Алексей Моторов - Юные годы медбрата Паровозова Страница 23

– Что вы, не надо! – встрепенулся было я, но Сетрак приложил палец к губам, глазами показывая на соседей.

– Это обязательно! – негромким, но твердым голосом произнес он. Тут и процедура подошла к концу, я пробормотал что-то насчет того, что завтра в то же время, и бочком выкатился в коридор.

Что за черт! Я совсем не хотел брать с него деньги, а тем более в клинике. Но, видимо, здесь свои правила, давно и не мной установленные. И хватит лицемерить! Я ведь именно из-за денег в массажисты подался, а тут строю из себя.

Так, надо перекурить это дело и собраться с мыслями. Я вышел в садик и присел на лавочку. Через минуту ко мне присоединились Вовка с Андрюхой, мои друзья-приятели.

– Мужики! – растерянно сказал я им. – Мне только что больной в карман что-то сунул! Что делать?

То, что сунула его мама, я уточнять не стал.

– Что делать? Радоваться! И обязательно с первой халтуры в пельменной за нас заплатить! – засмеялся Андрюха. – Сколько хоть дали?

– Не знаю, еще не смотрел! – честно ответил я и пожал плечами, но почему-то в глубине души совсем не хотелось, чтобы это был рубль.

– Треха! – уверенно подмигнул Вовка.

– Пятерка! – поднял ставку Андрюха. – Новичкам везет, мне семь лет назад за первый массаж в конце цикла так вообще червонец отстегнули!

– Скажешь тоже, червонец! – усмехнулся Вовка. – Да кто тебе сейчас червонец даст! Ну если только за цикл! Треха, к гадалке не ходи!

И они вдвоем заорали нетерпеливо:

– Давай не томи, Леха, показывай!

Я выплюнул окурок, нашарил бумажку и уже по ее размерам понял, что не рубль. На свет божий появилась новенькая, зеленая, хрустящая пятидесятирублевая купюра.

– Полтинник!!! – одновременно выдохнули Вовка с Андрюхой и так же одновременно закашлялись.

Легенда Большой Пироговки

В Клинике нервных болезней еще несколько лет назад работала легендарная Люба Мазутина, пока ее оттуда не турнули. Люба была абсолютно чокнутая, но почему-то ее сумасшествие приводило меня в дикий восторг. С Любой я учился в медицинском училище, причем в одной группе. Сначала я ничего такого за ней не замечал, даже в первых числах сентября попросил взаймы рубль на обед. Правда, когда отдавал, пришлось помучиться, впихивать почти насильно – она не хотела слышать ни про долг, ни про обед, называя все это пошлостью и ерундой.

Но чем дальше шло время, тем больше стали проявляться ее странности. Например, сидим мы, слушаем преподавателя по общему уходу, та рассказывает нам про типы лихорадок, как больные на пике высокой температуры часто становятся неадекватны, и вдруг Люба со смешком заявляет:

– Да они сами бандиты неадекватные, эти люди в белых халатах, уж я-то на них нагляделась!

Все, включая преподавателя, вздрагивают, а Люба с рассеянной улыбкой уже смотрит куда-то в стену перед собой, думая о чем-то своем. Взгляд у нее был очень тяжелый и глаза пугающие, темные, практически черные, на пол-лица.

Через месяц выяснилось, что Люба забросала все инстанции от Минздрава до прокуратуры заявлениями, что в родильном доме, где ей довелось поработать санитаркой и откуда ее спешно уволили, акушерки по ночам подмывают новорожденных холодной водой. Была создана комиссия для расследования этой диверсии, но подтверждающих фактов не обнаружили. Оказалось все проще. Такова была месть за увольнение.

Потом в училище обратилась девушка, у которой Мазутина попросила пяток медицинских библиотечных книжек на неделю. Прошел месяц, затем второй, но никаких книг назад она не получила. Более того, Люба, с которой та неоднократно связывалась по телефону, наотрез отказалась книги отдавать. Тогда отчаявшаяся девушка, которую в свою очередь осаждала библиотека, угрожая пятикратным штрафом, пришла в училище на прием в дирекцию. Наш завуч Анна Аркадьевна выслушала эту несчастную, пообещала содействие и действительно через пару часов вызвала Любу к себе в кабинет.

– Люба, приходила твоя знакомая, у которой ты брала учебники! – начала строгим голосом Анна Аркадьевна. – Будь любезна, верни их!

– Даже не подумаю! – заявила та, переминаясь с ноги на ногу. Она, как всегда, куда-то торопилась.

– Но это же библиотечные книги, за них человек расписывался! – немного растерявшись, продолжала завуч. – Ты понимаешь, что у нее будут неприятности?

– И прекрасно, если у нее будут неприятности! – радостно потерев руки, воскликнула Люба. – Так ей и надо. И пусть вся эта история послужит для нее хорошим уроком!

