Елена Грушковская - Ничейная земля Страница 22

Их дружба крепла буквально с каждым днём. Что ни говори, со стороны Антона это было очень сильное увлечение — настолько сильное, что это не замедлило сказаться на его успеваемости. Я слегка забеспокоился: из хорошистов он в кратчайшие сроки скатился в троечники. А когда он в течение одной недели умудрился нахватать сразу пять двоек, серьёзный разговор стал неизбежен.

— Что с тобой случилось, Антон? — спросил я его. — Учителя жалуются, что ты совсем перестал учить уроки, письменные задания делаешь через одно, опять начались прогулы. Двойки посыпались, как из рога изобилия. В чём дело?

Сначала Антон, как обычно, отмалчивался, а потом я всё-таки выяснил причину всего этого. Он целями днями пропадал у Мишки. Чем они занимались? Играли в шахматы и шашки, стреляли в тире, ходили на подлёдную рыбалку. Когда в середине марта внезапно ударили морозы и навалило много свежего и по-зимнему рыхлого снега, они ходили на лыжах в лес — для этого Антон даже пару раз отпросился у меня в воскресенье с занятия. А ещё Мишка учил Антона приёмам рукопашного боя.

— Он столько всего знает! — восторгался Антон. — Как выжить в экстремальных условиях, например. Вы знаете, Сергей Владимирович, что змей можно есть? Даже ядовитых. У них яд только в зубах, а мясо съедобное. А ещё он показал мне, как останавливать кровь и как передвигаться, если ты ранен, чтобы не потерять ещё больше крови. А как он стреляет — просто супер!.. Когда мы в тир ходили, он ни разу не промахнулся. По-моему, он был снайпером.

— Тебе с ним интересно? — спросил я.

— Да! Он классный… Маманя говорит, что он чокнутый, и что мне с ним лучше не водиться. — Антон усмехнулся. — А я всё равно буду, потому что он никакой не чокнутый.

— Конечно, он не чокнутый, — согласился я. — И я рад, что тебе с ним интересно. А вот я, к сожалению, не умею ни жарить змей, ни стрелять.

— Ничего, зато вы много чего другого знаете, — сказал Антон. — С вами мне тоже интересно.

Я вздохнул.

— Вы с Мишей проводите время очень хорошо. Вот только не совсем хорошо, что ты делаешь это в ущерб учёбе. Миша когда-нибудь заглядывал в твой дневник?

Антон даже рассмеялся.

— Вот ещё! Делать ему больше нечего, что ли?

В тот же день я в форме лёгкого намёка посоветовал Мишке посмотреть дневник Антона. Мишка намёк понял, и при следующей встрече Антон пожаловался мне на странную перемену в Мишке. Он вдруг изъявил желание узнать о школьной успеваемости Антона и потребовал показать дневник, а потом за двойки отодрал его за уши.

— Он сказал, что не хочет меня видеть до тех пор, пока я те двойки не закрою пятёрками, — сообщил Антон уныло. — Это значит, я должен буду получить пятёрки по русскому, по истории, по биологии и по немецкому! Он сказал, чтобы я без дневника с пятёрками к нему даже не приходил. Сергей Владимирович, что это с ним вдруг?..

Я чуть не засмеялся, но всё-таки сохранил серьёзный вид.

— Я полностью согласен с ним, — сказал я. — Ты очень даже неглупый, можешь хорошо заниматься, если захочешь. Поверь мне, Миша не шутит. Придётся тебе поработать.

— Но это же нереально! — вскричал Антон. — Пять пятёрок!

— Я уверен, ты можешь и десять получить, — сказал я.

Судите сами: в течение следующей недели Антон заработал не пять, а семь отличных оценок. Сначала он гордо показал их мне, а потом спросил:

— Теперь он захочет меня видеть?

Я улыбнулся.

— Попробуй, сходи к нему. Он, наверно, уже по тебе соскучился.

Из любопытства я присутствовал при этой знаменательной встрече. Наведавшись к Мишке в гости, мы с Антоном застали его в неглиже — в трусах и тельняшке. Он опять был небрит, и от него попахивало водкой. Увидев нас, он метнулся в другую комнату, на бегу крикнув нам:

— Обождите, я щас!

Через пять минут он вышел к нам уже в брюках, а на подбородке у него красовался свежий порез от бритвы.

— Я тут маленько расслабился, извините, — сказал он смущённо.

— Да мы уже заметили, — усмехнулся я.

Антон торжественно достал свой дневник, торжественно подошёл к Мишке и не менее торжественно открыл нужную страницу.

— Вот! — сказал он, показав пальцем на пятёрку. — А ещё вот, вот, вот… вот и вот.

Наверно, Мишкино похмелье было виновато в том, что он свёл весь педагогический эффект своего поступка на нет, сказав дрогнувшим голосом:

— А я думал, ты обиделся и больше ко мне не придёшь…

— Он был слишком занят, — сказал я. — Зарабатывать пятёрки — нелёгкий труд.

