Ольга Лукас - Бульон терзаний Страница 23

– Та самая, – кивнул приятно пораженный Владимир.

– Почему бы и нет? Что ж, могу сыграть. А то у меня за спиной спектакль затеяли, а со мной не посоветовались. Даже не спросили, хочу ли я в нем участвовать!

– Вы украсите! Вы его украсите! – прижимая к груди перечень необходимых документов, кланялся Владимир, отступая к двери.

Он выскочил в предбанник. Там уже переминался с ноги на ногу печальный Горюнин. Обменялись приветствиями.

– Вы не знаете, – тихо спросил Горюнин, – муж ей не звонил еще?

– Звонил.

– Ну, хорошо. После разговора с мужем она всегда на несколько часов добреет, – доверительно сообщил Горюнин. И исчез в кабинете с надписью «Заведующая».

Владимир спустился вниз, изучил список документов, который составила для него Евлампия Феликсовна. Ничего особенного. Все это у него есть, лежит дома, в отдельном конверте.

– Ну вот, Ниночка, я и отстрелялся, – лихо объявил он, подходя к столу секретаря.

Нина разговаривала по телефону. Она прикрыла рукой трубку и сказала:

– Теперь к Петру Светозаровичу зайдите, пожалуйста. Владимир снова встревожился. Что теперь от него потребуется? Укротить саблезубого тигра?

В кабинете директора было полутемно и прохладно.

– Ну, как вам Евлампия Феликсовна показалась? – спросил он Владимира.

– Вопиющая… я хотел сказать, выдающаяся женщина.

– Нет, она у нас не вопиющая. Никогда не повышает голос. Иногда думаешь: ну крикни на меня, ты ведь женщина! Крикни! Сразу легче станет. Не кричит. Сидит и смотрит. Эфа. Такая змея есть ядовитая. Мы ее так меж собой зовем – Эфа. По инициалам. Е-Фэ. Так чем дело у вас кончилось?

– Сказала кому-то, чтоб договор со мной заключили. И согласилась на роль Хлестовой, – коротко отчитался Владимир.

Петр Светозарович подошел к окну и медленно перекрестился на видневшиеся вдали купола церкви.

– Ну, теперь будет спектакль, – выдохнул он, – теперь без проблем. Вы, Владимир, у нас – миротворец.

Мы эту всю историю закрутили у нее за спиной, я очень боялся, что Эфа не одобрит. Подумал: вы человек посторонний…

– …вас не так жалко, – докончил за него Владимир.

– Вот-вот, – покивал директор, потом резко тряхнул головой: – Да нет, вы не так поняли.

Но глаза его говорили другое: да, Владимир, вы все правильно поняли. И только что избежали почти смертельной опасности.

Глава тринадцатая

Я бросил кровать!

Младший сын генерального директора расстался с очередной девушкой. Об этом стало известно благодаря Нине, которая утром проходила мимо распахнутого настежь кабинета креативного координатора. Эдуард явился на работу рано – небывалое дело, к тому же он выкрикивал очень злые и несправедливые вещи, каких от него отродясь не слышали. Нина замедлила шаг, подкралась поближе к источнику интригующего шума и заглянула внутрь. Эдуард сидел спиной к входной двери, водрузив ноги на стол, и громко говорил по телефону. Так что любопытная секретарша узнала все подробности трагедии – и щедро делилась ими с княжнами и другими заинтересованными лицами.

Когда Владимир подошел к столику секретаря, Нина с подругой как раз обсуждали возможные последствия происшествия. Вообще-то младший сын Петра Светозаровича довольно часто менял возлюбленных. Но на сей раз он поступил чересчур поспешно даже по своим меркам: прошло всего два месяца с момента первого свидания – и все, в утиль?

– Скоро он будет подходить к девушке, знакомиться с нею – и тут же бросать, – предположила пухленькая княжна. – Привет, крошка, как тебя зовут? А меня – Эдуард. А теперь – прощай, лживая мегера, я тебя бросил!

– А потом он усовершенствует свой метод! – развила идею Нина. – Войдет в помещение, пересчитает девушек по головам, крикнет: «Кого увидел – всех бросаю!»

– И запишет в свой твиттер: «Сегодня бросил пятнадцать штук. Отстаю, отстаю! Вчера к этому времени бросил уже больше двадцати».

– Но так будет недолго продолжаться, – подытожила Нина, – его увезут в психиатричку. Он там будет лежать, привязанный к кровати, и вопить: «Я бросил медсестру! Почему ее до сих пор не сменили?»

– Я бросил кровать! – вторила ей подруга. – Я бросил подушку! И простыню!

– Привет, – поздоровался Владимир, – в меня только ничего не бросайте, пожалуйста.

– Ой, у нас тут такое! – вытаращив глаза, прошептала Нина. И начала заново пересказывать историю, которая за день обросла невероятными деталями.

