Ирина Семина - Как мамочка за чудом ходила Страница 23

— Ничего непоправимого, — сообщила Сова, осмотрев пациента на месте. — Просто впала в спячку. Защитная реакция такая.

— А от кого ей защищаться? — недоуменно спросил Ежик. — Здесь, кроме меня, никого нет, я ее воспитываю и никому в обиду не даю.

— Так от тебя, воспитатель, она и защищается, — покачала головой Сова. — Ты ж ей личного пространства совсем не оставил. Вот и пришлось панцирь нарастить, чтобы хоть как-то от тебя отгородиться. Она потому и медлительная такая стала, что тяжело ей на себе такую защиту таскать, а по-другому нельзя.

— Как так «нельзя»? — удивился Ежик. — Я же вот живу без панциря, ни от кого не защищаюсь, и ничего!

— У тебя колючки, — возразила Сова. — Лучшая зашита — нападение, да? Ты зачем вот Черепашке всю душу исколол?

— Мы условные рефлексы вырабатывали, — стал рассказывать Ежик. — Я ее так к порядку приучал, чтобы ей в жизни потом легче было приспособиться.

— Ну вот и приспособил, — безжалостно оборвала его Сова. — Выработал у нее условный рефлекс: чуть что — сразу прятаться и замирать. Ты иголку в спину — она панцирь. Все по науке!

— А как же тогда? — возмутился Ежик. — Она же такая рассеянная. То светлячков не соберет — так и горят всю ночь. То в норке намусорит. То яблоко откусит, а огрызок оставит. И еще медленно все делает.

— Знаешь, Ежик! Ты вот позвал ее жить к себе — так должен понимать, что ты и она — не одно и то же, — рассудила Сова. — Никогда Черепашке Ежиком не стать, и не надейся. У нее свои особенности, у тебя свои. Так, может, лучше вам и не жить вместе?

— Как это «не жить»??? — опешил Ежик. — А где же ей жить? А кто ее воспитывать будет? Она ведь еще такая юная, беззащитная…

Ну, благодаря тебе не такая уж и беззащитная, — не согласилась Сова. — Вон панцирь-то какой нарастила, ужас просто. Видать, хорошо ты ее шпынял, от души. Может, если уйдет от тебя — оживится, повеселеет. Поймет, что, кроме условных рефлексов, есть еще и безусловные.

— Это какие такие безусловные? — не понял Ежик.

— Это когда условий не ставишь, а принимаешь другого таким, какой он есть, — объяснила Сова. — Пусть он не такой быстрый, не такой сообразительный, не такой умный, как ты. Но если ты хочешь делить с ним одно пространство, просто люби его. Любовь — это и есть самый безусловный рефлекс. Потому что, если любишь, какие могут быть условия??? Это же и ежу понятно!

Условий не ставишь, а принимаешь другого таким, какой он есть. Пусть он не такой быстрый, не такой сообразительный, не такой умный, как ты. Но если ты хочешь делить с ним одно пространство, просто люби его. Любовь — это и есть самый безусловный рефлекс. Потому что, если любишь, какие могут быть условия???

— Говорите, ежу понятно? — озадачился Ежик. — А почему тогда я этого не понимал?

— У каждого свои недостатки, — заметила Сова. — Ты тоже не можешь знать всего на свете. Но теперь-то знаешь.

— А как его вырабатывают, этот безусловный рефлекс? — спросил Ежик. — Мне очень, очень нужно!

— Его не надо вырабатывать, ведь он безусловный! — ответила Сова. — Его надо просто вспомнить и освободить. Только Любовь с колючками несовместима, ты учти, Ежик. Любовь не колется. Она гладит!

— Скажите, а Черепашка проснется? — с отчаянием спросил Ежик. — Она же не навсегда ушла в эту… защитную реакцию? Я ведь на самом деле, когда ее иголками колол, думал, что ей же лучше делаю… Я ведь ее очень, очень люблю! Она — мой самый лучший друг! А вдруг она больше никогда, никогда не захочет проснуться?

— Будем надеяться, что нет, — утешила Сова. — Если ты окружишь ее любовью и не будешь тревожить, рано или поздно она снова поверит тебе. Поверит в то, что мир — добр и безопасен. И что никто никогда больше не будет ранить ее нежную кожицу за то, что она что-то забыла или не успела.

Если ты окружишь ее любовью и не будешь тревожить, рано или поздно она снова поверит тебе. Поверит в то, что мир — добр и безопасен. И что никто никогда больше не будет ранить ее нежную кожицу за то, что она что-то забыла или не успела.

И Сова полетела по своим делам. А Ежик устроился рядом с Черепашкой.

