Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса Страница 23

Наибольшую трудность представляла выгрузка «Харьковчанок» — тяжёлых 32-тонных тягачей с установленными на шасси жилыми отсеками. На барьер перекидывали толстенные брёвна, и осторожно ставили «Харьковчанку» 50-тонной стрелой-тяжеловесом на этот импровизированный грузовой пандус. Сидящий в кабине тягача механик-водитель заводил двигатель, и «Харьковчанка» с рычанием, в щепки кроша брёвна уширителями, — полутораметровыми железными уголками, приклёпанными к гусеницам для увеличения площади опоры, — выползала на барьер. Люди с облегчением переводили дух, вытирали вспотевшие лбы и заводили стропы на следующую машину.

Разгрузка шла непрерывно, днём и ночью — время дорого. Грузовые операции прерывались только тогда, когда с купола — с материкового ледника — задувал сток. Сток — это равномерно дующий сильный ветер: над Антарктидой огромные массы воздуха остывают, тяжелеют и начинают стекать с антарктического купола к его краям — к берегам океана. Ощущение такое, что на тебя постоянно давит холодная упругая стена — скорость ветра не меняется часами и даже сутками.

При беглом взгляде с мостика судна на пространство между барьером и домиками Мирного казалось, что перед тобой поле отгремевшего ожесточённого танкового сражения — столько там было скелетов всевозможной техники. Машины со временем выходили из строя, и их просто бросали — не везти же этот металлолом через весь земной шар обратно (а его ведь ещё и погрузить надо!). И мёртвые тягачи обречённо замирали на белом фирне — это нечто среднее между снегом и льдом, — постепенно уходя в толщу ледника, как в трясину. С наступлением полярной ночи зелёные сполохи южного сияния играли в пустых глазницах черепов-кабин (всё стёкла давно сняты или попросту повыбиты), создавая какое-то жутковато-мистическое впечатление…

Напротив Мирного расположен небольшой остров Хасуэлл, известный тем, что там живёт одна их самых крупных в Антарктиде колоний пингвинов Адели. А между Хасуэллом и барьером находятся два совсем крохотных островка: остров Буромского и остров Зыкова. Названы они так в честь тех двоих, что погибли у Мирного в 1957 году при разгрузке «Оби»; и могилы этих людей здесь, на острове Буромского, на антарктическом кладбище.

В семидесятых годах на острове Буромского было свыше двадцати захоронений — люди гибли чуть ли не в каждую экспедицию, и их, как и технику, не везли обратно в родные края, а хоронили в Антарктиде. Гибли по-разному: Антарктида щедра на опасные сюрпризы. Проваливались в занесённые снегом трещины — их называли (и называют) «минными полями Антарктиды», — замерзали, заблудившись во время пурги в нескольких сотнях метров от дома, становились жертвами других несчастных случаев. Самой «урожайной» была, если не ошибаюсь, 6-я экспедиция — тогда погибли пять человек. Один из них, катаясь на лыжах, сорвался с барьера и разбился о морской лёд, а четверо погибли во время пожара в одном из жилых балков. К этому времени первые строения Мирного уже утонули в толще ледника, и люди выбирались наверх через пробитый в фирне туннель. Вспыхнувший огонь перекрыл этот единственный выход, и находившиеся в балке полярники не сумели выбраться. А могила-обелиск самого первого погибшего в Антарктиде россиянина — водителя вездехода П.Хмары — виртуальная: Хмара провалился вместе с машиной под лёд у Мирного во время Первой антарктической экспедиции и утонул.

А более всего врезалась в память на этом печальном острове такая картина: у самой надгробной плиты с выбитыми на ней фамилиями тех, кто обрёл в Антарктиде вечный покой, устроилась парочка симпатичных пингвинов Адели — небольших созданий в локоть ростом. А между заботливыми родителями высовывалась головёнка пушистого птенца с чёрными бусинками любопытных глаз. И выглядело это символом победы жизни над смертью…

Антарктида вообще настраивает на философский лад: когда видишь исполинские бело-голубые громады айсбергов (антарктические ледники — это настоящий генератор плавучих ледяных гор), по сравнению с которыми мощное современное океанское судно кажется утлой скорлупкой (такую раздавить мимоходом — и не заметишь!), или белое безмолвие спящего материка, переходящее в небо так незаметно, что даже не различить линию горизонта, начинаешь понимать: зря человек так кичится своей властью над природой. Нет никакой власти, и природа нас попросту терпит — до поры до времени.