– Каким уроком? – совсем опешила Анна Аркадьевна. – Что ты такое говоришь?

– А таким! Она меня знает всего без году неделя, а уже дает ценные книги, без расписки, да еще не свои, а библиотечные! – торжественно произнесла Люба. – Ничего, впредь будет осмотрительнее! Да вы не переживайте так, Анна Аркадьевна, эта растяпа мне еще потом сама спасибо скажет!

Анна Аркадьевна отправилась к директору, серьезному человеку с черной бородой, похожему на Карабаса-Барабаса.

– Александр Иванович! – начала она. – Давайте сделаем как в институте! Они уже третий год, прежде чем документы принимать у абитуриентов, справку из психдиспансера требуют!

– Ань, – даже не взглянув на нее, углубившись в чтение бумаг на столе, ответил директор, – ты понимаешь, если такое правило ввести, тогда, кроме нас двоих, здесь никого не останется!

Потом Люба принялась скандалить с нашим фармакологом Георгием Эдуардовичем. Тот имел привычку курить на уроке в открытое окно и пить кофе из большой кружки. Любе это сразу не понравилось.

И она на удивление быстро его выжила, меньше чем за семестр. Устраивая дурдом на каждом занятии, а в финале настрочив, как у нее водилось, кучу доносов.

Все-таки ее выгнали. Придрались к пропущенной недельной практике и выгнали. Хотя практику в училище прогуливали все. Люба сдалась не сразу, привычно забросав все многочисленные министерства, ведомства и карательные организации заявлениями, но ничего не помогло.

Тогда Люба устроилась санитаркой в реанимационное отделение Клиники нервных болезней. Мыла полы и выдавала белье. Поначалу ее хвалили и даже ставили в пример, она приступала к работе очень рано, в половине седьмого утра, а уходила на час позже, чем полагалось.

Но тут в приемном покое стало плохо пациенту. Надо понимать, что клиника отличается от больницы. В обычной больнице человеку может быть как угодно плохо, для этого больницы и существуют. А вот в клинике, куда все поступают по плану, такая ситуация приравнивается к чрезвычайному происшествию.

Не знаю, что там случилось, скорее всего банальный приступ стенокардии, только из приемного покоя моментально позвонили в реанимацию, что была на четвертом этаже. Трубку сняла Люба Мазутина.

– Алло, реанимация слушает! – спокойно сказала она.

– Реанимация!!! – завопили на том конце. – Срочно с сумкой в приемный покой, здесь экстренная ситуация!

– Сейчас все бросим и побежим! – с издевкой ответила Люба. – Тут своей работы полно, и за нас никто ее не сделает, да и больные уж точно не легче ваших!

– Да вы что там, с ума все посходили? – надрывалась трубка. – Здесь человек умирает! Кто это говорит? Дайте заведующего срочно!

– Подбирайте выражения! – оскорбилась Люба. – Кто еще тут с ума сошел, если вы не можете больному квалифицированную помощь оказать? Между прочим, дипломы у нас у всех одинаковые, да и клятву Гиппократа мы одну и ту же давали! Постыдились бы! А Михаил Михайлович в данный момент подойти не может, он занят!

И трубку повесила.

Поняв всю бесполезность телефонных переговоров, из приемного покоя, запыхавшись, прибежали люди, покричали, захватили реаниматолога с чемоданчиком и медсестрой и убежали.

Слава богу, все обошлось. Больному купировали приступ и отправили в палату. А с Любой решили провести беседу, и сделать это выразил желание сам заведующий отделением Михаил Михайлович.

– Люба, что ты себе позволяешь! – нахмурившись, начал он воспитательную работу. – Твое дело – сообщать кому следует, если нас зовут на консультацию или вызов, а не бардак устраивать! Ты хоть понимаешь, что твоя дурость чуть не привела к трагедии?

– Ты что на меня орешь?! – возмутилась Люба. – Ты мне что, папа родной? И нечего тут мораль читать! Лучше на себя внимание обратить, чем спирт казенный воровать да коллективные пьянки устраивать! Вот это скорее к трагедии приведет!

Михаил Михайлович внимательно посмотрел на Любу и все понял. Он был хорошим врачом и наверняка имел положительную оценку за институтский курс психиатрии. Поэтому он не стал горячиться и устраивать диспут. А просто на следующий день Люба была переведена из реанимации и стала мыть все лестницы в клинике и холл первого этажа. Но не на ту напали.

Примерно через месяц, в один из понедельников, главная сестра клиники вышла на работу после выходных. Зоя Алексеевна приезжала рано, в начале восьмого, как и многие, занимающие подобные должности. В вестибюле первого этажа она встретила санитарку Любу, которая к тому времени уже надраила полы и смотрела сейчас в глубокой задумчивости, опершись на швабру, на то место, где на стене была развешана всякая информация и наглядная агитация.