— Слышишь, Черепашка! — тихонько сказал он. — Ты спи сколько захочешь. А я подожду. А когда ты проснешься, мы украсим норку самыми большими светлячками, разбросаем повсюду листья и будем есть яблоки столько сколько захотим, и даже огрызки пусть валяются, не страшно! Я просто хочу, чтобы ты была! Я снова хочу разговаривать с тобой, и гулять, и показывать тебе мир. И больше никогда, никогда не буду пытаться тебя изменить. Я лучше сам изменюсь! Я сделаю свои колючки мягкими. Они станут как шерстка, и меня даже можно будет погладить. Может, тогда и тебе захочется скинуть свой панцирь? Ты отдыхай, отдыхай. А я буду сидеть рядом и вырабатывать у себя безусловный рефлекс любви, вот! А потом обязательно расскажу тебе, что это такое.

И ему уже казалось, что его колючки правда становятся мягкими и шелковистыми, потому что все мы — и Ежики, и Черепашки, и другие существа — по сути своей одинаковые: с любопытными носиками и мягкой, розовой, беззащитной кожицей, очень нуждающейся в Безусловной Любви.

ЧУДО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Ой, как меня сказка-то про Черепашку зацепила! Аж глаза защипало. А главное, я поняла, что сказка «Мама, стоп!», которая про меня, очень даже с этой сопоставляется. Там тоже мама колола-колола меня, чтобы выработать условный рефлекс на отражение агрессии, да ничего и не добилась. Вернее, получилось в результате, что я даже панцирь отрастить не смогла, зато вот миому вместо него нарастила. Ай-яй-яй, как же это трудно, оказывается, найти ту золотую серединку, когда ты и закалить ребенка сможешь, и не поранить при этом.

— Правильно мыслите, дорогая моя! — поддержал меня Сказочный Доктор. — Не все, конечно, но многие детские болезни начинаются в знак протеста или как отражение семейной обстановки. Чуткий родитель всегда по поведению ребенка определит, что что-то не так, и найдет способ это поправить, до болезни и дело не дойдет. И уж точно не станет его вампирить!

— Вампирить? Собственное дитя? Доктор, да что вы такое говорите??? Вы это о чем вообще?

— Да вы не пугайтесь так, я не про наследников графа Дракулы. Вы слыхали когда-нибудь про психологический вампиризм?

— А! Вот вы о чем… Ну конечно, слышала! И даже видела и ощущала. Завуч вот у нас — точно вампирша. Разговаривает тихо, смотрит пристально, вежливая до ужаса, а после разговора с ней чувствуешь себя как выжатый лимон, то есть вяло и кисло.

— Вот-вот! А представьте, если она так же от своих домашних подпитывается?

— Ох, доктор, да разве со своими так можно?

— Иногда люди непроизвольно от близких подпитываются, когда собственной энергии им почему-то не хватает. И самый простой способ — это семейный скандал. Ведь во время скандала выброс адреналина происходит, организм в стрессе, а значит, собирается в кучу для отражения агрессии. И обязательно кто-то энергию потеряет, а кто-то подпитается.

— А сказка про это у вас в запасе есть?

— Есть, как не быть… Слушайте!

ВАМПИРЫ

тро началось как всегда: Вадик долго не хотел просыпаться, потом капризничал, ковырялся в тарелке с кашей, задумчиво замирал, натягивая колготки. Муж поминутно вопрошал: «А какой галстук лучше к этой рубашке?», «А почему сыр не порезала?», «А куда ты положила мою папку?». В общем, все как всегда. Я пыхтела, злилась, отвечала, подгоняла и посматривала на часы, потому как стрелки неумолимо приближались к критической отметке.

По дороге в детский сал Вадик донимал бесконечными «почему?», а я отвечала, хотя мои мысли уже переключились на работу и Вадькины вопросы очень отвлекали меня от насущных проблем.

— Мам, а вампиры где живут? — задал он очередной вопрос.

— В сказках, — ответила я, в который раз дивясь, как это Вадьке удается выдумывать вопросы, ставящие меня в тупик.

— А в сказки откуда приходят?

— Из кино, — сказала я.

— А в кино?

— Из головы! — нервно сказала я. — Их дяденьки сценаристы придумывают.

— А откуда они их видели? — не отставал Вадька, который уже сам казался мне маленьким вампиренышем.

— Да ниоткуда! Взяли и придумали! — рассердилась я.

— Так не бывает, — подумав, решил мой умный Вадик. — Если в голове есть, значит, где-то видели.

— Вспомнила. В Трансильвании они живут! — осенило меня. — Это очень далеко от нас. В горах. А в России вампиров нет, так что живи спокойно.

— Да? — с сомнением спросил Вадька. видно было, что у него имеется свое мнение, но высказать его он не успел, потому что я передала его с рук на руки воспитательнице (пусть теперь ее вампирит!) и помчалась на работу.

В трамвае по утреннему времени было людно и тесно. Когда освободилось местечко, я было подумала его занять, но меня опередила тетка с кошелкой. Она грузно брякнулась на сиденье и торжествующе посмотрела на меня. Я не возражала: кто не успел, тот опоздал, и нечего тут… Но тетке явно хотелось общения.