Печальный итог

В конце ХХ столетия Россия стала постепенно уходить с ледового материка. Одна за другой станции сворачивались (консервировались или даже полностью ликвидировались). И вот теперь доживает свои последние дни наша последняя не законсервированная станция Беллинсгаузен. Какая историческая ирония: с мореплавателя Беллинсгаузена начиналось наше знакомство с Антарктикой, а станцией Беллинсгаузен завершается её освоение!

У России свои трудности, однако бытует мнение, что Антарктида и вовсе не нужна человечеству. Погода и измерения магнитного поля Земли? Так спутники, оснащённые суперсовременной аппаратурой, могут с успехом заменить наземные полярные станции! Полезные ископаемые (а в Антарктиде под многокилометровой толщей льда есть вся таблица Менделеева)? Так промышленное использование месторождений угля или нефти на шестом континенте попросту нерентабельно — дешевле извлекать золото из морской воды! Оживлённого торгового судоходства в антарктических водах нет, корабли редко посещают знаменитые «ревущие сороковые» широты, а уж в «неистовые пятидесятые» и вовсе не забираются. Широкомасштабная охота на китов давно запрещена, и промысловым судам нечего делать в Южном океане (несколько периодически добывающих криль траулеров не в счёт). Так ради чего закапывать солидные деньги в вечный лёд Антарктиды, коль скоро их можно вложить куда-нибудь гораздо выгоднее — с осязаемым экономическим эффектом?

В шестидесятые годы прошлого века разрабатывался проект орошения безводных пустынь внутренней части Австралии. Для этого предполагалось буксировать из Антарктики заранее выбранные айсберги, затаскивать их в специально оборудованные бухты на побережье Австралии, а полученную при таянии ледяных гигантов пресную воду подавать на поля. Долго считали и пересчитывали, судили да рядили, наконец, сочли проект слишком дорогостоящим (и вообще фантастическим!) и отказались от его реализации.

Конечно, урожай картошки в Тамбовской области не возрастёт оттого, что геологи на шестом континенте найдут под материковым льдом очередное пресное озеро. И курс ценных бумаг РАО ЕЭС и котировки доллара на Межбанковской валютной бирже не изменятся, если будет составлена точная и подробная физическая карта собственно Антарктиды — то есть самого материка со снятой ледяной «корочкой». Но ведь существует такое понятие, как перспектива. Кто знает, что вдруг понадобится человечеству через тридцать-сорок лет, и не станут ли бесполезные ныне огромные антарктические запасы замороженной пресной воды величайшей ценностью? Да и насчёт сиюминутной выгоды: именно над Антарктидой была обнаружена знаменитая «озонная дыра» в земной атмосфере, учёные забили тревогу, и все страны мира пришли к выводу о необходимости ограничения неконтролируемого выброса фреона в атмосферу нашей планеты. Спутники — спутниками, а станции — станциями.

Человечество не может и не должно останавливаться в своём развитии, а развитие всегда связано с познанием нового и неизведанного (даже если это не сулит немедленной и высокой прибыли). И поэтому русские вернутся в Антарктиду — обязательно вернутся.

Ледовый материк скрывает массу тайн — в журналах антарктических экспедиций можно найти сведения о загадочных явлениях, объяснений которым так и не было найдено. Есть гипотеза, что Антарктида была известна людям многие тысяч лет назад, и что под слоем льда скрываются следы древнейшей цивилизации, достигшей расцвета уже тогда, когда по Европе ещё бродили кучки одетых в звериные шкуры охотников на мамонтов и шерстистых носорогов. Может быть, это действительно так…

Две судьбы

Судьба первая. Офицер флота императорского

Кронштадт лета 1919 года являл собой зрелище грустное.

Балтийский флот, оставивший все свои передовые базы, вернулся в своё родовое гнездо в Финском заливе — туда, откуда двести лет назад вылетали на морские просторы белокрылые петровские фрегаты. Численно — на бумаге — в 1919 году флот этот представлял собой внушительную силу: в феврале-мае 1918 года из Гельсингфорса в Кронштадт удалось вывести свыше двухсот тридцати боевых кораблей и судов. Дредноуты, крейсера и эсминцы прошли, обдирая стальную кожу обшивки, сквозь тяжёлые льды Финского залива и замерли, упершись бронированными спинами в кронштадтские пирсы, прикрытые орудиями фортов.