Александр Галкин - "Болваны" Страница 23

- Мэтр? - не понял Птицын.

- Метрдотель... Солидный такой мужичок с безукоризненными манерами и усами, как у Буденного...

- А!

- Циля этим сачком вылавливает самого жирного карпа... Потом мэтр с поклоном вручает сачок мне... Я поймал карпа потощее... Этих карпов несут на кухню, и через двадцать минут привозят нам на тележке дымящихся, подрумяненных... в сметанном соусе...

- Карпы, по-моему, костлявые... - в бочку меда Птицын по обыкновению добавил ложку дегтя.

- Что ты... что ты! - возмутился Гарик. - Господь с тобой! Ни косточки... Во рту тает...нежнейшее мясо... Ты спутал с окунями!

- Может быть, - покорно согласился Птицын. - Я не большой поклонник рыбы.

- Смотря как приготовить!..

- И сколько же все это стоило? - поинтересовался Арсений, домывая посуду.

- Лучше не брать в голову... Распили бутылку коньяка... Изумительный коньяк! Настоящий, армянский... Но и стоит он там!.. В общем, у нас получилась перманентная свадьба: началась вчера у Цили, а закончилась в Ленинграде... Такое не забывается...

- А расписались вы вчера?

Птицын и Гарик перешли в комнату. Гарик привалился к спинке дивана, Птицын лег, задрав ноги к стене.

- Да... Так я тебе не рассказывал?

- Подробно нет. Ты только похвалился в институте, показал кольцо...

- Еле уломал ее! Делаю ей предложение - а она: "Зачем тебе это надо? Почему нам не остаться любовниками?" - "Мне этого мало! - отвечаю. - Хочу видеть тебя женой!" Она ни в какую... Я ее два часа уламывал... Проталкивал такие золотые идеи... в обычное время они даже в страшном сне не пришли бы мне в голову... Я превзошел самого себя... выдавал чудеса красноречия...

- А действительно, зачем тебе это надо? - прервал Гарика Птицын с обычной своей бесцеремонностью.

В Птицыне до сих пор жила обида, о которой Голицын, кажется, вовсе не догадывался: Гарик считался его другом, но тому даже в голову не пришло пригласить Птицына на свадьбу. При всем презрении Птицына к условностям, он воспринял это очень болезненно.

- Ну вот... И ты туда же, - Гарик сделал нетерпеливый жест.

Птицына не раз поражал узкий закрытый жест Голицына: он никогда не молотил кулаком воздух, не махал руками, как граблями, - только едва шевелил кистью, как будто не мог себе позволить большей вольности в общении с людьми; этим жестом он точно отстранял от себя все, что его не касалось.

- Циля, между прочим, мне сказала, что она больна... Серьезно больна...

- Чем же? У нее рак?

- О Боже мой! Постучи по дереву... (Голицын трижды стукнул по столу.) У нее какая-то опасная форма туберкулеза... Закрытая форма! Зачем тебе, сказала она, меня хоронить? Пусть это сделают другие!

- Интересно... Точно, как у Ремарка! - заметил Арсений. - Патриция Хольман... Роберт Локамп... Болезнь... Высокогорная клиника...

- Вот-вот! Я обречен в своей жизни воплощать литературные сюжеты! - с коротким смешком согласился Гарик. - Эрих Мария был бы мной доволен...

- А как прошла свадьба?

- Изумительно! Но... я тебе так и не досказал... Ты ведь знаешь, что в загсе после подачи заявления нужно ждать месяц?..

- Слышал!

- Это называется: "брачующиеся должны проверить свои чувства".

- Разумно! - улыбнулся Птицын. - И формула хорошая...

- Как тебе словечко "брачующиеся"?

- Яркое.

- Я одел костюм, - продолжал Гарик, - галстук! Представляешь!.. Папочкин... Взял дипломат... А Циля была в шикарном бархатном платье... Бордовом... Приехали в загс на "Пролетарской"... Я обаял там служительницу загса... Женщину бальзаковского возраста. Говорю ей: "Вы понимаете, мы с супругой, будущей моей супругой (показываю на Цилю, она держит в руках букет белых хризантем), всенепременнейше должны на днях отбыть за границу... в трехгодичную командировку... Вы понимаете, если следовать букве закона... - а закон для нас, разумеется, всегда закон!.. - то заграничная командировка может сорваться... Тогда прощай служебная карьера да и семейное счастье тоже... Вы же, я уверен, не захотите стать разрушителем этих общественных добродетелей? Наших вот с этой дамой судеб? Неужели ничего нельзя придумать? Войти в нашу, согласитесь, не совсем обычную ситуацию... Мы были бы вам чрезвычайно признательны!"

- Остроумное вранье! - посмеялся Птицын. - Как тебе пришло в голову?

- Прямо там... в загсе... Меня осенило! Я тебе говорю, что, благодаря Циле, ко мне стали приходить гениальные идеи...

- Ну и служительница поверила?

- Еще как! Короче говоря, я сходил в ближайший магазин, купил ей коробку хороших шоколадных конфет "Красный Октябрь", и по шоколадке ее девочкам... И через полчаса все было улажено. В паспорте отметка! Могу ехать за границу...

