Ник Хорнби - Голая Джульетта Страница 23

Именно после того инцидента Фермер Джон стал известен Такеру, Кэт (и Джексону!), а также нескольким соседям как Фальш-Такер. Ну а этот вполне приличный псевдоним как-то сам собою редуцировался в кличку Факер. Когда Такеру иной раз приходилось выехать из дому «в широкий мир», он не забывал прихватить Факера. Не для того, чтобы за него в случае чего спрятаться, а просто за неимением кого-либо лучшего. Без сложностей с этим попутчиком не обходилось, ибо Такер теперь не пил, а Факер не мог не пить. Такер спокойно выдерживал, когда кто-то не спеша потягивал спиртное из стакана, но как лакает Факер… Поладили они на том, что Факер заблаговременно получал предупреждение и доводил себя до кондиции из бутыли «Бушмиллз». Когда Такер его забирал, Факеру уже только-то и надо было, что слегка потянуть из стакана, а иной раз он вообще довольствовался чашкой кофе.

Сегодня Факеру с чего-то вдруг захотелось послушать группу в местном баре.

— Зачем?

— Да так, просто интересно.

— О черт… Может, обойдемся?

— Вот глянь: ты не пьешь, музыку не слушаешь… Тогда какого черта ты меня тащишь из дому на ночь глядя, а? Могли бы за завтраком встретиться… или ты и яиц не переносишь? Может, так наелся их в восьмидесятые, что теперь даже видеть не можешь?

— Наверное, мне просто надо выговориться.

— Чего, с Кэт расплевался?

— Ага.

— Надо же. Кто бы мог подумать.

Такеру язвительность Факера пришлась как раз к настроению. Она действовала как мозольный наждак, снимающий раздражающие наслоения.

— Может, ты кругом прав. Давай сходим на этих ребят. Хоть твоего нежного голоска за ними не услышу.

— Да я уже сказал все, что хотел. Разве что забыл добавить, что ты дубина. А Джексон-то как?

— Нормально. Не удивился. Ему бы только со мной остаться. И в этом доме.

— А получится?

— Кэт подыщет квартиру в городе, поближе, чтобы Джексон смогу нее иногда ночевать, если захочет.

— Х-хе, ты, выходит, у Кэт домишко-то подтибрил?

— Пока что.

— А разве потом что-то изменится?

— Может, я начну зарабатывать, или Джексону стукнет восемнадцать и он поступит в колледж.

— Интересно знать, что из этого случится первым.

— Ну а вдруг я на «Голой» приподнимусь.

— О да, твой новый альбом, я и запамятовал. Не иначе как мильон человек рвется заиметь новые хилые копии старых песенок, которых никто не помнит.

Такер рассмеялся. Джон утверждал, что никогда не слышал его вещей до переезда на свою ферму, но однажды вечером по пьянке признался, что такеровскую «Джульетту» крутил без конца, когда разошелся с женой. «Голую» он отвергал по тем же причинам, что и та девица из Англии, хотя и не столь эмоционально и красноречиво.

Такер давно не бывал в заведениях с живой музыкой, но обстановка показалась ему на удивление родной. Неужели за эти годы ничего не изменилось? Неужели по-прежнему приходится таскать на себе всю аппаратуру, продавать в уголке диски и футболки, трепаться с одиноким фанатом, который пришел тебя послушать уже третий раз за неделю? Но что тут, собственно, можно изменить? Живая музыка — это живая музыка. Люди те же, бары такие же, и группы, в них играющие, мало подходят для стерильного внешнего мира. Те же ломтики плавленых сырков на ужин, те же засранные сортиры, ныне и присно и во веки веков.

Такер направился к стойке, взял себе колу, Факеру виски, и они устроились за столиком в сторонке, у стены, подальше от крохотного подиума, обозначавшего сцену, от прожекторов и мигающих разноцветных огоньков.

— Ну, у тебя все путем? — лениво справился Факер.

— Нормально.

— Небось думаешь, удастся ли еще когда-нибудь потрахаться?

— Пока мне не до того.

— А зря.

— Не проблема. Раз уж ты находишь, то и я найду. — Факер навещал разведенную учительницу английского из местной средней школы.

— Да куда тебе до моего обаяния.

— А может, Лизетт тоже приняла тебя за меня.

— Вот уж хрен. Та фотка мне с бабами не помогла, понял?

— Понял. Понял, что на фотке ты, а не я, и выглядишь ты там с выпученными глазами и разинутой пастью как полный псих.

