Айн Рэнд - Источник Страница 23

— Неужели? Значит, тогда я не знал его по-настоящему. Он отличный мужик. Я хочу познакомить тебя со всеми. Тебе будет… Эй, куда ты?

Она обратила внимание на стрелки его наручных часов и тихонечко попятилась от него.

— Я… Питер, скоро девять, а мне надо всё закончить до прихода дяди Эллсворта. Он придёт к одиннадцати — выступает на собрании профсоюза. Я буду разговаривать с тобой и одновременно работать. Ты не против?

— Конечно, против! Пошли они к чёрту, поклонники твоего драгоценного дядюшки! Пусть сам с ними разбирается. А ты сиди где сидишь.

Она вздохнула, но послушно положила голову ему на плечо.

— Не смей так говорить о дяде Эллсворте. Ты его совсем не знаешь. Читал его книгу?

— Да. Читал. Замечательная, гениальная книга. Но куда бы я ни пошёл, везде только и разговоров, что о ней. Так что, если ты не возражаешь, давай переменим тему.

— Ты всё ещё не хочешь познакомиться с дядей Эллсвортом?

— Я? С чего ты взяла? Очень хочу.

— Ах так…

— А что?

— Но ты как-то сказал, что не хочешь знакомиться с ним через меня.

— Правда? И как ты только запоминаешь всю чепуху, которую мне случается наговорить?

— Питер, теперь я не хочу, чтобы ты знакомился с дядей Эллсвортом.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, это глупо, но я просто не хочу. А почему — не знаю.

— Ну так и не надо. Сам познакомлюсь с ним в своё время. Кэти, слушай, я вчера стоял у окна в своей комнате и думал о тебе, и мне так захотелось, чтобы ты была рядом. Я чуть не позвонил тебе, но было уже поздно. Иногда мне так без тебя бывает тоскливо, и я…

Она слушала, обвив руками его шею. А потом он увидел, как она, скользнув взглядом мимо него, вдруг открыла рот от ужаса. Кэтрин вскочила, пробежала через комнату, опустилась на четвереньки, заползла под письменный стол и достала оттуда бледно-лиловый конверт.

— Что ещё такое? — сердито спросил он.

— Очень важное письмо, — сказала она, не поднимаясь с колен и сжав конверт в своём кулачке. — Это очень важное письмо, и оно очутилось под столом, чуть ли не в мусорной корзине. Я бы его выкинула и не заметила. Это от бедной вдовы. У неё пятеро детей, и старший хочет быть архитектором, а дядя Эллсворт собирается устроить ему стипендию.

— Так, — сказал Китинг, поднимаясь с кресла. — С меня довольно. Пошли отсюда, Кэти. Прогуляемся. На улице сейчас чудесно. А здесь ты сама не своя.

— Ой, здорово! Пойдём гулять.

На улице стояла сплошная пелена из мелких, сухих, невесомых снежинок. Она неподвижно висела в воздухе, заполняя узкие проёмы улиц. Питер и Кэтрин шли, прижавшись друг к другу, и их следы оставляли длинные коричневые лунки на белых тротуарах.

На Вашингтон-сквер{35} они присели на скамейку. Площадь окутал снег, отрезав их от окружающих домов, от раскинувшегося позади города. Через тень арки мимо них пролетали точечки огней — белых, зелёных, тускло-красных.

Кэтрин сидела, прижавшись к Питеру. Он смотрел на город. Этого города он всегда боялся, не перестал бояться и сейчас. Правда, у него были два не очень сильных защитника — снег и девушка рядом с ним.

— Кэти, — прошептал он. — Кэти…

— Я люблю тебя, Питер…

— Кэти, — произнёс он без колебаний, — мы помолвлены, да?

Он увидел лёгкое движение её подбородка, сначала вниз, а потом вверх, и с её губ слетело одно только слово.

— Да, — проговорила она настолько спокойно и серьёзно, что голос её мог бы со стороны показаться безразличным.

Она никогда не задавала себе вопросов о собственном будущем, ведь вопросы означают наличие сомнения. Но, произнося «да», она понимала, что долго ждала этого момента и может всё погубить, если даст волю чувствам и признает, что очень счастлива.

— Через год или два, — сказал он, сжимая её ладонь, — мы поженимся. Как только я встану на ноги и окончательно обоснуюсь в фирме. Мне же надо ещё и о матери заботиться, но через год всё образуется. — Он говорил нарочито бесстрастно, чтобы не спугнуть ощущение переживаемого чуда.

— Я подожду, Питер, — прошептала она. — Нам незачем спешить.

