Илья Стогов - Русская книга (Тринадцать песен о граде Китеже) Страница 22

— И в этом заколоченном ящике, о котором вы говорили, хранится библиотека Ярослава Мудрого?

— Ну, те крохи, которые от нее дошли.

Я допиваю кофе и достаю из пачки новую сигарету. Кофе в «Абрикосове» один из лучших в городе. С этакой приятной пуэрто-риканской кислинкой. Представить, будто в киевских монастырях хранились языческие книги, и что потом все это добро Анна Ярославна еще и перла на себе через всю Европу во Францию, у меня все равно не получается.

4

Сулакадзев умер в 1832-м. Не старым, в общем-то, человеком. Библиотека по наследству перешла к его вдове. Та пыталась продать собрание в казну, но чиновники покупать фальшивые реликвии отказались. Тем более что вдова зарядила за них совершенно несусветную сумму в 25 тысяч рублей. Букинисты пытались сторговаться подешевле, но вдова стояла на своем, как утес. И тогда покупатели просто объявили ей бойкот. Библиотеку никто так и не купил. Несколько десятилетий подряд книги Сулакадзева и коллекция артефактов (включающая такой раритет, как личный костыль царя Иоанна Грозного) провалялись на чердаке, а потом их купил кто-то из старьевщиков. Рукописи новый владелец выставил на продажу в петербургском Апраксином дворе, а архив продал на оберточную бумагу в мясную лавку.

К этому времени картина древнерусской истории худо-бедно оформилась. Сулакадзевские манускрипты вряд ли смогли бы что-то добавить к этой картине. Несколько поколений исследователей сумели-таки сложить рассыпающиеся факты во внятный пазл. Каждая глава этой истории была подкреплена яркими археологическими открытиями.

Одно из первых совершил украинский архиепископ Иоанн Теодорович. Объезжая свою епархию, в одном из дальних приходов он наткнулся на старинную книжицу, рукописный молитвенник. Владыка полистал блеклые страницы, а когда разобрался, что именно там написано, то чуть не выронил книгу из рук. На полях книги имелись пометки, выведенные рукой самого первого русского епископа Иоакима из Корсуни плюс неких Урсы, Гука и чернеца Наленды-псковита. Но главное, свои автографы там оставили киевский князь Владимир Красно Солнышко и его дядя, богатырь Добрыня Никитич. Рукопись тут же была выкуплена у прежних владельцев. Сообщения о находке опубликовали столичные журналы. Через два года «Молитвеннику» был посвящен специальный доклад на серьезной научной конференции. И только со временем выяснилось, что это опять подделка. На действительно древнем манускрипте XIV века кто-то пририсовал автографы Добрыни и его августейшего племянника.

После архиепископа Теодоровича вклад в изучение отечественной истории решили внести и миряне. Некто Древлянский выпустил исследование, в котором описал и проанализировал религию древних славян. Читатель терял дар речи: как выяснялось, мифы наших предков были прекраснее, чем у античных греков, а богословские концепции допотопных волхвов затыкали за пояс любого индусского брахмана. Книга Древлянского была переведена на несколько языков и везде вызывала фурор. Но только до тех пор, пока не выяснилось, что это всего лишь шутка. Написал ее студент, родом откуда-то из Польши. Все приводимые факты он просто выдумал.

За дело пора было взяться серьезным исследователям, и они не заставили себя ждать. Самый первый русский археолог Доленга-Ходаковский объявил, что собирается провести детальное археологическое обследование страны — полную инвентаризацию того, чем богата Россия в плане допотопных руин. По его прикидкам, на это должно было уйти года три-четыре. Засучив рукава, Доленга взялся за дело и, хотя полного обследования страны он, допустим, не провел (такое обследование не проведено в России и до сих пор), зато сумел отыскать следы высокоразвитой древнерусской цивилизации: курганы, крепостные валы, остатки городов, величественные языческие храмы. Правда, очень быстро выяснилось, что храмы эти были не русскими, не древними да, в общем-то, это были и не храмы, но к чему обращать внимание на такие мелочи? Главное, изучение прошлого России шаг за шагом продвигалось вперед.

5

Юрий Константинович продолжал говорить. В руках он по-прежнему сжимал свой потертый профессорский портфель. Мне все хотелось спросить, что в нем? Рукопись, которую с минуты на минуту выкрадут инопланетяне? Почему он так бережно держит портфель на коленях и не поставит, к примеру, на пол? Но я, разумеется, не спросил.