Верхний свет погас, на сцену выползла группа. На посетителей ни изменение освещения, ни появление музыкантов впечатления не произвели. Музыканты уже не пацаны, и Такер тоскливо прикинул, сколько раз они уже собирались покончить с этим занятием и почему до сих пор за него цепляются. Может быть, не могут придумать ничего лучшего, а может, им такая жизнь приносит удовольствие. Ничего ребята, нормальные. Собственные их вещи качеством не блистали, и они это понимали, перемежая их с «Хикори винд», «Хайвэй 61» и «Свит хоум Алабама»[10]. Для кого они стараются, исполнители хорошо понимали, и старались соответственно. Головы сидящих за столиками венчали седые хвосты и крысиные хвостики, перемежавшиеся проплешинами и лысинами разных габаритов и конфигураций. Такер огляделся, выискивая хоть одного «юношу» моложе сорока, встретился взглядом с каким-то молодым человеком, и тот мгновенно опустил голову, уставившись в пол.

— Э-хе, — выдохнул Такер.

— Чего?

— Вон там парень, возле сортира. Кажется, он тебя узнал.

— Круто. Такой шанс раз в жизни выпадает… по-хохмим?

— В смысле?

— Да есть тут одна идейка.

В этот момент музыка взревела так, что разговоры заглохли, и Такер помрачнел. Этого он и опасался, по этой причине и не желал слушать никакой музыки никакого качества. Кучу времени он занимался ничегонеделанием, но бездействие как-то умудрялся совмещать с безмыслием. Теперь же, в эпицентре акустической бури, ничего не оставалось делать, кроме как размышлять. Разве что происходящее на сцене может отвлечь от приземленных или возвышенных размышлений — но вокально-инструментальный ансамбль Криса Джонса оказался не в состоянии своими потными усилиями вызвать в душе Такера Кроу взрыв воодушевления. Похоже, группа Криса Джонса ни в чьей душе не могла вызвать ни взрывов, ни отрешения от действительности, от своего настоящего и прошлого. Громкая музыка посредственного качества, наоборот, замыкала слушателя на собственной персоне, заставляла пускаться в странствие по лабиринтам разума, рыться в памяти, искать выход. За семьдесят пять минут такого рандеву с самим собой Такер посетил множество мест и ситуаций своей прошлой жизни, о которых не хотел вспоминать. От Кэт и Джексона он перешел к предыдущим связям, к неудачным партнерствам, к детям; блуждал по развалинам былых планов и полям профессиональных поражений. Зарастали бурьяном ржавые рельсы заброшенной музыкальной колеи, параллельные забитому пробками шоссе последних двадцати лет личной жизни. Поразительна скорость мысли. Пока играет средней руки группа, можно по всей жизни пробежаться несколько раз.

Музыканты помахали нескольким вежливо аплодирующим слушателям и отправились восвояси. За ними неспешной походкой проследовал Джон. Минуты через три он вывел группу на «бис».

— Кто-то из вас помнит, что я давно этим не занимаюсь, — пробулькал Джон, прилипнув губами к микрофону. Кое-где за столиками заблеяли и загоготали. Возможно, они уже слышали эту байку или же имели случай насладиться пением Джона. Внимание Такера привлек молодой человек, глазевший на них ранее. Он выскочил из-за своего стола и козликом понесся к сцене. Казалось, от волнения он едва на ногах держался. Джон сжал штатив микрофона, как глотку злейшего врага, дернул космами в сторону музыкантов, и они грубо, но вполне узнаваемо изобразили «Фермера Джона» в стиле «Крейзи хоре». Факер, конечно, ничего не пел. Он немелодично орал, рычал, издавал какие-то неартикулированные звуки, но это ничего не значило для его юного почитателя, вибрировавшего от возбуждения, подпрыгивавшего перед подиумом и беспрерывно снимавшего исполнителя своей «мыльницей». По завершении номера, когда музыка уже смолкла, Джон с запозданием на секунду-другую подпрыгнул, держась за микрофон и блаженно скаля зубы в сторону Такера.

Восторженный юнец задержал Джона на обратном пути, они несколько минут о чем-то толковали.

— Что ты ему наврал? — поинтересовался Такер, когда Джон наконец вернулся за столик.

— Да всякую хренятину. Какая разница, это ж не я врал, а Такер Кроу.

Такер пришел домой, когда Кэт и Джексон уже спали. Поэтому он подсел к компьютеру и сочинил письмо Энни, «Анне Английской». Необходимость в таком уточнении имени возникла в связи с недавним появлением еще одной Энни, с которой Такер завел нечто вроде платонического романа, для поднятия духа весьма полезного.

Американской тезкой его английской корреспондентки стала мать Тоби, одноклассника Джексона, недавно разведенная, одинокая и весьма симпатичная дама лет тридцати-сорока. Ее образ сам собою возник в воображении Такера в течение первого же часа — да какого там часа, чуть ли не с первой минуты после того, как Кэт возвестила ему о прибытии их семейного поезда на конечную станцию. Только вот оптимизма ему эти соблазнительные видения не внушали. Неизбежно дойдет дело до секса, бездумного, без размышлений о последствиях; он снова окажется неспособным найти общий язык с партнершей, обидит ее и испортит зарождающуюся дружбу Джексона, пока что самое весомое из его взаимоотношений.