— Мы никому не скажем, Кэти… Это будет наша тайна, только наша, пока… — И тут он замер, поражённый одной мыслью, тем более неприятной, что он был не в силах доказать, что эта мысль до сего момента ему в голову не приходила. И всё же он мог честно признаться себе, что это, как ни странно, было именно так. Он резко отстранил Кэтрин и сердито спросил: — Кэти, ты не думаешь, что это из-за твоего чёртова великого дядюшки?

Она рассмеялась, легко и беззаботно, и он понял, что оправдан.

— Боже мой, Питер, что ты говоришь! Ему, конечно, это не понравится, но какое нам дело?

— Не понравится? Но почему?

— Он, мне кажется, не одобряет брака. Не подумай только, что он проповедует что-то аморальное. Но он всегда говорил мне, что брак — это старомодный, чисто экономический союз, призванный увековечить институт частной собственности, или что-то в этом роде, словом, он его не одобряет.

— Ну и замечательно! Мы ему покажем.

Честно говоря, Китинга это даже обрадовало. Ведь хотя сам он знал, что ничего такого у него в мыслях не было, но у других могло возникнуть подозрение, что к его чувству к Кэтрин примешиваются, пусть и в незначительной степени, такие соображения, которые могли бы возникнуть у него по отношению… например, к дочери Франкона. Неодобрительное отношение Тухи к браку начисто снимало подобные подозрения. Китинг и сам не понимал, почему для него так важно, чтобы его любовь к Кэтрин никак не соприкасалась с его отношениями со всеми остальными.

Откинув голову, он ощутил на губах покалывание снежинок. Потом он повернулся и поцеловал её. Прикосновение её губ было мягким и холодным от снега.

Её шляпка сбилась набок, губы полуоткрыты, глаза — круглые и беспомощные, ресницы блестели. Он держал её руку, глядя на ладонь. На ней была чёрная вязаная перчатка с по-детски неуклюже растопыренными пальцами. В ворсинках перчатки он увидел жемчужины растаявшего снега — они ярко блеснули в свете фар пронёсшегося мимо автомобиля.

VII

Бюллетень Американской гильдии архитекторов опубликовал в разделе «Разное» коротенькое сообщение о прекращении профессиональной деятельности Генри Камерона. В шести строчках обобщались его достижения в области архитектуры, причём названия двух лучших его зданий были напечатаны с ошибками.

Питер Китинг вошёл в кабинет Франкона, когда тот самым деликатным образом торговался с антикваром, который запросил за табакерку, когда-то принадлежавшую мадам Помпадур{36}, на девять долларов двадцать пять центов больше, чем Франкон готов был заплатить. После ухода антиквара, сумевшего-таки уломать Франкона, тот с недовольной миной повернулся к Китингу и спросил:

— В чём дело, Питер, чего надо?

Китинг швырнул бюллетень на стол Франкона и отчеркнул ногтем заметку о Камероне.

— Мне нужен этот человек, — сказал он.

— Какой человек?

— Говард Рорк.

— Что ещё за Рорк? — спросил Франкон.

— Я тебе о нём рассказывал. Проектировщик Камерона.

— А… да, помнится, рассказывал. Ну так иди и приведи его.

— Ты дашь мне полную свободу действий при его найме?

— Какого чёрта? Нанять ещё одного чертёжника — что тут особенного? Кстати, обязательно надо было меня тревожить из-за такого пустяка?

— Он может заартачиться. А мне обязательно надо заполучить его, прежде чем он обратится в другую фирму.

— В самом деле? Значит, по-твоему, он может заартачиться? Ты что, намерен умолять его поступить сюда после работы у Камерона, что, кстати, не Бог весть какая рекомендация для молодого человека?

— Брось, Гай. Сам же понимаешь, что это совсем не так.

— Ну… ну, в общем, если брать аспект чисто технический, но не эстетический, надо признать, что Камерон даёт основательную подготовку и… конечно, в своё время он был значительной фигурой. Более того, я сам когда-то был его лучшим чертёжником. С этой точки зрения за старика Камерона можно замолвить словечко-другое. Действуй. Веди своего Рорка, если он тебе так нужен.

— Да не то чтобы он мне был так уж нужен. Просто он мой старый друг и остался без работы, и я решил, что неплохо было бы ему помочь.

— Делай что хочешь, только ко мне не приставай… Кстати, Питер, согласись, что более очаровательной табакерки ты в жизни не видел.

В тот же вечер Китинг без предупреждения поднялся в комнату Рорка, нервно постучался и вошёл с очень весёлым видом. Рорк сидел на подоконнике и курил.

— Мимо проходил, — сказал Китинг. — Выдался свободный вечерок, и я как раз вспомнил, что ты живёшь тут неподалёку. Дай, думаю, зайду, скажу: «Привет, давно не виделись».

— Я знаю, зачем ты пришёл, — сказал Рорк. — Я согласен. Сколько?