– Да, неприятно, – отстранился от подробностей Владимир, – но все бывает. Главное, чтобы он вовремя был на репетиции. Сегодня у нас первые сцены – ты помнишь? Лиза, Софья, Фамусов, Чацкий. Молчалина пока не будем дергать. И Петрушка со склада. Так?

– Так, – сверившись со списком, подтвердила Нина. – Все уже оповещены, все будут.

Все – да не все. Эдуард Петрович, должно быть, сильно переживал разрыв с любимой. Поэтому он заперся у себя в кабинете, телефоны отключил, на стук не откликался. Врубил громкую музыку и страдал в одиночестве, а может – творил.

– Я думаю, работает он, – сказал Петр Светозарович. – Он у нас сочиняет названия моделям продукции. Там накопилось порядочно. Должно быть, у него вдохновение. Когда вдохновение – он про все забывает.

Нина выразительно подмигнула подруге. Подруга – княжнам со склада. Те – своим соседкам. И так далее. Несмотря на то что танцы были назначены после основной репетиции, девушки пришли пораньше, чтобы посидеть в зрительном зале. Ну и выяснить подробности личного несчастья Эдуарда, если получится. Владимир решил никого не прогонять: хоть вопрос с Хлестовой и разрешился наилучшим образом, но от непрофессиональных артистов можно ждать всякого. Вдруг что сорвется – тут какая-нибудь княжна-статистка и сможет всех спасти.

Жаль, нельзя Чацкого барышней заменить. Это, конечно, интересный поворот – но слишком смелый. Чацкий – девушка, Скалозуб – девушка. Фамусов, Петрушка – тоже дамы. Один Молчалин – мужчина, причем – старомодный джентльмен. И потому старается быть вежливым и услужливым со всеми героинями… Для экспериментальной студенческой труппы при Среднем камерном театре такая постановка была бы в самый раз. Но не для обыкновенного консервативного трудового коллектива.

Прошли первую сцену – с Лизой и Фамусовым. Елена, как примерная ученица, выучила свою роль назубок и тараторила на одном дыхании. Петр Светозарович читал по бумажке, с каким-то удивлением: словно впервые видел этот текст. Отыграли свое Софья и Лиза – тут нареканий не было, они еще на прослушивании уловили верный тон. Снова вышел Фамусов, кое-как втиснулся в образ. Следовало бы тут же запускать Чацкого – но Эдуард Петрович по-прежнему не подавал признаков жизни. Нина звонила ему каждые пять минут, несколько раз бегала подслушивать под дверью. Все то же самое: музыка гремит, никто не отзывается. Еще раз прогнали с начала. Владимир заметил, что Петр Светозарович невольно подлаживается под партнеров по сцене. Ульяна-Софья, хоть и читала по бумажке, но двигалась легко, с полуслова понимала указания режиссера. И Фамусов рядом с нею был настоящий московский барин, строгий папенька. Елена-Лиза слишком частила, стараясь, видно, показать, что знает текст назубок, – и с нею Фамусов тоже мельчал, делался суетлив.

Явился Петрушка. Этот человек еще на прослушивании, когда Владимир просил каждого рассказать немного о себе, признался, что любит выпить, но пьет строго в соответствии с поводом. Так, например, первая репетиция – это повод. Но выпить можно и после нее. Петрушка поставил на пол авоську, в которой предательски звякнули пивные бутылки.

– Ну вот, – ласково улыбнулся он и посмотрел на режиссера своими ясными голубыми глазами.

Нина сделала два контрольных звонка Эдуарду и покачала головой – мол, не отвечает. Рабочий телефон выключен, мобильный – тоже, хоть ты обзвонись. Одна из княжон предложила написать ему письмо на электронную почту и сама вызвалась это сделать.

– Мазохистка, – шепотом сказала Нина. – Хочет, наверное, чтобы и ее бросили.

– Знаешь, – рассудительно заметила пухленькая княжна, – я бы не отказалась, чтоб меня так бросили. Девчонки говорят, он своей последней купил «пежо». Два месяца терпеть Эдичку ради личного «пежо» я, например, согласна.

– Так беги скорее, пиши ему письмо, пока не опередили! – засмеялась Нина.

Тут Владимир попросил тишины в зрительном зале и вызвал на ковер Петрушку и Фамусова.

Было немного странно наблюдать эту сцену со стороны: он столько лет сам выходил Петрушкой и вот теперь учит другого.

Вернулась княжна, вызвавшаяся отправить письмо. Нина сделала пару дежурных звонков пропавшему Чацкому. А два старца – Фамусов и Петрушка – все еще переминались с ноги на ногу и никак не могли уразуметь, чего от них добивается режиссер. Версия Владимира подтвердилась: Петр Светозарович подлаживается под партнера. А Петрушка играл отвратительно. К тому же ему мешали собственные руки. Поскольку текста никакого ему не полагалось, то не было у него и распечатки с ролью, которую можно было бы мусолить и перелистывать. Он спрятал руки в карманы. Сложил их на груди. Потом почесал в затылке. Поковырял в носу.