы даже и в рублях по курсу. Короткие вспышки радости неминуемо оканчивались удушливыми приступами тоски — но дать по тормозам уже не позволяло чувство ложной стыдливости и вечно блещущий где-то поблизости и неуловимый, как солнечный зайчик, луч Надежды. И каждый день начинался для нас снова и снова…

— Я поговорил с Оборотняном, — сразу перешел к делу Старина, едва я в очередной раз пересек порог комнаты 1505, — Он сказал, что теперь мы сможем подъехать к нему непосредственно в офис. И, если нам нужно — оттуда же отправить несколько наиболее важных факсов…

О — в «офис»! Вообще говоря, с точки зрения одного из героев, таких трудолюбивых, старательных сотрудников, как мы, давно бы уже следовало представить всему творческому коллективу лидера на рынке англоязычных услуг. Вполне возможно, что при знакомстве в режиме, так сказать, «фулл-контакта» и реального времени, наши профессиональные добродетели были бы оценены в гораздо более полной мере. Не исключено даже, что и с переходом в назначение пусть и минимального, но всё же гарантированного оклада жалованья. Для начала хотя бы по «полтинничку» на нос, к примеру. Ведь очевидно же, что пользу мы уже принесли немалую, а уж при должном стимулировании — то принесем и подавно! Мы же со своей стороны вполне готовы дать несколько крайне ценных советов и рекомендаций по содержательной части Нашей газеты. В частности, снабдить её столь актуальными и популярными рубриками, как кроссворд, кулинарные рецепты и ежедневный гороскоп. Применяясь, естественно, к общей деловой тематике

издания, но всё же. И, конечно, пусть даже и в порядке эксперимента — давать хотя бы изредка пару-тройку страничек на русском всё-таки языке. Все эти меры, по нашему глубокому убеждению, непременно могли бы способствовать росту и без того немалого читательского интереса и в конечном итоге…

— Да, отправить факсы, — озабоченно повторил старик. — Давай, не раздевайся — перепишем наиболее важные на ходу. Время дорого. Нас уже ждут.

— Нет проблем, Серег, — заверил я друга. Хотя и имел некоторые сомнения в заключительном тезисе его взволнованного доклада.

Путь до «офиса» из общежития на улице Ч-ской выдался неблизкий. Впрочем, это было даже на руку, так как автор, пристроив на спине Курбского листок, аккуратно выписал на него примерно с полсотни факсовых номеров, признанных им наиболее «важными». Оставшимся тремстам семидесяти двум со вздохом был присвоен статус второй категории — время, как нам было указано, действительно было дорого. Курбский также не терял его даром и, с целью уточнения дислокации, тщательно изучил выходные данные «The Moscow Star», после чего неожиданно присвистнул на весь вагон.

— Не свисти, — одернул я его, — денег не будет. Собственно, их и так нет…

В ответ Старина молча ткнул в одну из строчек.

Шок и трепет пронесся по рядам героев. Наш бог и кумир, маэстро Sergey Oborotnyan пребывал, как следовало из написанного, в скромном статусе всего лишь «ассистента рекламного отдела» (перевод с английского — прим. ред.). Над ним же возвышались такие титаны и гиганты своего дела как «менеджер» и «директор рекламного отдела». Исходя из уже осиленного нами Знания, всю степень величия этих покуда неведомых нам персонажей трудно было даже себе вообразить — и заключительные три перегона мы проделали в преисполненном восхищения молчании.