Мишка понял свой просчёт и спохватился. Запоздало напустив на себя суровость, он проговорил:

— Чтоб так и дальше было, понял? Ещё хоть одну "пару" получишь, я тебя…

Мишка не закончил угрозу, а Антон ей, разумеется, не поверил.

XIII

Через несколько дней после этого Антон заболел — схватил ангину и с высокой температурой слёг в постель. Мишка, до сих пор ещё ни разу не бывавший у Антона дома, решился навестить его. Он принёс ему апельсины и баночку мёда, но пробыл у него всего минут пять: мать Антона выставила его. Она относилась к Мишке с подозрением и неприязнью; более того, мне кажется, она даже его боялась и считала опасным сумасшедшим, алкоголиком и чуть ли не маньяком.

Пока Антон болел, Галина Фёдоровна не пускала к нему Мишку: тот приходил снова, но она захлопывала перед ним дверь. Не помогло даже моё ходатайство — Галина Фёдоровна не считала общество Мишки подходящим для сына. Расстроенный Антон разболелся не на шутку, а Мишка — не менее расстроенный — запил. Антону удалили миндалины, и его ангина пошла на убыль. Выздоровев, он тут же побежал к Мишке — а тот пьянствовал уже неделю и не смог даже встать. С грехом пополам выкарабкавшись из запоя, бледный, осунувшийся и обросший щетиной, Мишка пошёл к Антону, но Галина Фёдоровна со скандалом прогнала его. Этого ей показалось мало, и на следующее утро она устроила скандал ещё и Мишкиной маме, доведя её до сердечного приступа. Сам не свой от гнева и возмущения, Мишка вызвал матери "скорую" и выставил Галину Фёдоровну, сгоряча послав ей вслед пару крепких словечек. Смертельно оскорблённая, та побледнела и тоже схватилась за сердце, но на своих ногах ушла домой.

Печальная развязка последовала в тот же день. Это было в пятницу; я собирался идти домой на обед, чтобы вернуться к третьему уроку на второй смене, когда на крыльце столкнулся с Антоном. Он был такой бледный, что я испугался.

— Антоша, что случилось?

Он, наверное, с минуту ничего не мог выговорить: во-первых, не мог отдышаться после быстрого бега, а во-вторых, он был явно чем-то потрясён.

— Сергей… Владимирович, — выдохнул он. — Мама… там… лежит!

— Как — лежит? Где? Что случилось?

Я обрушивал на него все эти вопросы, хотя видно было, что он не в состоянии давать связные ответы. Взяв его за плечи, я сказал:

— Так, Антоша, успокойся. И всё по порядку, как было.

Он ещё немного отдышался.

— Я пришёл домой, — начал он.

— Так.

— А мама лежит…

— Ей плохо?

— Она… пельмени… пельмени…

— Что — пельмени?

— Пельмени стряпала… На полу лежит… на кухне… не шевелится… Я сначала к Мише… его нет дома… Батя на работе… я не знаю… туда к нему нельзя…

— Антоша, ты вызвал "скорую помощь"? — перебил я.

Он посмотрел на меня, побледнел ещё больше, хотя это казалось уже невозможным, и помотал головой.

— Это надо было сделать в первую очередь, а не бегать туда-сюда! — сказал я довольно резко.

Антон вздрогнул от моих слов, и я тут же раскаялся за этот тон. Погладив его по плечам, я сказал мягче:

— Антоша, я сейчас из учительской позвоню и вызову. Ты стой здесь и никуда не уходи!

Я пошёл в учительскую — так быстро, как мог. Дозвонившись, я наткнулся на очень дотошную женщину-диспетчера, которой нужно было всё знать в деталях, а не только адрес вызова.

— Человеку плохо там… Откуда я знаю, что с ним? Я не врач… иначе я бы вас не вызывал, а сам справился бы! — Я в сердцах сломал карандаш, лежавший на столе. — Женщина… Не знаю я точно её возраст! От тридцати пяти до сорока. Пока вы всё это расспрашиваете, она там, может быть… Климова Галина Фёдоровна. Нет, я не родственник! Я учитель… Какая вам вообще разница, кто я? Вышлите бригаду, вот и всё!

Мне ответили, что все бригады сейчас на вызовах, и придётся подождать. Как только ближайшая к этому адресу бригада освободится, она сразу же направится туда.

Я вернулся на крыльцо. Антон сидел на ступеньке и при моём появлении вскочил.

— Сейчас "скорая" приедет, — сказал я.

Я не мог оставить перепуганного Антона одного и пошёл с ним к нему домой. По дороге мы встретили Мишку: он выходил из магазина с банкой пива, на ходу делая глоток, а в другой руке у него была сумка с продуктами. Выглядел он, мягко говоря, не очень счастливым — иными словами, был мрачнее тучи. Антон сразу рванулся к нему через талые лужи, поскальзываясь на корке апрельского льда.