- И что, вы поехали праздновать в ресторан?

- Нет, выпили бутылку шампанского у меня...

- Гостей много было?

- Приходили какие-то люди... Мы никого специально не приглашали... Кто пришел, тому и рады...

- А твои родители знают?

- Я послал телеграмму... Но из Бангладеша так легко не выбраться... Знаешь, у меня к тебе просьба... Ты не мог бы одолжить шесть рублей?.. До стипендии... Последнюю пятерку я отдал Циле... на тачку... когда мы из "Внуково" ехали... после Ленинграда.

Птицын был рад, что Джозеф наконец закончил длинное вступление и объяснил, зачем приехал. Он выложил деньги из кошелька.

- А почему именно шесть рублей? На еду? - полюбопытствовал он не без иронии.

- На бутылку шампанского... - вынужден был оправдываться Голицын. - Полтинник я добавлю... Мелочь у меня осталась... копеек семьдесят... Обещал Циле... Проиграл пари. Мы поспорили насчет Джона Фаулза... По поводу одного места. Ну, помнишь "Женщина французского лейтенанта"? Я доклад делал у Храповицкой... Циля была права! Там одна деталь в альковной сцене... Изумительно сделано... Мне почему-то иначе запомнилось...

- Ясно... - вздохнул Птицын: теперь можно и к делу: - А у меня... странные новости... Ты ведь не был на выразительном чтении?

- Когда б я успел!

- Так вот...

Птицын подробно пересказал историю с Верстовской. Гарик откинулся на спинку стула и покачался.

- Эх, не знаю даже, как тебе помочь... Я все связи растерял... Ни одной знакомой даме позвонить не могу...Здесь лучше бы клин клином... Ну, хочешь, я поговорю с твоей Верстовской? Кстати, она ведь переводчица?

- Профессиональная переводчица! - подтвердил Птицын с гордостью, как будто он хвалился своими достоинствами. - Английские группы водит от "Спутника"...

- Вот это хорошо! Как раз есть повод... Циля скоро должна сдавать экзамены на английских курсах... А ходила она через пень колоду... Как ты считаешь, Верстовская согласится сдать за нее? Ей, я думаю, это ничего не стоит...

- Почему бы нет?

- Ну и о тебе поговорю... Посмотрим, что она о тебе думает на самом деле... Мне кажется, ты все-таки немного робок! Какой у нее номер? - Гарик достал записную книжку.

- Записывай: 313 - 52 - 44, - Птицын почему-то неохотно дал ее номер. - Ты сошлешься на меня?

- Зачем? Я буду говорить о деле!

Зазвонил телефон. Арсений потянулся к журнальному столику, снял трубку.

- Алло... Да-да... Привет... Лунин! - бросил Птицын Гарику. - Ты хочешь приехать? Рассказать? А-а... Понятно... Да... Понимаю... У меня Гарик Голицын... С Лянечкой?

Гарик замахал руками и скорчил страшную рожу.

- Не знаю... Приезжай, конечно... но лучше один... Постарайся от нее избавиться. Так для всех будет лучше. Пока! - Птицын положил трубку и с некоторым сомнением заметил: - По-моему, он пьян...

- Если только от любви... к Полли! (Голицын с некоторого времени называл Лянечку заморским именем Полли.) Мы пили ранним утром... За это время последние пары алкоголя выветрились бы даже у Венечки Ерофеева...

5.

Через полчаса Птицын открыл дверь на слабый, робкий звонок и обнаружил Мишу Лунина с Лянечкой вместе. Этого следовало ожидать. Пока Птицын раздумывал, как с ними быть, Лянечка с обворожительной улыбкой проскользнула в коридор, за нею на нетвердых ногах протиснулся Лунин. Птицыну показалось, что Лянечкино лицо как-то слегка ободрано. Впрочем, в коридоре горела слабая лампочка.

- Еле дотащила до тебя твоего друга... Его надо срочно уложить... И дать кофе! Я спасла его от вытрезвителя... В метро три милиционера хотели его тащить... в боковую дверь... но я не дала... Я - им: "Его ждут мама и бабушка!.." А они - мне: "Не имеем права!" - "Я - дама - даю слово... доставить его домой!" - "Ну тогда под вашу ответственность ..." Пропустили...

- Что ты говоришь?! - тихо вскрикнул Миша возмущенно-пьяным голосом.

Лянечка врала безбожно. Наоборот, это он спасал ее от одного дуболома-милиционера. Тот пристал как банный лист, требовал документы. У Лянечки, разумеется, ничего нет. Миша показал студенческий билет, выдумал, что она не сдала экзамен, напилась с горя, что он везет ее домой. Им ехать по прямой, без пересадки... до "Текстильщиков". Недолго... Лянечка между тем навалилась на него всем телом. Он сам еле стоял на ногах, так пришлось еще такую тушу на весу держать! Миша клялся, что довезёт... Милиционер со скрипом их отпустил. Всё это он хотел рассказать Джеймсу в опровержение наглой лжи, но страшно хотелось в сортир. Он потому и поехал к Птицыну, а не сразу домой, потому что боялся, что до "Каховской" не дотерпит.