Когда-то мой собеседник был любимым учеником академика Лихачева. Изучал под его руководством шедевры древнерусской литературы. Выпустил несколько серьезных монографий. Одну из них я даже пробовал читать: каждая пересыпанная специальной терминологией строчка свидетельствовала о том, что передо мной труд серьезнейшего ученого. А потом с Юрием Константиновичем что-то случилось.

Я просто вдыхал сигаретный дым… выдыхал его… а потом вдыхал снова. Безумие может ведь постучаться и в самую светлую из голов. Мой собеседник перестал считаться учеником академика и махнул рукой на древнерусские шедевры. Теперь с той же самой научной тщательностью он изучал какие-то нелепые произведения: выкраденные из архивов Ватикана листки с доказательствами того, что Россия — древнейшая цивилизация планеты… Засекреченные КГБ хроники булгар, живших накануне Всемирного потопа… История Древней Руси, это вообще совершенно особый жанр. Специалисты по этой науке дотошно и беспристрастно изучают то, что никогда не существовало.

Я раздавил в пепельнице докуренную сигарету и почти сразу вытащил из пачки еще одну. Последнее, о чем мне хотелось расспросить Юрия Константиновича, это о его отношениях с академиком Лихачевым. Но он пропускал мои вопросы на эту тему мимо ушей. Сказал, что его работы очень ценит совсем другой академик: недавно скончавшийся Борис Рыбаков. А между прочим, Рыбаков был главным в мире спецом по русской истории.

— Глав-ней-шим! И перед смертью он хотел встретиться со мной. Благословить, так сказать, на продолжение начатого им дела. Но не успел.

Юрий Константинович улыбается. Этот милый старичок давно превратился в посмешище для всех бывших коллег. Да только признанные авторитеты в области древнерусской истории по степени вменяемости не так далеко от него и ушли.

Вот, скажем, академик Рыбаков. Он и вправду считается чуть ли не основным экспертом по истории страны, в которой я живу. После окончания Второй мировой, когда на Украине неожиданно поднял голову национализм, именно молодого, но перспективного ученого Рыбакова вызвали в соответствующий кабинет и поделились планами: надо бы что-то этому национализму противопоставить. Может, провести какой-нибудь большой юбилей Киева, а? Нет ли на подходе какого-нибудь праздника? И когда он, вообще, основан, этот Киев?

Разговор приходилось вести, вытянувшись по стойке «смирно». В глаза собеседнику историк старался не смотреть.

— Дата основания Киева никому в точности не известна. Тысячу двести — тысячу триста лет тому назад на месте города был практически пустырь. Никаких следов славян обнаружить здесь не удается. И вообще: откуда взялись славянские народы — это громадная загадка. Решить которую историки вряд ли когда-нибудь смогут.

— Как же так, товарищ Рыбаков? Неужели советской науке это не по зубам?

— Да нет… Вы неверно меня поняли… То есть… Конечно, по зубам… Просто не хватает данных. Самое древнее, что пока удалось найти археологам в Киеве, это следы костра, который горел на одном из холмов приблизительно 1280 лет назад. Но, кто зажег этот костер, неизвестно. Может быть, славяне, может, тюрки, а может, и вообще германцы.

— Германцы? В Киеве?

— Да. То есть нет. Вернее, да. Ну, просто древние германцы когда-то обитали на этих землях.

Человек, с которым разговаривал академик, недовольно поморщился. Молодой ученый все отчетливее понимал: для него лично этот разговор может закончиться неприятно. Кроме того, от неудобной позы затекала спина.

— Так не пойдет, товарищ Рыбаков. Какие-то германцы на советских землях… Что вы такое говорите? И потом: что это за дата? Тысяча двести восьмидесятилетний юбилей — не звучит, а? Может, советские археологи отыщут дату покруглее?

— Покруглее? Может, тысяча триста лет назад, а?

Собеседник хмурился все сильнее. Рыбаков судорожно сглотнул и сделал последнюю попытку:

— Может, тогда тысяча пятьсот лет? Как вам кажется? Тысяча пятьсот лет — это вполне круглая дата.

— Тысяча пятьсот? А что, неплохо. Полуторатысячелетний юбилей матери городов русских! Совсем неплохо! Я думаю, такую дату можно и отметить. Давайте на ней и остановимся, товарищ Рыбаков.

На прощание собеседник пожал Рыбакову руку. Молодой историк вышел из кабинета, аккуратно прикрыл за собой дверь и вытер покрывшую лоб испарину. Теперь он знал главный секрет своей профессии: никакого отношения к прошлому история России не имеет. История — это оружие. Что-то вроде очень опасного топора. Им можно рубить врагов. С его помощью можно вырубить ступеньки своей карьеры.